О фольклоре и традициях

Источник материала:

Мила Кикина – удивительный и разносторонний во всех смыслах человек, но в первую очередь она – исполнитель русских народных песен, который не боится экспериментировать и переосмысливать.

Она уверена, что пение – это самое естественное состояние человека. Ее семья из поколения в поколение занимается пением и преподаванием вокала. Сама Мила окончила музыкальную школу по классу скрипки и институт как академическая вокалистка, а в раннее перестроечное время обожала рок-музыку.

– Русские народные песни сейчас исполняются не так часто, расскажите, почему вы решили этим заняться?

– Я исполнитель и аранжировщик, поэтому русская песня стала для меня очень богатым материалом. Всегда с интересом  работаю с экспедиционными аудиоматериалами, а еще больше люблю работать с нотным материалом, что дает большую свободу действий – нет привязки к голосу поющей бабушки. Мне интересно материал переосмысливать, экспериментировать.

– Как вы относитесь к массовой культуре, в частности музыкальной?

– Сейчас у меня ко всему этому выработалось толерантное отношение. Мне не нравится, но это не значит, что это плохо или не нужно. Всегда был так называемый низменный жанр. К слову, моя бабушка, учившаяся в Смольном институте, считала верхом неприличия творчество Александра Вертинского. Она говорила, что это страшное безобразие и пошлость, купеческое манерничание и вообще моветон. А сегодня его песни считаются образцом для того времени. Может быть, через сто лет и в песнях Стаса Михайлова увидят какие-то глубины, которые сейчас нам недоступны, – кто знает.

– В дореволюционное время существовала традиция собираться и вместе петь, а сейчас поют в лучшем случае, когда выпьют, и то плохо. Куда ушла традиция совместного пения?

– Совпали несколько исторических реалий: колоссальное развитие промышленности в XIX веке, требовавшее переселения крестьян в города, и революция, нарушившая естественное, историческое формирование культуры. Важно понимать, что фольклор – явление территориально обособленное: в Тульской губернии поют не так, как в Смоленской, а в Смоленской – не так, как в Псковской. Жители разных районов огромной страны покидали свои насиженные гнезда и собирались в Москве и Санкт-Петербурге. Привычный образ крестьянской жизни менялся на совершенно другой – городской, а характерные фольклорные особенности смешивались, усреднялись и поэтому во многом были утеряны. Появился жанр «городской романс», но это уже совсем другая история.

В связи с коллективизацией традиция больших совместных сборищ пропала, «больше трех не собираться» – у нас в крови. Какая традиция в таких условиях?

– Есть ли что-то общее в славянском фольклоре, точнее в русском, украинском и белорусском?

– Если не вдаваться в музыковедческие дебри, то украинское пение не совсем такое, как русское, – оно более мажорное и радостное, безусловно, очень красивое, но не совсем наше, а вот белорусское очень похоже! У меня есть книга, трехтомник народных белорусских песен, в ней хорошо видно, что все календарные песни – колядки, веснянки, купаленки и прочие – абсолютно одинаковые.

– Что такое календарные песни?

– Это такие песни, которые соответствуют сельскохозяйственному календарю и церковным праздникам. В календарных песнях видно дохристианское время – дело в том, что язычество более соответствует временам года и работам, проводимым на земле, чем христианство. Поэтому, конечно, с приходом христианства язычество из верований народных никуда не делось, а плавно слилось с ним, в результате чего на день святого Георгия все крестьяне, вместо того чтобы в церковь идти, дружно надевали всем коровам на рога веночки – в надежде, что Егорий защитит скот от болезней и порчи.

– Какие еще праздники, кроме Масленицы, остались с тех времен?

– Надо сказать, что именно во время Великого поста лучше всего видно, насколько язычество проникло в нас. Поскольку Великий пост приходится на раннюю весну, все традиции, связанные с ее встречей, сохранились.

– Пели ли какие-нибудь языческие песни на Великий пост?

– Вообще во время Великого поста петь песни не очень хорошо. Тем не менее на Сороки и особенно на Благовещение начинали кричать «веснянки» – звать весну или, как еще говорили, «греть весну». Ребятишки выбегали на проталинки или высокие горки, влезали на крышу сарая и начинали зазывать весну: «Жавороночки, прилетите к нам, принесите нам весну-красну» (три кричащие ноты детскими голосами). Вам любой музыковед скажет, что «веснянки» – это абсолютная музыкальная архаика.

«Нам зима надоела,
Весь хлеб поела,
Все щи похлебала,
Все ложки поломала», – и белорусские тексты такие же.

– Кстати, в вашем репертуаре есть песня с названием «Сорока».

– Да, очень интересная история с этой «Сорокой». Во время Великого поста существует праздник сорока святых мучеников. Числительное «сорок» по созвучию превратилось в птицу сороку. И на Сороки – на сорок святых мучеников – пекли печенья в виде сорок, а поскольку сорока – птица и высоко летает, к празднику делали специальные качели, на которых нужно было взлететь как можно выше и разбросать этих птичек по полю, чтобы позвать весну. И напрашивается вопрос – какое отношение православный праздник сорока святых мучеников имеет к этой древнейшей традиции?

– В этом контексте напрашивается вопрос: вы сама – православная или, может быть, вам ближе Родноверие?

– Я православная, сочувствующая, но не воцерковленная. Меня очень расстраивает мнение, высказываемое некоторыми уважаемыми представителями РПЦ, что «кому Церковь не мать, тому бог не отец». Вообще, у меня с нашей Церковью часто происходили разные казусы, однажды я пришла заказать молебен – была какая-то сложная ситуация, и меня спросили: «Кому молиться желаете?» – «А кому можно?» – «Богородице – сто рублей, Спасителю – двести, всем Святым – пятьдесят». И я решила, что уж лучше дома, сама за бесплатно помолюсь, как умею... Не то что мне Богородице и Спасителю  денег жалко, просто коммерциализация этого духовного предприятия меня несколько смущает.