В землепользовании Чернобыль сравним с распадом СССР

Источник материала: ukrrudprom.ua

Последствия Чернобыля сопоставимы с коллапсом СССР в том, что касается землепользования.

Последствия Чернобыльской катастрофы сопоставимы с коллапсом Советского Союза в том, что касается землепользования: речь идет о сокращении сельхозтерриторий. Подробнее об исследовании, посвященном землепользованию в странах бывшего СССР, рассказывает один из авторов работы — Александр Прищепов, научный сотрудник Лейбниц-института аграрного развития в Центральной и Восточной Европе (ИАМО).

В своей работе по изучению влияния институциональных перемен на изменение землепользования европейские и американские ученые использовали возможности естественного эксперимента на примере распада СССР. Для исследования был выбран участок, представляющий собой круг с радиусом в 80 километров в зоне трансграничного региона Белоруссии и Украины, который внутри включал тридцатикилометровую зону отчуждения вокруг Чернобыльской АЭС. Для детектирования изменения землепользования к работе были подключены данные со спутников Landsat. В исследовании были рассмотрены два события, которые повлияли на вывод сельскохозяйственных земель из оборота, а именно последствие Чернобыльской катастрофы в период после катастрофы (1986—1992) и последствие распада СССР и перехода постсоветских Белоруссии и Украины к рыночным экономикам (1992—1999—2006 гг.).
 

Сразу после Чернобыльской аварии в 1986 году население было практически полностью принудительно эвакуировано из районов с высоким уровнем загрязнения цезием-137 (уровень загрязнения>555 кБк/м2). Исследование показало, что с 1986-го по 1992 год около 67% сельскохозяйственных земель было выведено из землепользования после аварии на АЭС в зоне с высоким уровнем загрязнения цезием-137 (зона примерно эквивалентна окружности с радиусом 30 км вокруг Чернобыльской АЭС) с равными долями заброшенных сельхозземель для Белоруссии и Украины.

Доля заброшенных сельскохозяйственных земель была намного ниже в менее загрязненной цезием-137 зоне (уровень загрязнения>185 and <555 кБк/м2), предназначенной для возможного переселения, опять же с почти равными долями заброшенных земель для Белоруссии (24,9%) и Украины (23%). В результате перехода от командной экономики к рыночной после распада СССР за практически такой же период (1992—1999), что и после Чернобыльской катастрофы (1986—1992), в целом процент заброшенных земель стал выше (36%), чем после Чернобыльской катастрофы и до распада СССР (32%).

“Мы не были удивлены, что большая часть сельскохозяйственных земель, которая пострадала от радиоактивного загрязнения с белорусской и украинской сторон, выведена из сельхозоборота, то есть земли заброшены, но мы были несколько удивлены, обнаружив, что доли заброшененных земель после распада СССР были даже выше, особенно в случае с Украиной, по сравнению с эффектом Чернобыльской катастрофы, — сказал “Газете.Ru” один из авторов работы, опубликованной в Environmental Research Letters, — Александр Прищепов из Лейбниц-института аграрного развития в Центральной и Восточной Европе. — В советский период шло постепенное сокращение сельскохозяйственных земель, однако распад СССР и переход от командной к рыночным экономикам спровоцировал нелинейное сокращение сельскохозяйственных земель, с гораздо большими долями, чем до распада”.

В данной работе трансграничные сравнения процесса запустения сельскохозяйственных земель в случае Белоруссии и Украины также позволяют сравнить эффект разных моделей перехода от командной к рыночным экономикам. Обе постсоветские республики имели одинаковые стартовые точки до распада СССР, но разные подходы перехода к рыночным экономикам. В исследуемом регионе за пределами 30-километровой чернобыльской зоны отчуждения доля заброшенных земель после распада СССР в период с 1992-го по 1999-й была почти в два раза больше на Украине (62,5%), чем в Белоруссии (37,7%). Различие между долями заброшенных земель в двух странах в последующий период — с 1999-го по 2006 год — только увеличилось. Запустение земель продолжилось на украинской территории, в то время как на территории Белоруссии доля заброшенных земель несколько сократилась; часть сельскохозяйственных земель была возвращена в оборот. “Различие в долях заброшенных земель между Белоруссией и Украиной отражает различие в политике землепользования после распада СССР, — комментирует Прищепов. — В данном уникальном естественном эксперименте мы можем видеть, что социально-экономические потрясения в случае распада СССР могут оказать существенные изменения в землепользовании, спровоцировать нелинейные процессы, сопоставимые с экологической катастрофой, и оказать значительное влияние на окружающую среду”.

