«Зарплата была в районе 150 долларов». Как сотрудник музея стал айтишником

Источник материала:

«Шел 2011 год, случилась девальвация белорусского рубля. Тогда очень многие почувствовали, что в экономической жизни в стране пахнет жареным, и подали заявления на курсы тестировищиков», — вспоминает Дмитрий Гуд. После учебы на истфаке БГУ он два года работал в музее народной архитектуры и быта, а затем ушел в никуда, чтобы в итоге стать айтишником. О том, сколько времени для этого понадобилось и как совмещать работу в IT с написанием романа, Гуд рассказал TUT.BY.

«Знакомый, который работал в школе, говорил, что зарабатывает в районе 200 долларов. А у меня тогда выходило намного меньше»

Дмитрий Гуд родом из Гомеля. Его отец работал программистом, но в школе Дмитрий не любил математику, поэтому даже не рассматривал вариант поступления на специальность, связанную с этой профессией.

— Больше интересовался гуманитарными предметами. Очень любил историю, участвовал в олимпиадах. Когда поступил на исторический факультет, хотел заниматься наукой. Но курсе на третьем потерял к этому интерес.

Дмитрий признается, что к пятому курсу у него были смутные представления о том, что делать после университета.

— Преподавание в школе казалось мне неблагодарным занятием. Решил поискать работу для распределения ближе к диплому, а на истфаке я специализировался на изучении народной культуры. Знакомый подсказал мне, что в Музее народной архитектуры и быта в это время как раз искали сотрудников. Сам музей находился за чертой Минска, в деревне Озерцо. Но Гуд работал в научно-фондовом отделе, чей офис находился в черте города.

− Научно-фондовый отдел — это царство всевозможных бумажек, актов и документов. Большая часть музейных предметов находится не на экспозиции, а в фондах. В твоей компетенции — музейные предметы, то есть вещи, которые потенциально могут попасть в экспозицию. Осуществлял учет этих вещей. Когда предмет поступает в музей, ты составляешь акт приема, делаешь описание предмета, фотографируешь его. Когда его выдают на экспозицию — еще один акт. В обязанности научных сотрудников входят и профилактические осмотры, которые проводятся вместе с реставраторами. Такие осмотры помогают обнаружить механические повреждения и плесень. После осмотров тоже нужно составлять акты.

По умолчанию любой сотрудник должен был заниматься и научной деятельностью. Можно выбрать тему по одной из своих коллекций. Я изучал традиционные предметы пчеловодства. В культурно-просветительском отделе не хватало людей, поэтому к музейным экскурсиям привлекали сотрудников других отделов. Однажды меня даже задействовали в детском празднике, где я должен был одеться в костюм медведя. Ради этого в выходной я приехал в Строчицы. В итоге оказалось, что медведь был и не нужен.

Среди позитива, который вспоминает Дмитрий о двух годах работы, он называет прекрасные пейзажи, которые видел на территории музея, расслабляющую обстановку, старые дома, свежий воздух, интересных людей.

— На протяжении двух лет распределения я работал вместе с белорусским музыкантом Андрусем Такидангом, который на полставки работал в реставрационном отделе и занимался реставрацией икон. Он тогда совмещал музей и телевидение.

Среди минусов — маленькую зарплату, которая демотивировала.

— Точно помню, что знакомый, который работал в школе, говорил, что зарабатывает в районе 200. А у меня тогда выходило намного меньше. В 2009 году зарплаты в музее были в районе 150 − 200 долларов. Если брать младших научных сотрудников, то у них ближе к 150. Но я рассматривал это место как временное. Даже шутил с сотрудниками: мол, я устроился после университета на работу, но это не означает, что я решил свои проблемы трудоустройства. После распределения в музее оставаться не собирался. Когда прошло два года отработки, написал заявление на увольнение.

«Очень многие почувствовали, что в экономической жизни в стране пахнет жареным, и подали заявления на курсы тестировщиков»

Уволившись из музея, Дмитрий не имел никакого четкого плана работы и запасных вариантов. Отец посоветовал ему попробовать специальность тестировщика программного обеспечения. Но если до школы такая специальность Гуда не прельщала, то теперь, по его словам, он понял, что это неплохой шанс изменить жизнь.

