«Трава и вода. Но выжили…»

Источник материала:

>

Нацизм – античеловеческая идеология, этого никто не отрицает. Но хочется заметить, что советские учебники по истории долгое время о Великой Отечественной нам рассказывали как-то однобоко: о плохих немцах и хороших наших. Причем категоричное деление на черное и белое длилось несколько послевоенных десятилетий. И не так давно приоткрылась завеса, за которой стало видно больше.

Жительница Каменца Валентина Костючик поделилась с читателями районки самым драгоценным – воспоминаниями. И они не вполне соответствуют некоторым представлениям, что долгое время пытались навязать Советы людям, жившим после 1945-го.

…Когда пришла война, Валентине Павловне было пять с половиной. Семья девочки (папа Павел Анисимович, ма­ма Мария Куприяновна и два брата Николай и Леня) жили в д.Кошевичи (теперь – Гомельская область, Петриковский район, тогда – Полесская область, Копаткевичский рай­он) в новеньком, только построенном доме. Деревня была большая, с двумя колхозами – им.Жданова и «Светлый путь», железной дорогой, почтой, зданием сельского Совета, школой, домом культуры, травмпунктом с врачом и акушеркой, фольварком, где жила шляхта, – примерно с десяток домов. Почему-то и дом нашей героини находился на его территории. В деревне располагался военный пункт. Только в день нападения врага этот факт никак не повлиял на судьбу безоружных жителей. Погибли все солдаты от немецких пуль.

А нацисты сожгли центральную улицу… Кроме одного до­ма, хозяин которого, по словам взрослых, встретил гитлеровцев хлебом-солью. Семья Костючиков жила далеко от этого единственного, не тронутого огнем, строения…

И вот представьте себе, утром все семьи с детьми, кто в чем был, как выскочили из домов, так в том и остались на долгие недели – благо, стоял июнь. Остальное имущество сгорело. Старший брат Валентины Павловны успел вынести только свой школьный костюм (мальчик уже перешел в 4-й класс) и спрятать в кусты картошки. Помнит моя собеседница и маму с годовалым братиком на руках, и как она сама со старшим братом побежала на железную дорогу смотреть на стреляющих солдат. Но наиболее страшной картиной, врезавшейся навсегда в память девочки, был самолет. Когда он прилетел, то не приземлялся, а, подобно хищной птице, кружил над деревней с выжженной улицей. Вскоре от его металлического «брюха» начали отсоединяться какие-то сверкающие предметы. Упав, громко свистели и стреляли. Это были бомбы. Люди прятались. (Впоследствии, когда лишившихся крова селян приютили сердобольные люди из других поселений, Валентина, как и прочие дети, при виде немецкого самолета бежала в дом и прятала голову под подушку. Вскоре все от мала до велика научились отличать звуки самолетов Красной Армии от вражеских. Но и этот навык, годы спустя, не помогает моей собеседнице оставаться спокойной в моменты, когда она слышит лайнер или кукурузник. До сих пор боится даже смотреть в небо на этих «серебристых птиц».)

…В итоге немцы прочно осели в деревне по причине наличия железной дороги – ветки от Бреста в сторону Гомеля с поворотом на Бобруйск, а в Лунинце – на Киев. Поначалу погорельцев «разобрали» по домам те, у кого еще осталась крыша над головой.

Но война все больше и больше деревенских жителей делала обескровленными, обездоленными, сиротами и вдовами… И спустя несколько месяцев многие уже жили до глубокой осени с партизанами, ютились в шалашах. После ухода отрядов наших люди так и оставались в лесу. Вскоре немцы начали вылавливать жителей и приводить в деревню. Мужчин, способных защитить свои семьи от гитлеровцев, советское командование сразу отправило на фронт. Но, благо, немцы, «какие-то очень злые», которые только вошли в деревню в начале войны и «постоянно стреляли», ушли. Прибыли солдатики с нравами помягче. Забирая детвору из леса, жалели, сажали на лошадей, чтобы маленькие не шли по первому тонкому и острому льду босыми ножками. «Не все ведь немцы были извергами, – приходит к выводу Валентина Павловна. – Когда нас вывели из лесу, я увидела, как один из них ест большую булку, чем-то намазанную. То ли маргарином, то ли сливочным маслом… И, видно, я так на него смотрела, что он не выдержал, и отдал мне, только намазанную верхушку срезал себе. Конечно, я отдала маме, чтоб она разделила для меня, себя и братьев. К тому моменту я уже и вкус хлеба забыла».