Выбор моделей трансформации институтов, то, насколько институты сильны, и продолжительность институциональных изменений могут по-разному влиять на изменения в землепользовании и окружающую среду. На примере двух соседних стран, Белоруссии и Украины, это прекрасно видно, говорят авторы работы. Обе страны были в одном союзе, с одинаковыми требованиями в области землепользования и финансовыми вливаниями. Украина после распада СССР представляет собой случай страны с переходной экономикой, полностью изменившей институт землепользования. Однако это также случай страны со слабой политикой в области землепользования, с до сих пор не сформировавшимся институтом частной земельной собственности, страны со значительным сокращением государственной поддержки сельского хозяйства и развития сельских районов, и потерей гарантированных рынков сбыта сельхозпродукции. Фактически все неприбыльные активы были выведены; многие нерентабельные сельхозпредприятия прекратили свое существование.

Белоруссия представляет собой противоположный случай: политика в области землепользования существенно не изменилась после распада СССР, правительство по-прежнему играет важную роль в поддержке аграрного сектора, гарантированных рынков сбыта сельхозпродукции и развития сельских районов.

Институты земельной собственности также не изменилась; деятельность большей части убыточных колхозов и совхозов так или иначе поддерживается государством. “Очевидно, что Белоруссия выбрала менее радикальный подход перехода на рыночные условия с неизмененными и сильными институтами в отношении землепользования, чем на Украине. Однако такую экономику вряд ли можно назвать абсолютно рыночной”, — отмечает Прищепов.

Распад СССР и переход от командной к рыночной экономике привел к масштабному изменению землепользования на 1/6 части земного покрова. В настоящее время более 45 миллионов сельскохозяйственных угодий оказались заброшенными только в европейской части России, соседней с Белоруссией и Украиной, где переход к рыночной экономике был несколько схож с Украиной. Заброшенные сельскохозяйственные земли оказывают двойственное влияние на состояние окружающей среды.

Бесконтрольное запустение сельхозземель способствует распространению пожаров (пример пожаров 2010 года), патогенов, распространению сорных трав на обрабатываемые поля, негативно влияет на социоэкономическое состояние сельхозтерриторий, в целом нарушает эстетику сельхозтерриторий, агроландшафтов.

В то же время заброшенные сельскохозяйственные земли могут способствовать естественному восстановлению лесов, дефрагментации отдельных лесных территорий, а соответственно, положительно влиять на биоразнообразие для таких харизматических животных, как лось, медведь. Заброшенные земли способствуют аккумулированию углерода в почве. Также они могут использоваться для производства биотоплива. С учетом роста населения мира и необходимости в увеличении производства продовольствия многие заброшенные земли можно вернуть в сельхозоборот.

“В целом наше исследование на примере трангсраничного региона Белоруссии и Украины показало, как институциональные изменения и их различия влияют на перемены в землепользовании. Такие серьезные последствия изменений землепользования и окружающей среды из-за институциональных изменений не редкость в мире и должны учитываться правительствами до реализации политики институциональных изменений”, — говорит Прищепов.

Ученый отметил, что в данной работе представлена лишь небольшая территория — специально для того, чтобы подчеркнуть, что обе страны (Белоруссии и Украина) находятся в одинаковых агроклиматических условиях и имели одну отправную социоэкономическую точку до распада СССР. “Нам было важно показать, что социоэкономические потрясения или существенные социоэкономические изменения и трансформации могут оказать серьезный эффект на окружающую среду, подчас сравнимый с эффектом природных и техногенных явлений, — сказал Прищепов. — К сожалению, в научной среде такие эффекты мало рассмотрены, в том числе в силу того, что сложно провести такой естественный эксперимент. Мы очень были рады, что несколько лет назад Элеонора Остром получила Нобелевскую премию как раз за работу, посвященную исследованию роли институтов или их отсутствия в том числе на изменение землепользования. К сожалению, распад СССР дал нам такую возможность протестировать многие гипотезы эффекта изменения влияния институтов на окружающую среду”.

