«Квартира с панорамным обзором от МИДа до башен Кремля». Как глава БССР попал в Москву и где жил

Источник материала:

26 апреля этого года исполнилось 90 лет Николаю Слюнькову, экс-руководителю БССР (1983−1987). В белорусскую историю он вошел как крепкий хозяйственник, при котором экономика республики вышла из кризиса, и как руководитель, при котором власть утаивала последствия аварии на Чернобыльской АЭС. Вашему вниманию — фрагмент биографии Слюнькова. Вы узнаете, как он перебрался в Москву, почему сделал ставку на Горбачева и кого хотел оставить после себя в качестве лидера республики.

«Зачем ты связался с комбайнером?»

На календаре начало 1987-го. С трагедии на Чернобыле прошло меньше года. Слюньков отправился из Минска в Москву по привычному адресу — на Старую площадь. Теперь там работает Администрация президента России, тогда — ЦК КПСС.

Приближался очередной пленум компартии, и Слюньков планировал обсудить его подготовку и собственное выступление с одним из сотрудников ЦК. Во время разговора раздался звонок из приемной Горбачева. Из кабинета генсека руководитель БССР вернулся возбужденным: ему предложили перебраться на повышение в Москву. Речь шла о должности секретаря ЦК КПСС.

В тот же день Слюньков пришел в Постоянное представительство БССР в Москве. Очевидцы рассказывали журналисту газеты «Правда» Александру Симурову, что глава республики находился в сильном нервном возбуждении, попросил закурить, а потом даже взял всю пачку, хотя много лет не брал в руки сигарет. Видимо, предложение о новом назначении действительно было неожиданным.

Почему выбор генсека остановился именно на Слюнькове? Возможно, дело в его поведении после Чернобыля? Но здесь не следует путать причины и косвенные факторы. Действительно, «директор ЦК» (именно так называли Слюнькова в Беларуси: ранее он возглавлял минский Тракторный завод и зачастую вел себя не как политик, а как директор) продемонстрировал, что готов выполнять любые поручения центра, а это всегда высоко оценивалось в Кремле. Если бы Слюньков действовал самостоятельно и даже более наступательно, защищая после Чернобыля белорусские интересы, переход на Старую площадь был бы маловероятен.

Но поведение Слюнькова после Чернобыля было скорее дополнительным тестом на лояльность. Николая Никитовича переводили в Москву на должность, связанную не с идеологией, а с экономикой.

В 1986-м на очередном съезде КПСС «директор ЦК» с гордостью сообщил об успехах республики, достигнутых под его руководством. За предыдущую пятилетку национальный доход БССР увеличился на 32,5% (при задании в 23,3%), производство общественного труда — на 30%, среднегодовой объем валовой продукции сельского хозяйства — на 8,3%. Василий Шарапов, в прошлом первый секретарь минского горкома (в середине 1970-х Слюньков сменил его на этой должности), прямо утверждал в мемуарах: Николая Никитовича перевели в Москву после того, как выпуск промышленной продукции в Беларуси вырос на 27%.

«За гроши удалось построить солидный город». Столетний мэр о том, почему Минск стал именно таким

Союзное руководство начинало подготовку экономической реформы. Логично, что руководителю, который успешно осуществил экономические преобразования в регионе, могли дать шанс на всесоюзном уровне (тем более что большими экономическими познаниями советские чиновники не обладали).

К тому же Слюньков не стеснялся участвовать в дискуссиях с московскими политическими «тяжеловесами». Осенью 1986 года (еще во время работы в Минске) его пригласили на Политбюро — обсуждать бюджет на 1987-й, а также план экономического и политического развития СССР. Кроме лидера Украины Владимира Щербицкого и Слюнькова по этому вопросу дискутировали исключительно москвичи.

Не стоит забывать, что Слюньков сделал ставку на Горбачева в 1984-м, еще до его прихода к власти, когда позиции Михаила Сергеевича еще были неустойчивы. Если при Андропове тот воспринимался как «наследный принц», то при Черненко был вынужден отстаивать свой статус (человек № 2 в общесоюзном иерархии) в борьбе с консерваторами.

Сотрудник ЦК КПСС Наиль Биккенин называет в своих мемуарах фамилии нескольких политиков, которые уже в 1984-м ориентировались на Горбачева. Совпадение или нет, но у всех после избрания нового генсека карьеры пошли вверх. К примеру, Егор Лигачев фактически стал человеком № 2 в СССР, Николай Рыжков занял должность премьера, Бориса Ельцина перевели из Свердловска в столицу СССР и вскоре «отдали ему на кормление» Москву. Поэтому Слюньков не был исключением.

Тем не менее Николай Никитович серьезно рисковал. Один из соратников Черненко даже спросил у того же Биккенина, который помогал готовить доклад будущему генсеку: «Зачем ты связался с комбайнером?» Ему намекали на факт из биографии Горбачева: тот еще школьником работал на комбайне вместе с отцом и даже был отмечен орденом Трудового Красного Знамени. Если бы руководителем СССР был избран кто-то другой, Слюньков мог расстаться со своей должностью.