Ребят собрали у церкви. Долго стояли они у стен, переминаясь с ноги на ногу в ожидании решения дальнейшей участи. В итоге погнали всех караваном в д.Ворошилов (раньше – Проходы), где их большими группами поселили в домах, в которых и жили некоторое время хоть в тесноте, как говорится, да не в обиде. Трудоспособных женщин отправили на работу на железную дорогу, ведущую в соседнюю деревню Деменку – там был мост, взорванный партизанами. В домах же оставляли по одной старухе, чтоб присматривали за детьми. Немцы довольно спокойно общались с местными, никого не убивали.

Примечателен случай, произошедший ближе к концу войны, когда гитлеровцы забирали всех детей и куда-то вывозили (после они почти все вернулись в семьи – прим. авт.). Мать Валентины, узнав об этом, сильно заплакала. А солдат на ломаном русском спросил, что с ней. Женщина пояснила, что без своих деток останется совсем одна. Немец приказал сесть и сам уселся за стол. И пока его соратники собирали ребятню в машину, находился в доме. Так семье удалось избежать разлуки. «Ну как же этого человека не будешь помнить всю жизнь с хорошей стороны? – задает риторический вопрос Валентина Павловна. – Но когда СС-овцы приходили, уже было страх! А эти были так: фотографии показывали семейные с женой и детьми… Многие из них ведь тоже не хотели воевать, но приказ есть приказ».

По возвращении в свою деревню люди столкнулись еще с одной бедой. Разгулялся сыпной тиф. «Переболели, я думаю, все. (Умерло, наверное, человек 40). Я и братья тоже, но не очень сильно, а вот мать – очень. Едва-едва она выкарабкалась… Потом, под конец войны, было такое, что немцы опять забирали детей. С двух улиц вывезли, и с нашей должны были, но солдаты сказали, что у тех родителей, которые пойдут работать на железную дорогу, детей оставят, и наша мама согласилась. Она выкопала нам яму, как подвал, и мы там прятались. На наших улицах никого так и не забрали».

* * *
После войны свирепствовала малярия. И Валентину она не обошла стороной – несколько лет девочку мучили приступы, которые обострял голод. Но лю­ди выкарабкивались. Собирали детей в домах с длинными самодельными столами, лавками, и учили. Каждому выдавалась одна тетрадь в косую линейку – для чистописания. Заносить в нее можно было только две строки в день. Для других предметов использовали самодельные тетради, сшитые из разрезанных мешков желтого цвета, оставленных немцами. В них решали примеры.
Самым тяжелым испытанием стало отсутствие еды. Оно и понятно: когда все силы брошены на борьбу с гитлеровцами, куда тут до посевной? Весной дети ходили за щавелем, из которого матери варили похлебку без картошки. Трава и вода. «Но ничего, выжили. Мне уже – 83», – рассказывает Валентина Павловна.

На мой вопрос «Как вы относитесь к политическим разборкам с применением оружия, о которых периодически сообщают СМИ?» она ответила так:
– Кто его знает… Он (Дональд Трамп – прим. авт.), наверное, не видел горя. Кто пережил войну, тот не захочет воевать. Никогда, даже ради больших денег – нет. Только одно то, когда забирают детей и матери с ума сходят, в истерику падают… Война – это страшное дело.

…Тяжело слушать биографии, которые кажутся сюжетом фильма или книги. И не секрет, что и солдаты германской армии иногда жалели тех, кого им приказывали убивать. Ведь в душе каждого происходит вселенская борьба добра со злом. Но больно осознавать, что для некоторых голос совести – это ничто по сравнению с жаждой власти и денег. Как, впрочем, и миллионы человеческих жизней, чему свидетельства хроник и воспоминаний тех, кто жил в страшные 1941-1945-е.

Записала
Анна СОВПЕЛЬ.
Фото носит иллюстративный характер.

Теги: Брест, Гомель