— К тому же шел 2011 год, когда случилась девальвация белорусского рубля. Реальные зарплаты в стране упали на 50%, а IT-зарплаты привязаны к курсу доллара. Тогда очень многие почувствовали, что в экономической жизни в стране пахнет жареным, и подали заявления на курсы. Поэтому на курсы тестировщиков ПО в EPAM в тот год был сумасшедший конкурс. Я подал заявление в августе 2011 года, а на собеседование меня пригласили только в апреле 2012 года.

Это время наш собеседник перебивался случайными заработками.

— Для людей, которые занимаются коллекционированием, переводил на русский язык обзоры масштабных моделей строительной техники. Приходилось онлайн искать по всяким техническим словарям, как переводится «стреловой расчал», «бетонораздаточная бадья». Но заработок был нестабильным.

Собеседование на курсы тестировщиков длилось около 50 минут.

— Задавали классические вопросы: откуда ты пришел, образование? Затем провели тест на профпригодность. Интересовались уровнем английского языка. Провели письменный тест и небольшую беседу.

Кстати, об английском. Еще во время учебы на истфаке Дмитрий решил получить второе высшее образование и поступил в Лингвистический университет. Но теперь отзывается об этом опыте со скепсисом.

— Не скажу, что за четыре года заочного отделения я совсем ничего не получил, но на курсах переподготовки те же знания можно получить всего за полтора года.

По словам Гуда, после курсов было три варианта развития событий: сразу брали на проект через собеседование технических менеджеров на джуниора (младшего тестировщика); брали в лабораторию, где проходило дополнительное обучение языкам программирования или же не предлагали продолжить сотрудничество. Во втором случае людей из лаборатории постепенно вызывали на собеседования, после которых могли взять на проекты.

Таким же путем пошел и Гуд, который проработал тестировщиком около двух лет.

− В целом работа мне скорее не нравилась. Она больше подходит для людей другого склада. Таких, которые были отличниками в школе, аккуратно вели конспекты, ровно отводили поля в тетрадках. Идеальный тестировщик ПО — это скрупулезный и педантичный человек, который может выполнять много однообразной работы. Есть тестовый сценарий и тестовый кейс − и тестировщик должен четко по нему идти. Мне было тяжело переносить однообразие. Кончилось все в итоге тем, что на своем последнем проекте я начал замечать признаки нервного срыва. Тогда я сказал менеджеру, что не могу так больше и хочу уволиться. Я понимал, что у меня нет альтернативного рабочего места, что лишусь зарплаты. Что деньги, которые у меня есть, рано или поздно закончатся. Но принял решение уйти, вместо того чтобы перегореть.

«С непривычки на запись демовидео длиною в несколько минут уходил целый день»

Но менеджеры не захотели отпускать нашего собеседника.

— Если человек представляет ценность для компании, то она стремится тебя оставить. В качестве альтернативы тестированию мне предложили должность технического писателя (специалист, который составляет техническую документацию (руководства по эксплуатации для пользователей, анонсы новых релизов и т.д.) на всевозможные программы и автоматизированные системы. — Прим. TUT.BY). Возможно, тут сработало именно мое заочное лингвистическое образование. Предложение меня заинтересовало.

На техрайтерской почве можно стать синьором (старшим специалистом), затем вырасти до тим лида (ведущего специалиста). При желании технический писатель может стать бизнес-аналитиком или менеджером, например. Но у меня неплохо получалось писать тексты, поэтому мне интереснее развиваться в техрайтерстве.

Довольно быстро Гуда взяли техническим писателем на один из внутренних проектов.

— В течение месяца-двух мне нужно было выйти на полные производственные мощности. Обязанности техрайтера тогда выполняла бизнес-аналитик. И ей нужно было разгрузить себя, чтобы сосредоточиться на своих обязанностях. Она читала те тексты, которые я писал, занималась их рецензированием.

Чем занимаются технические писатели?

− В мои обязанности входит написание и поддержка документации для пользователей, так называемые юзергайды (руководство пользователя). В том случае, если у какого-то приложения нет юзергайда, то он пишется с нуля. Если юзергайд уже написан, то он довольно быстро устаревает морально, потому что в приложении появляются новые функциональности, новые версии. Нужно вносить все правки. Когда выходит новое приложение, то нужно писать «релиз-ноут» (документация к текущей версии программного продукта). Бывает, что «релиз-ноутом» дело не обходится, тогда приходится писать статью. Моими основными собеседниками выступают бизнес-аналитики. Они пишут спецификацию (требования к продукту, в соответствии с которыми затем разрабатывается ПО. — Прим. TUT.BY) и лучше всех из всей команды осведомлены, какие изменения будут, допустим, в приложении.