Впрочем, особого выбора у него не было. И не только потому, что все упомянутые политики были выдвиженцами Андропова, которому Слюньков был обязан своим возвышением. В политике случаются и не такие кульбиты (то есть перекинуться в другой лагерь было не так уж и трудно). Просто Черненко, союзному премьеру Николаю Тихонову и руководителю Москвы Виктору Гришину были не нужны никакие преобразования. А значит, не было нужды и в человеке, который мог осуществить их в экономике — в Слюнькове. Так или иначе, он рискнул — и остался в выигрыше.

Как жили члены Политбюро?

28 января 1987 года Слюньков занял пост секретаря ЦК КПСС и стал курировать машиностроение, а также строительство, торговлю и бытовое обслуживание. Интересно, что перед отъездом из Минска Николай Никитович так и не захотел проститься со своей командой, помощниками и сотрудниками ЦК КПБ. Но при этом, как пишет Александр Симуров, захватил с собой в Москву переплетенные и пронумерованные речи, интервью, доклады, «созданные» им во время работы в Беларуси. Возможно, надеялся, что они пригодятся для будущего собрания сочинений. А может, просто считал своими. Эти документы теперь хранятся в Национальном архиве Беларуси и доступны исследователям. Увы, найти в них что-то интересное весьма проблематично.

В Москве нового секретаря ЦК ждали личный охранник, ЗИЛ с водителем, квартира и подмосковная дача. Его сразу прикрепили к Четвертому главному управлению Минздрава с его поликлиникой, а также к кремлевской столовой. Когда секретарем ЦК за девять лет до этого стал Горбачев, ему с Раисой Максимовной предоставили на двоих шестикомнатную квартиру. Какая же квартира досталась Слюнькову?

Экс-лидер БССР получил квартиру в доме на Плотниковом переулке, 13, который за два года до этого был построен специально для высших партийных чиновников в центре Москвы, рядом с Арбатом. Соседями Николая Никитовича стали секретари ЦК Вадим Медведев, Лев Зайков и Александра Бирюкова, министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе. В том же доме жил и управляющий делами ЦК КПСС Николай Кручина, который в 1991 году, после путча, выбросился из окна собственной квартиры.

Информация об их месте жительства не была секретом. Анатолий Черняев, помощник Горбачева, писал в дневнике, что на одном из заседаний Политбюро всерьез обсуждали создание «подвижной службы охраны элитных зданий». На Арбате висели листовки с фото этого здания и указанием квартир, где живут члены Политбюро.

Если верить московским телефонным справочникам, выложенным в открытом доступе, в этом же доме жили один из лидеров ГКЧП Олег Шенин и Олег Сосковец, первый вице-премьер во времена Ельцина.

Среди нынешних жильцов этого дома Слюнькова нет: в середине 1990-х, уже после своей отставки, он вернулся в Минск. Но периодически квартиры из этого дома выставляются на продажу.

Например, в ноябре 2018 года на продажу была выставлена пятикомнатная квартира Льва Зайкова, расположенная на седьмом этаже. Общая площадь составляла 196 м², жилая — 114 м². Как пишет теперешний владелец (Зайков скончался в 2002-м), это «трехсторонняя квартира с большой открытой лоджией и панорамным обзором от МИДа РФ до башен Кремля».

Квартира Зайкова разделена на три зоны: входную, гостевую и спальную. Как пишет теперешний владелец, в ней имеется «большая гардеробная при входе, просторный холл. Гостевая спальня (детская?) с собственным санузлом и гардеробной. Гостиная зона (33 кв. м) состоит из кухни, барной стойки и столовой с выходом на лоджию. Далее располагается кабинет (можно использовать как спальню, с потрясающими редкими видами на МИД). В спальную зону входят две очень солнечные спальни (…); большой холл (…), вместительная гардеробная; огромная ванная комната с собственным окном; изолированный с/у».

Изначально за нее просили 185 млн российских рублей, теперь — 150 млн российских рублей (2 млн 305 тысяч долларов). В эту сумму входили кирпичный гараж во дворе, закрепленное машино-место и большая кладовая в цокольном этаже дома.

Разумеется, нельзя однозначно утверждать, что в распоряжении Слюнькова была аналогичная квартира. Свою роль могло сыграть и количество людей в семье. Но учитывая одинаковый социальный статус Слюнькова и Зайкова, скорее всего, речь шла о чем-то похожем.

«Генсек оказался бессилен перед напором великого трезвенника«

Правда, прежде чем Слюньков устроился на новом месте, ему нужно было определиться с преемником.

Обычно к мнению нового московского начальника прислушивались. Например, Яков Рябов, первый секретарь Свердловского обкома, добился при переводе в Москву, чтобы на свободное место назначили его протеже, тогда мало известного Бориса Ельцина.

