Цена Победы

Мы уже больше знаем о заградотрядах, СМЕРШЕ, штрафных батальонах. Выясняется, что, публично громя один — “немецких разбойников”, другой — “кровожадных большевиков”, Сталин и Гитлер в кругу “своих” отзывались друг о друге весьма уважительно.

Несмотря на то, что с окончания Великой Отечественной войны прошло 73 года , но на пути к правде о войне еще немало препятствий. Много неизученного, еще больше искаженного. Кто-то лично заинтересован в том, чтобы мифы жили как можно дольше. Другим просто тяжело расставаться с привычными стереотипами. Но рано или поздно история все расставит по своим местам…

Наступление на Берлин началось 16 апреля 1945 года. Тремя днями раньше советские войска, сражавшиеся на южном фланге фронта и незадолго перед тем отразившие последнее немецкое контрнаступление в Венгрии, вступили в Вену. 

В штурме германской столицы, план которого был утвержден 1 апреля на узком совещании у Сталина, участвовали командующие армий трех фронтов: 1-го Белорусского, который под командованием Г.К.Жукова занимал центральный участок полосы наступления, 2-го Белорусского под командованием К.К.Рокоссовского, наступавшего севернее, и 1-го Украинского, которым командовал И.С.Конев. Их подстегивала необходимость одним ударом отсечь узел последних политических комбинаций, затевавшихся немцами. 

Наступление началось еще до того, как армии Рокоссовского, только что завершившие бои в Померании, успели произвести группировку и подготовиться к операции. Вначале Сталин хотел доверить взятие Берлина одному Жукову, но некоторые военачальники возражали, что танковые армии Конева при благоприятных обстоятельствах тоже повернут на север и нанесут удар по Берлину с южного и юго-западного направлений.

Для Жукова это означало официальное признание его главенства среди выдающихся советских полководцев. Битва, однако, мало что добавила к его военной славе. Но, по его собственному признанию, это была “одна из труднейших операций Второй мировой войны”. Под Берлином агонизирующая германская армия сопротивлялась с безоглядным упорством. С конца января, когда советские войска вышли на Одер, у немцев было время укрепить подступы к городу. 

Жуков начал штурм глубокой ночью, при свете прожекторов. Но эффект неожиданности был относительным. За Одером его дивизии натолкнулись на мощные укрепления Зееловских высот, прикрывавших столицу; преодолеть это препятствие им удалось лишь на третий день ценой огромных потерь.

Руководство операцией Жуковым впоследствии ст редметом суровой критики некоторых прославленных генералов, бывших тогда у него в подчинении. Вероятно, в стремлении поскорее добиться победы, он действительно допустил чрезмерное скопление танковых и стрелковых дивизий в узкой полосе наступления, из-за чего войска, мешая друг другу, двигались медленнее, чем могли бы.

Более успешным было наступление Конева, которому не приходилось штурмовать в лоб. Преодолев реку Нейсе, его фронт смог прорвать линию вражеской обороны и ввести в прорыв танковые армии генерала Рыбалко и Лелюшенко, которые в свою очередь получили приказ Сталина наступать на Берлин. 20—21 апреля войска Конева и Жукова почти одновременно достигли окраин германской столицы.

Из оперативной сводки Совинформбюро за 30 апреля 1945 года: “Войска 1-го Белорусского фронта, продолжая вести уличные бои в центре Берлина, овладели... Войска 1-го Украинского фронта продолжали вести уличные бои в юго-западной части Берлина и заняли ряд кварталов...” Кажется все в порядке, Берлин взят в плотное кольцо, даже у военных специалистов, не говоря уже о гражданских людях, не вызывало сомнения: все идет по плану.

Между тем два видных маршала, заранее отбросив планы, устроили “социалистическое соревнование” — кто первым возьмет Берлин.

С началом Берлинской операции 1-й Белорусский фронт помчался вперед, опережая “график”. При этом неизбежно неся огромные потери — оставляя горы трупов у Зееловских высот.

Не отставал и 1-й Украинский фронт, уже 18 апреля сходу форсировавший реку Шпрее. А еще через день, 20 апреля, маршал Конев издает приказ командующим 3-й и 4-й гвардейскими танковыми армиями: “Войска маршала Жукова в 10 км от восточной окраины Берлина. Приказываю ночью ворваться в Берлин первыми. Исполнение донести”.

В этот же день, 20 апреля, маршал Жуков издает свой приказ — тоже танкистам: командующему 2-й гвардейской танковой армией: “Пошлите от каждого корпуса по одной лучшей бригаде в Берлин и поставьте им задачи: не позднее 4 часов утра 21 апреля любой ценой прорваться на окраину Берлина и немедля донести для доклада тов. Сталину”.

Цену социалистического соревнования в мирное время мы знаем — недокрученные гайки и болты. В военное время — людские жертвы. Массовые.

