"Я знаю, как это – сидеть в камере в аэропорту"

Надеемся, вам эта информация не пригодится – но точно будет интересно, пишет citydog.by

Застать в Минске Алеся Михалевича непросто: он постоянно в разъездах, поскольку его клиенты разбросаны по всей Европе. Михалевич  и сам когда-то вынужден был бежать из Беларуси и доказывать Интерполу, что он не преступник. 

– Мой личный правовой статус в Беларуси остается подвешенным. Я не был признан судом виновным в уголовном деле по массовым беспорядкам в декабре 2010 года, но официально я остаюсь обвиняемым по этому делу, которое в отношении меня было приостановлено, но не закрыто. Наверное, это попытка меня контролировать, – отвечает наш герой на вопрос о том, чувствует ли он себя под колпаком спецслужб. И уточняет, что нет, под колпаком себя не чувствует.

– Когда в конце февраля 2011 года меня выпустили под подписку о невыезде из тюрьмы КГБ, где я провел два месяца, я созвал пресс-конференцию и рассказал обо всем, что там происходило, включая пытки и то, как меня пытались завербовать. После этого мне удалось тайно выехать из Беларуси – через Россию в Украину, а потом – в Чехию. И хотя мое дело было очень резонансным, в Чехии я, как и все беженцы, столкнулся с процедурами, о которых до того момента знал очень мало.

Правда, политическое убежище мне дали в рекордно короткие сроки – буквально за неделю, пока я находился в лагере для беженцев. Обычно эта процедура в Чехии занимает до шести месяцев.

Но довольно скоро я получил повестку в суд, потому что против меня был начат процесс по экстрадиции. Беларусь сделала запрос в Чехию, чтобы меня выдали обратно, а параллельно отправила мои данные в Интерпол. Суд в Чехии, конечно, принял мою сторону и отказал Беларуси, потому что по процедурам ООН человека в статусе политического беженца не могут выдать в страну, где его преследуют.

Так я стал интересоваться всеми этими законами, договорами, документами и процедурами, чтобы лучше понимать, что со мной происходит и как мне жить в этой новой ситуации.

А вот в базу Интерпола я попал и довольно надолго, несмотря на то что Интерпол отказался включать меня в список разыскиваемых преступников. Но есть процедура, согласно которой когда какая-то страна подает человека в розыск, то рассылка по всем национальным базам происходит автоматически. В терминологии Интерпола это называется diffusion.

И вот всем странам-участницам Интерпола поступила информация, что Алеся Михалевича надо арестовать и отправить в Беларусь. Тогда я начал разбираться, как работает Интерпол, что происходит с человеком, информацию о котором разослали по всем странам, но в базу розыска не внесли, существует ли правовой механизм, чтобы оспорить неправомерную подачу данных о человеке в Интерпол.

Такой механизм, кстати, существует – это Комиссия контроля файлов Интерпола, которая, как и штаб-квартира Интерпола, находится в Лионе.

Благодаря моим знаниям иностранных языков и широким международным контактам в политической сфере я узнал о том, как работает система. Эти вещи в книгах не прочитаешь, потому что помимо официального законодательства есть еще и правоприменительная практика. Если бы значение имело только знание законов, то выпускник юридического факультета зарабатывал бы столько же, сколько и опытный адвокат со стажем.

И вот от своих контактов я узнал много интересного о правоприменительной практике и существующих механизмах. О том, например, что человека можно исключить из всей европейской базы Интерпола с помощью Европола – Агентства по сотрудничеству между полициями европейских стран.

Но самое главное, я прочувствовал все это на своей собственной шкуре. И сейчас это очень помогает в юридической практике. Потому что я прекрасно понимаю, что чувствует мой клиент, когда впервые видит свое имя в списке Интерпола или когда его задерживают на границе.

Я знаю, каково это - по несколько часов сидеть в закрытом помещении вместе нелегальными иммигрантами или отправиться в камеру в аэропорту, пока выясняются твои обстоятельства.

Я через все это прошел сам. Я знаю не только то, как надо действовать, чтобы быстро и эффективно разрешить ситуацию, но понимаю и психологическое состояние человека, который в нее попал.                                                    

Через знакомых ко мне стали обращаться белорусы, россияне и граждане некоторых других постсоветских стран. Я начал их консультировать и довольно долго делал это бесплатно, а потом понял, что оказываю востребованную на рынке услугу и на ней можно зарабатывать.