Согласие ЦК на аналогичное назначение свидетельствовало бы о поддержке и доверие к Слюнькову. Поэтому он, безусловно, надеялся оставить на посту первого секретаря ЦК КПБ «своего» человека, который в будущем мог стать одним из представителей уже его московской команды. Иначе говоря, если бы Николай Никитович получил повышение, его белорусский преемник мог бы сменить патрона на посту секретаря ЦК КПСС.

Кто-то же должен был быть преемником «директора ЦК»? Мемуаристы называют две фамилии. Первая — Анатолий Малофеев, тогдашний первый секретарь Минского обкома партии (позже уже в независимой Беларуси он станет первым спикером Палаты представителей). Как утверждал опытный Николай Игрунов (вскоре он стал вторым секретарем ЦК КПБ), именно его предложил Николай Никитович: «Знаю, что на Малофееве сошлись и те руководители, с кем советовался Слюньков». Казалось бы, Игрунов работал в ЦК КПСС, а значит, мог иметь информацию если не из первых, то из вторых уст (минские чиновники скорее слышали такие истории в изложении через третьи-четвертые руки). О Малофееве как о преемнике Слюнькова пишет в мемуарах и Валентин Блакит.

Вторая кандидатура — премьер-министр БССР Михаил Ковалев. По мнению его помощника Валентина Михайлова (воспоминания были опубликованы в газете «Народная Воля»), именно его шеф должен был сменить Слюнькова в «кресле № 1». Мол, Николай Никитович тогда лично приехал в Дом правительства и «часа три пытался уговорить Ковалева, а когда тот все же наотрез отказался, ушел из кабинета главы правительства, сильно хлопнув дверью, даже ни с кем не попрощался, кто тогда был в приемной». Этой же версии придерживается и Василий Шарапов, упоминавшийся выше.

А вот экс-министр иностранных дел Беларуси Петр Кравченко (тогда секретарь минского горкома) сомневался в перспективах Ковалева. В разговоре со мной он характеризовал бывшего премьера как «выдатнага гаспадарніка і ўнікальнага чалавека».

— Але я не думаю, што ён разглядаўся сур’ёзна як кіраўнік кампартыі Беларусі, — говорил Кравченко. — У партыйным апараце заўжды існаваў неглалосны падзел на гаспадарнікаў і палітыкаў. Міхаіл Васільевіч ніколі не адносіўся да пераліку тых людзей, якія маглі займацца палітычнымі пытаннямі.

— Але Слюнькоў — класічны гаспадарнік, — не согласился я.

— Але ён быў першым сакратаром мінскага гаркама партыі, — парировал мне Кравченко. А гэта стратэгічна важная пасада. Кавалёў жа ніколі на партыйнай працы не быў.

Сведения мемуаристов противоречивы, но вполне сопоставимы. Скорее всего, у Слюнькова действительно могла появиться кандидатура Ковалева. После того как премьер отказался (а одновременно стало понятно, что его кандидатура непроходимая), ставка была сделана уже на Малофеева.

Но БССР возглавил другой человек. После того, как Слюнькову предложили переехать в Москву, он собрал в советской столице членов бюро республиканского ЦК (пять или шесть человек), с которыми обсуждал, кого рекомендовать на должность первого секретаря. Георгий Таразевич (тогда председатель Президиума Верховного Совета БССР), присутствовавший на той встрече, вспоминал в интервью газете «Народная Воля», что «обсуждали несколько кандидатур», в том числе Ефрема Соколова, тогдашнего первого секретаря Брестского обкома партии. Но категорически против высказался Юрий Хусаинов, тогда первый заместитель председателя Совмина республики.

Какое решение приняли в Москве, осталось неизвестным. «Но после возвращения в Минск, — вспоминал Таразевич, — в первый же день работы Слюньков пригласил к себе меня и Ковалева, тогдашнего председателя Совмина. «Мы решили одно, — сказал он нам, — а будет по-другому. Первым будет выбран Соколов». Что и как, Слюньков нам тогда не рассказывал, но я думаю, что в дело вмешался старый друг Соколова — член Политбюро ЦК КПСС Лигачев».

Писатель Валентин Блакит, который работал в ЦК КПБ на Карла Маркса, 38, отмечал в мемуарах, что «даже сам Слюньков, хорошо зная диапазон и возможности Соколова, не мог убедить Лигачева: не та кандидатура, ходил к Горбачеву, но и генсек оказался бессилен перед напором великого трезвенника (Лигачева. — Прим. TUT.BY)». Впрочем, в партийном аппарате ходили слухи, что на Горбачева произвели хорошее впечатление высокие показатели по сельскохозяйственному производству, которых достигла Брестская область под руководством Соколова.

***

Михаил Ковалев оставался премьером еще три года и добровольно ушел в отставку в апреле 1990-го, рекомендовав на свою должность Вячеслава Кебича. Малофеев выждал три года правления Соколова и в ноябре того же 1990-го, когда тот ушел на пенсию, наконец возглавил республику. К тому времени Слюньков тяжело заболел и уже находился на пенсии.

До запрета компартии оставалось менее года.

Теги: Минск