Отвечая на вопрос, что можно сказать о землепользовании в прибалтийских странах, которые являются членами ЕС, Прищепов ответил:

“В своей диссертационной работе я как раз рассматривал несколько стран в одной агроклиматической стратификации с одинаковой отправной точкой и разными моделями перехода от плановой к рыночным экономикам (Белоруссия, Литва, Латвия, средняя полоса России и часть Польши). Полученные результаты позволяют сделать вывод, что в тех странах, где институты землепользования не поменялись и переходный период был очень короткий, заброшенных земель было гораздо меньше (Белоруссия и Польша: два разных подхода трансформаций экономик, но сильные институты и короткий переходный период) по сравнению с Литвой, Латвией и Россией (институты землепользования поменялись во всех трех странах, до 2004 года земельный рынок не был сформирован, государства устранились от серьезной поддержки сельского хозяйства.

После вступления прибалтийских стран в ЕС поддержка сельского хозяйства резко изменилась, пошли субсидии — особенно в Литве стало меньше заброшенных земель. В России переходный период до сих пор не закончен, земельный рынок плохо функционирует, поддержка села минимальна.

Во многих регионах Европейской России процент заброшенных земель до сих пор увеличивается. Результаты других ученых на примере трансграничного региона Карпат, который пролегает через несколько постсоциалистических стран Восточной Европы, включая постсоветскую Западную Украину (опять же одинаковые агроклиматические условия), на примере посткоммунистической Албании лишь позволяют подтвердить вышеизложенные выводы.

Может, выводы в какой-то мере тривиальны, но такие гипотезы было необходимо проверить, что мы и сделали.

В настоящее время мы работаем над несколькими темами. В одной из тем мы пытаемся выделить, что именно детерминирует запустение сельскохозяйственных земель в России. Мы более детально смотрим, какие именно институциональные характеристики обуславливают запустение земель, каков вклад несовершенства институтов, какую роль играет человеческий фактор и агроклиматические характеристики и как эти факторы взаимосвязаны между собой. Нам также интересно понять, какие сельхозземли можно вернуть в землепользование при разных сценариях и политиках, а какие малопродуктивные заброшенные земли лучше оставить для восстановления естественной природы. Помимо личного интереса почему мы так пристально смотрим в сторону бывших республик Советского Союза и России?

Россия играет очень важную роль в глобальном производстве сельскохозяйственной продукции. Население мира постоянно увеличивается, потребность в доступной сельскохозяйственной продукции возрастает.

45 миллионов гектаров заброшенных сельхозземель только в Европейской России кажутся непозволительной роскошью, когда идет расширение сельхозземель в мире за счет нетронутых участков природы (например, в Бразилии — леса Амазонии). И Россия в этом процессе играет не последнюю роль (Россия в настоящий момент является одним из основных импортеров бразильской говядины). Также многие процессы трансформации земного покрова на территории Северной Евразии оказывают влияние на многие региональные и глобальные процессы (гидрология, климат, секвестрация углерода на заброшенных землях, эмиссии углерода и углекислого газа за счет пожаров и т. д.).

В странах ЕС процесс выведения сельскохозяйственных земель из оборота начался после Второй мировой войны (например, во Франции, Испании, Италии, в скандинавских странах). Однако это был и есть постепенный процесс, не столь драматичный, как на примере постсоциалистических стран. В настоящий момент львиная доля сельскохозяйственных субсидий в ЕС идет на поддержание в том числе и экстенсивного сельскохозяйственного производства на природно и социально маргинальных территориях (например, молочное животноводство в горных районах Альп и Карпат). Многие страны ЕС стали обращать более серьезное внимание на недопущение вывода из оборота важных сельхозземель из соображений продовольственной безопасности и ожидаемой флуктуации цен на сельхозпродукцию в будущем”.