Белорусизация России. Почему Минску нельзя расслабляться в новом сроке Путина

Источник материала:

Авторитарные власти вольно или невольно учатся друг у друга. Закончившаяся вчера кампания перевыборов президента Путина показала, насколько удивительно похожей на белорусскую становится российская внутренняя политика. Но как в анекдоте про слепого носорога, при весе и темпераменте нашей соседки, это может стать не только ее проблемой.

Обмен опытом по-братски

За последние годы российская власть взяла на вооружение многие до боли знакомые нам методы контроля за политикой. Это и профилактическая жесткость в подавлении неразрешенных уличных протестов. Для их самых активных участников — уголовные дела за беспорядки и показательные тюремные сроки за драки с полицией. Массовые и стандартные административные протоколы после крупных акций протеста и превентивные аресты лидеров оппозиции перед ними. Блокировка самых оппозиционных сайтов, ужесточение контроля над остальными СМИ.

В обеих странах на выборах уже стоит вопрос не борьбы за власть, а борьбы за явку и картинку легитимности. Студентов в России «просят» голосовать, пугая выселением из общежитий. На арену, как и у нас в 2010-м, выпускают под 10 кандидатов. По задумке балаган на теледебатах (которого, ради справедливости, в Беларуси тогда так и не получилось) должен намекнуть избирателю, что стабильность лучше хаоса.

В бюллетенях обязательно должны быть демократы, чтобы выборы были похожи на настоящие. Ради свежести кампании регистрируют кандидатом молодую женщину-оппозиционера. У них сегодня — Собчак, у нас в 2015-м — Короткевич. Без наездов освещают ее по ТВ, сталкивая лбами с «деструктивной оппозицией». И вот уже Собчак объявляет, что после выборов возглавит «Партию перемен». Правильно говорить «мирных перемен», подсказала бы ей Короткевич.

Как и у нас в былые годы, российская оппозиция разделилась по линии бойкот/участие в выборах. Одни говорят о том, что надо использовать шанс пообщаться с людьми, другие — что нельзя своим присутствием легитимизировать фарс. Фокус приложения энергии перемещается с борьбы с властью на ссоры между собой.

Все это не отменяет и серьезных различий между двумя авторитарными режимами. Россию, большую и сильную, Запад никогда не наказывал санкциями за политзаключенных. Следовательно, они не никогда становились переговорным козырем, пресса не уделяла им того внимания, что в Беларуси. В итоге почти все они тихо и незаметно досиживают свои сроки. Мало кто знает, но сегодня и последние много лет у российских правозащитников в списке политзаключенных — стабильно десятки человек.

При этом в России чуть больше пространства для не лояльных власти СМИ — есть телеканал «Дождь», который можно смотреть без спутника, и радио «Эхо Москвы» в свободном доступе на FM-частоте. На выборах сохраняется подобие прозрачного подсчета голосов, оппозиция изредка может брать под контроль муниципалитеты в Москве и даже крупные города вроде Екатеринбурга, где у власти оппозиционер Ройзман.

Одно из важнейших отличий — в Беларуси у власти есть монополия на насилие в политике, и с начала нулевых — относительно четкие его рамки. В России эта монополия размыта, «наказывать» политических оппонентов порой берутся разные энтузиасты без прямой отмашки из Кремля. В итоге риски для оппозиции колеблются не как у нас — между штрафами, дубинками, сутками и, в крайнем случае, годами тюрьмы. В России диапазон на порядок шире и доходит до поджогов машин, налетов казачьих отрядов, ожогов глаз зеленкой и пуль в спину на мосту около Кремля.

Посткрымская патриотическая эйфория и усилия госСМИ дали Путину реальные рейтинги в 60−80%, которые фиксируют даже независимые социологи. В Беларуси, пока они могли публиковать свои данные, рейтинг президента колебался в традиционном коридоре 30−45%.

В результате превращение российского режима в персоналистский сопровождается невиданным для Беларуси культом личности президента. Дети в военной форме поют песни про Путина, школьники соревнуются в конкурсах рисунков Путина. Полицию выставляют охранять от хулиганов билборды Путина. Звезды эстрады собираются в Putin Team и снимают клип про «Путеводную звезду». Когда вы последний раз видели билборд с Лукашенко или детский хор, поющий ему оду любви?

Тем не менее российская власть оттачивает схожие с Беларусью авторитарные практики не просто так. Последние годы наша восточная соседка в собственном стиле и ритме проходит те же стадии консолидации вертикали вокруг бессменного лидера, «окукливания» и закупоривания режима и маргинализации оппозиции, которые Беларусь прошла 15−20 лет назад.

Интересно, что на этом фоне появляются первые признаки того, что наша власть переходит к следующему шагу в логике авторитарной эволюции.