Если вас подозревают или обвиняют в совершении уголовного преступления в одной стране, но вы сбежали и постоянно живете в другой стране, то есть большая вероятность, что первая страна подаст вас в розыск (в случае если точно не известно, где человек находится) и затребует, чтобы вас экстрадировали.

Но существует принцип двойной подсудности. Например, если человека в его стране преследуют за организацию игрового бизнеса, то из Эстонии, где этот вид бизнеса является законным, его не выдадут. Или если человека обвиняют в курении марихуаны в одной стране, то из Нидерландов его на этом основании не выдадут, потому что там курить марихуану разрешено.

Запрос на экстрадицию может делаться не только через Интерпол, но и на основании региональных или двусторонних договоров между государствами. У России, например, такие договоры есть практически со всеми европейскими странами, а у Беларуси – далеко не со всеми. Здесь многое строится на принципе взаимности и отношениях между странами, поэтому в этой игре есть много нюансов.

Среди стран Шенгенского договора, например, есть страны, которые выдают в Россию практически всех, на кого приходят запросы, а есть и те, которые почти во всех случаях отказывают в экстрадиции, при этом законы в этих странах могут быть очень похожими.

Без понимания общественно-политической ситуации, знания политических процессов и наличия политических связей тут не обойтись.

Если по каким-то причинам вам придется убегать, то я бы рекомендовал искать убежища в тех странах, которые не граничат с вашей страной, где есть нормальная правовая система и где с помощью суда можно доказать отсутствие оснований для экстрадиции.

Среди моих клиентов было несколько белорусов, но из одной Ростовской области у меня клиентов раз в пять больше, чем из всей Беларуси. Мой стандартный клиент – это российский бизнесмен, у которого пытаются «отжать» его бизнес с помощью криминального процесса, что в России очень широко практикуется.

К примеру, есть два субъекта хозяйствования, которые судятся между собой. Суд наконец решает, кто прав, а кто виноват. Но в то же время Следственный комитет возбуждает дело против одной из сторон с тем, чтобы помочь другой стороне заполучить этот бизнес или деньги. Человека сажают в следственный изолятор, где на него оказывается давление, и в результате человек дает необходимые показания на себя и на других.

В Беларуси такое не практикуется – здесь своя специфика и другие проблемы. В Украине заказные уголовные дела в сфере бизнеса тоже стали редкостью, к тому же там реально действует система Европейского суда по правам человека, поэтому там сложно посадить человека в следственный изолятор.

Ко мне стали обращаться люди, которые понимают, что они находятся в группе риска (например, ханимаются высококонкурентным бизнесом), но у них еще не возникли реальные проблемы.

В таком случае можно успеть подготовиться, оформить вид на жительство в нужной стране и т.д. Это как с врачами: профилактика заболевания всегда лучше, чем лечение.

Хуже, если человека подали в международный розыск. Но самое плохое, это когда мне звонит чья-то жена и говорит, что ее муж находится в следственном изоляторе где-то в Европе и уже проиграл суд в первой инстанции. В таком случае я мало чем смогу помочь.

У меня есть несколько очень жестких принципов, которые я не нарушаю. Я не берусь защищать людей в делах, связанных с наркотиками и убийствами. Для меня важно, чтобы те судьи, прокуроры и другие ответственные официальные лица, с которыми я работаю в Европейском союзе, знали, что я представляю интересы людей, которых в их родных странах преследуют незаконно или несправедливо, будь это оппозиционный политик или опальный бизнесмен.

Я занимаюсь тем, что по-английски называется white-collar crime: неуплата налогов, мошенничество и т.п. Мошенничество, например, является уголовно наказуемым преступлением практически везде.

Однако в европейских странах такие дела крайне редко доходят до судов, потому что в демократической системе очень важно разобраться, был ли у человека с самого начала злой умысел по неисполнению договорных обязательств. В наших широтах мошенничество может быть усмотрено чуть ли не в любом случае банкротства или невыполнения каких-то обязательств со стороны предприятия.  

Конечно, мне бывает страшно: я работаю с делами, в которых замешаны большие деньги и интересы влиятельных людей и структур.

Перед каждым делом я проверяю его на предмет рисков для меня и моей семьи. Юридически мне ничего не угрожает, потому что я работаю исключительно в рамках закона, но я все равно предпринимаю меры предосторожности.