В Берлине, чтобы, видимо, угодить обоим маршалам, провели разграничительную линию между войсками фронтов прямо по центру города: досюда наступать, а дальше нет. Но танкисты Конева ворвались в тыл танкистам Жукова. Неразбериха, новые жертвы.

К чести Конева, он опомнился первым и предложил Жукову принимать совместные меры. Жуков вместо ответа дал телеграмму Сталину: официально — доклад, по существу — что-то среднее между жалобой и доносом: “Наступление частей Конева по тылам 8 гв. А и 1 гв. ТА создавало путаницу и перемещение частей, что крайне осложнило управление боем. Дальнейшее их продвижение в этом направлении может привести к еще большему перемешиванию и к затруднению в управлении”.

Танкисты Рыбалко вынуждены были повернуть от центра на запад. Центр же Берлина достался теперь Жукову. И главное — рейхстаг.

Другие масштабы — другие чины. Брали Берлин — соревновались командующие армиями, брали рейхстаг — соревновались комдивы. С двух сторон к стенам рейхстага подошли две дивизии 1-го Белорусского фронта — 150-я стрелковая под командованием генерал-майора В.М.Шатилова и 171-я стрелковая под командованием полковника А.И.Негоды. В каждой дивизии — по своему Знамени Победы из девяти (по количеству дивизий).

30 апреля около трех дня полковник Зинченко (из дивизии Шатилова) сообщил комбату Неустроеву о том, что есть секретный приказ маршала Жукова, в котором объявляется благодарность войскам, водрузившим Знамя Победы. Оба растерялись: рейхстаг не взят, знамя не водружено, а благодарность уже объявлена... Чтобы достичь рейхстага, надо было преодолеть Королевскую площадь, покрытую завалами, баррикадами, надолбами. Площадь пересекал канал, за которым — траншеи, дзоты, зенитки, поставленные на прямую наводку. Под прицелом каждый метр площади. Из замурованных окон самого рейхстага торчали пулеметные стволы.

Когда появился приказ Жукова, наши солдаты еще только сделали первую попытку выбраться на площадь и тут же залегли, не поднимая головы, прижатые шквальным огнем. Самое потрясающее то, что в секретном приказе маршала, кроме глубокой благодарности войскам своего фронта, описывались и подробности взятия рейхстага: “Противник в районе рейхстага оказывал ожесточенное сопротивление нашим наступающим войскам, превратив каждое здание, лестницу, комнату, подвал в опорные пункты и очаги обороны. Бои внутри главного здания рейхстага переходили в неоднократные рукопашные схватки. Войска 3-й ударной армии сломили сопротивление врага, заняли главное здание рейхстага и сегодня, 30.04.45 г. в 14.25 подняли на нем наш советский флаг”.

Совинформбюро пошло на еще большие “приписки”, сообщив 30 апреля, что “сегодня в четырнадцать часов советские бойцы овладели зданием немецкого рейхстага и водрузили на нем Знамя Победы”.

Прижатые огнем к земле, солдаты продолжали лежать на площади. Командир дивизии потребовал от полковника Зинченко: “Если нет наших людей в рейхстаге и не установлено там знамя, то примите все меры любой ценой водрузить флаг или флажок хотя бы на колонне парадного подъезда. Любой ценой!”

Стало ясно: комдив Шатилов, боясь, как бы другой комдив — Негода — не доложил раньше его о взятии рейхстага, отрапортовал о водружении знамени Победы над рейхстагом командиру 79-го стрелкового корпуса генерал-майору Переверткину, тот — командующему 3-й ударной армией генерал-полковнику Кузнецову, а тот — Жукову.

Опять — любой ценой. Ни о каком Знамени Победы речь, конечно, идти не могла. Одиночки-добровольцы, самые отчаянные, разорвав немецкие перины из красного тика, ринулись с этими флажками к рейхстагу, чтобы установить их где угодно — на колонне, на фасаде, на углу здания, в окне. Как делается во всех войсках — сначала овладевают, потом водружают. Тут все наоборот. Отчаянные одиночки-добровольцы погибли. Все.

Батальон Неустроева пошел на решительный штурм. Только с четвертой попытки бойцы ворвались в рейхстаг...

Сколько же человек погибло во время штурма рейхстага, считая и тех многих флагоносцев вначале, потом — четыре штурма, и, наконец, кровопролитные бои, весь день, в самом рейхстаге, когда гитлеровцы 1 мая вырвались из подвалов и почти смяли батальон Неустроева? Сколько? Официальной статистики потерь в боях за рейхстаг не существует. Неофициальная — 63 человека. Ну что ж, это ведь только первая цифра, такая же цинично низкая, как первая цифра общих потерь в войне при Сталине — семь миллионов.