Разностороннее движение

За последние годы уже привычным стало то, что Беларусь и Россия движутся по противоположным векторам в отношениях с Западом. Мы открываемся, соседи — окапываются. С нас снимают санкции, на них чуть ли не ежемесячно накладывают новые. У нас — безвиз и попытки завлечь инвесторов в IT-страну, у соседей — высылки западных дипломатов и новые ракеты как главная тема президентского послания.

А теперь рискну сделать смелый прогноз — в следующие годы мы увидим все больше признаков того, что разностороннее движение началось и во внутренней политике двух стран. Речь, конечно, не о демократизации — мы еще долго будем жить при авторитаризме с разной степенью закрученности гаек (хотя на анекдотичном уровне, в отличие от России, у нас в парламенте сегодня есть хоть пара оппозиционеров и «Смерть Сталина» в кино можно глянуть).

Обратить внимание стоит на то, что на прошлой неделе Лукашенко анонсировал изменения Конституции и впервые относительно подробно объяснил, что имеет в виду расширение роли партий. По сути, это переход к смешанной или пропорциональной системе выборов, появлению в парламенте конкурирующих фракций.

Такие перемены нужны, чтобы снизить степень вертикальности системы, добавить в нее щепотку конкуренции. Судя по числу оговорок об аккуратности и несрочности будущих изменений, Лукашенко не горит желанием превращать парламент в место партийных баталий. Но зачем тогда что-то вообще менять?

Президент дал ответ сам: «А вдруг жизнь перед нами поставит вопрос, может быть, не ребром, но сложится ситуация, что надо быстро, в течение года, выдать на-гора новую конституцию, положить народу на стол — голосуйте». Что же может поставить перед властью вопрос о быстрой смене конституции?

У меня нет другой версии, кроме того, что Александр Лукашенко начинает проговаривать вслух мысли о Беларуси после себя. И чтобы не допустить хаоса в элитах, когда возраст президента поставит вопрос ребром, нужно начинать тестировать возможную конфигурацию будущей системы уже в ближайшие годы. Конфигурация эта должна быть такой, чтобы уход первого лица не обрушил всю вертикаль. Отсюда и расширение места для партий в системе.

Мы наблюдаем начало подготовки к тому, что политологи называют транзитом. Или по крайней мере, разговор об этом. Учитывая инертность и консерватизм белорусского президента, процесс может растянуться на так долго, что пока рано гадать о его сценариях и сроках.

Но вернемся к нашей соседке, там все еще на предыдущей стадии. Если не будет возрастных эксцессов, следующие шесть лет в Кремле будут думать о вопросе, который в Беларуси решили много лет назад — как элегантнее оставить президента править страной после истечения его последнего конституционного срока.

Российская власть скорее всего пойдет по проверенному пути — изменит конституцию. Можно снять ограничение по срокам, как в Беларуси, Казахстане или Китае. Или перенести центр силы в правительство, оставив пост президента номинальным, а для Путина зарезервировать пост премьер-министра.

Среди сценариев, которые проговаривают российские политологи — создание под уходящего президента нового высшего органа власти в России (какого-нибудь «Государственного совета») или наднационального органа на базе Союзного государства с Беларусью.

Да, сейчас последний вариант выглядит намного менее вероятным, чем все остальные, и возможно даже чуть фантастичным. Чтобы условный лидер Союзного государства стал весомой фигурой, Беларусь и Россию нужно по факту слить в одну страну. Добровольно Минск на это не пойдет, а принуждать к таким вещам силой лишь потому, что лень переписать собственную конституцию — это слишком даже для непредсказуемой в последние годы России.

Но небольшой камешек сомнения на эти весы кладет тот факт, что последние годы российская власть строит свою легитимность внутри страны на череде внешних завоеваний и атмосфере осады врагами-русофобами. Большинство россиян привыкло к фронтовой риторике из телевизора, а Кремль — к 85% поддержки, которую этот телевизор гарантирует. Слезть с этой мобилизационной иглы очень сложно и власти, и народу.

Но у всех сюжетов есть срок годности. На смену Крыму пришел Донбасс, на смену Донбассу — Сирия. Понимая, что зрители устают от старых побед, Кремль будет искать поводы для новых. А заодно — думать о вариантах оставить Путина у руля после 2024 года.

Чтобы в Москве не проскочила шальная мысль убить двух зайцев одним интеграционным рывком с Беларусью, Минску в эти шесть лет лучше бы избегать двух вещей: затяжных конфликтов с Кремлем и возникновения там мысли, что белорусский суверенитет — формальность, за которую никто не будет бороться, а значит ее можно не брать в расчет.

Мнение автора может не совпадать с точкой зрения редакции TUT.BY.

Теги: Минск