Меня привлекают и к транскрибированию тренингов (представлению их в письменном виде с переводом их на английский язык) и к записи демонстрационного видео к «релиз-ноуту». Пришлось тренировать дикцию, перезаписывать несколько раз. Был недоволен результатом: язык заплетался, появилась хрипота в голосе или другие нежелательные эффекты. Нужно было синхронизироваться с видеокартинкой. С непривычки на запись демовидео длиною в несколько минут уходил целый день.

«Пытаешься красиво сформулировать свою мысль, но ничего не получается. Можно писать чуть ли не полдня один несчастный абзац»

Параллельно с работой техническим писателем Гуд писал и художественную литературу. Он создал роман «Поўдзень-3», посвященный жизни двух друзей-пьяниц в одном из спальных районов Минска. Почему же он писал не об IT, а о такой мрачной теме?

− В плане литературы меня интересуют темные стороны человеческого бытия. Даже писатель Альгерд Бахаревич, который принимал участие в издании этой книги, говорил, что от нее веет «достоевщиной».

Но зарабатывать литературой Гуд не собирается.

− Нет. Это безнадежно. Книги сейчас мало кто читает, особенно на белорусском языке. Зачем писал? Хотелось поделиться своими идеями, поддержать белорусский язык. Надеялся, что кого-то моя книга вдохновит, подтолкнет больше писать и говорить на родном языке. Где-то сыграло роль и честолюбие, где-то потребность в творчестве. Думаю, литература — это неплохое хобби.

Спрашиваю у Дмитрия, что сложнее: написать главу романа или инструкцию к приложению.

− И то, и другое по-своему сложно. Потому что при написании каждого из этих текстов возникают свои трудности. Художественный текст, казалось бы, писать легче, потому что там тебе предоставлена полная свобода. Тебе не нужно вписывать себя в какие-то рамки. Но, бывает, ты пытаешься сформулировать свою мысль, сделать это красиво, и ты понимаешь, что у тебя ничего не получается. Можно писать чуть ли не полдня один несчастный абзац.

Когда пишешь «гайды», то у тебя есть определенные метрики, рекомендации. Казалось бы, соблюдай их − и все будет в порядке. Но и тут возникают свои сложности. У той или иной функциональности сложная логика, а тебе нужно написать о сложном понятно. Задача эта нетривиальная. После того как ты закончил текст, тебе нужно поставить себя на место другого человека. Представить, будет ли ему понятно, не начнется ли у читателя фрустрация: «То ли это автор плохо написал, то ли это я ничего не понимаю?». То есть если писать художественный текст, то любую идею нужно подавать красиво. В техническом тексте важно, чтобы идея была подана кратко и понятно.

Но ведь тексты технического писателя − всегда анонимный труд (а вот автор художественной литературы все же выходит со своим творчеством в публичное пространство, пусть и небольшое). Нет ли из-за этого разочарования?

− Развитие литературы возможно тогда, когда это дело поставлено на коммерческие рельсы, когда есть успешные издательства, запрос на литературу в обществе. Но у нас заниматься такой деятельностью довольно затруднительно. Когда я издавал свою книгу в независимом издательстве «Голиафы», внес половину суммы, остальную часть — издательство. Некоторые авторы платили сами полностью.

Не жалеет ли Дмитрий, что его жизнь больше не связана с историей?

− Все зависит от уровня притязаний человека. Если человек фанат своего дела, фанат традиционной культуры, то, конечно, IT − не его сфера. У меня было не так. И потом, нельзя сказать, что я полностью оторвался от всех своих интересов. Скорее, они перешли в хобби. Занимался вокалом − традиционными белорусскими песнями. В последнее время затянуло в исторические танцы XIX — начала XX века. Езжу на балы, которые проводятся в Беларуси, Украине, Польше, России. Скучаю ли я по своей работе в музее? Скучаю по пейзажам, которые были на его территории в деревне Озерцо. Было бы здорово, если было бы можно выйти из офиса и прогуляться по этим местам.

Теги: Гомель, Минск