Берлинская операция оказалась одной из самых кровопролитных, жертвенных за всю войну. Общее число потерь, убитые и раненые — 352.475 человек. Из них: безвозвратные потери, то есть убитые — 78.291 человек; “санитарные потери” — раненые, контуженные, обожженные и т.д. — 274.184 человека. Сколько из них выжили или скончались, стали инвалидами — неизвестно. К этим цифрам надо добавить и потери за Берлин двух польских армий: безвозвратные — 2.825 и “санитарные” — 6.067 человек.

Горько и обидно. Четыре года войны остались уже позади, и Берлин был обречен, войска союзников не собирались его штурмовать, он в любом случае был бы наш.

Совершенно цинично — округление потерь. А ведь во все десятилетия мы их округляли до миллиона! При Сталине было 7 миллионов погибших, потом — 20 миллионов, теперь 27 миллионов. Последнюю цифру назвали совсем недавно. Между тем, если точнее, общие потери в войне составляют 27.600.000 человек. Тоже округлили, но уже до сотен тысяч.

По результатам подсчетов Генерального штаба Вооруженных Сил России в 2011 году, за годы Великой Отечественной войны общие безвозвратные потери (убито, пропало без вести, попало в плен, умерло от ран, болезней, в результате несчастных случаев) Советских Вооруженных Сил вместе с пограничными и внутренними войсками составили 11 млн. 444 тыс. человек. При этом армия и флот потеряли 11 млн. 285 тыс. человек, внутренние войска — 97 тыс. 700 человек, пограничные войска и органы госбезопасности — 61 тыс. 400 человек. 

Последние данные уже свидетельствуют безвозвратные военные потери составляют более 19 млн. человек, а гражданского населения более 23 млн. человек. 

Сюда входят и те, кто погиб, перейдя на сторону захватчиков: изменили Родине и служили в немецкой армии, в жандармерии, в полиции, в войсках СС и других карательных органах около 800.000 советских военнослужащих. Из них в самых элитных карательных войсках СС — 140.000 советских солдат и офицеров.

Одна из самых драматичных историй военных лет—судьба советских военнопленных. согласно итоговой сводке германского командования, всего за годы войны в плен попали 5 миллионов 754 тысячи советских солдат и офицеров, в том числе в 1941 году—3 миллиона 335 тысяч, а в 1945—34 тысячи.

Большинство пленных в 1941 году погибло от репрессий, голода, болезней (к весне 1944 г. в лагерях оставалось лишь 1,1 миллиона человек.

Остальные потери — свыше 23 млн. — пришлись на гражданское население оккупированных и прифронтовых территории. Из них около 14 миллионов погибло от голода, бомбежек, артобстрелов, тяжелых условий жизни, непосильного труда. Еще более 2 млн. погибло на принудительных работах в Германии. 

Число преднамеренно уничтоженных в результате гитлеровской политики геноцида (расстрелянных, погибших в гетто, тюрьмах, концлагерях) составило более 7 миллионов человек. Таким образом, прямые и косвенные потери населения СССР в годы Великой Отечественной войны, исходя из имеющихся данных, можно оценить в 48—50 миллионов человек — вот истинная цена Великой Победы.

Сколько погибло тех, кто не должен был погибнуть? Этими подсчетами не занимается никто, и этого мы никогда не узнаем.

Кроме обычного просчета, головотяпства или самодурства командиров, русского “авось”, было и чисто советские, социалистические причины неоправданных массовых жертв — как прежде жили, так и воевали. Киев освобождали к “обеденному столу”: к очередной годовщине революции. Да, уложились, освободили 6 ноября 1943 года. Но какой ценой! Тысячи моряков погибли в черноморских десантах, из которых особой трагической славой известны Евпаторийский и Феодосийский...

Можно понять просчеты в начале войны, когда мы еще не научились побеждать умением и Отечество стояло на массовой народной жертвенности, массовом гибельном героизме. Но теперь-то, в конце войны, когда впереди был только Берлин и рейхстаг!

...В той страшной войне союзники отказались от штурма столицы Германии: генерал О.Брэдли высчитал, что штурм Берлина будет стоить англо-американским солдатам 100.000 жизней. На такие жертвы они пойти не могли.

Разумеется, отказываться от комфортных исторических штампов далеко не просто. Слишком много замешано личных судеб, воспоминаний, боли утрат. На многом лежит неизгладимая печать сакральности: миллионы насмерть стояли за отчий дом, за родных, за Родину; истерзанная земля, невиданные разрушения, более 27 миллионов погибших... Любые негативные интерпретации этих событий — даже вполне аргументированные — могут задеть и задевают сугубо личное, память индивидуальную.

Размышления о цене Победы ни в коей мере не умаляет подвига советского народа, а наоборот возвышает мужество и героизм наших людей в самой кровопролитной в истории человечества войне.

Сегодня мы не можем, не должны и просто не имеем права оставаться в плену обыденного сознания, незаинтересованного в поиске исторической правды.