Почему Лукашенко не может на 100 процентов положиться на Россию

 <…> Институты отличаются от организаций. Институты – это правила игры, а организации – это группы индивидов, которых связывает общая целевая функция» [1].

Соотношение формального и неформального зависит от типа института. Одно дело – институт семьи и совсем другое – институт суда. Соотношение формального и неформального, естественно, менялось при переходе от одной исторической эпохи к другой.

В частности, институт государства (state) в качестве юридического лица, отличного от личности правителя сформировался в Европе после Вестфальского мира (1648). Разумеется, у него были предшественники. Достаточно вспомнить античные города-государства.

Вот что пишет по этому поводу военный историк Мартин ван Кревельд в своей книге «Расцвет и упадок государства»: «Грандиозный вклад классического города-государства в политическую жизнь заключался прежде всего в отделении личности правящего магистрата от должности, которую он занимал, и в превращении последней во временную и выборную. Таким образом, они открыли метод, позволявший свободно мобилизовать способности каждого гражданина на благо всего политического сообщества, а также, в принципе, но зачастую и на практике, могущий приводить к смене правительства, не прибегая к заговорам, гражданской войне и вообще насилию любого рода» [2].

Но белорусы живут не в европейском state, принявшем свой окончательный вид в процессе Ренессанса, Реформации и Просвещения, а в ГО-СУ-ДАРстве (ГО – господин, СУ – от сударя, ДАР – дарить). Потому нет ничего удивительного в том, что у нас актуальность задачи по отделению личности правителя от государства пока еще не только не решена на практике, но и не осознана политическим классом, не говоря уже о населении.

Эту национальную особенность Лукашенко на примерах из жизни Союзного государства разъяснил 5 октября на полигоне в Ивацевичском районе журналистам. Обратимся к официальному пресс-релизу [1].

«Мы видим поведение некоторых тут союзников. Ну, кроме России, наверное, нам рассчитывать не на кого. И даже на Россию мы не можем на 100 процентов положиться. Хорошо, сегодня Путин и прочие, он понимает нас, я понимаю его. Мы вместе как-то действуем (и то не всегда). А что будет завтра?».

А теперь взгляд на туже проблему, но из «нашей России». Вот каким образом Лукашенко объяснил, почему его коллега принял решение строить на КамАЗе конкурента Минскому заводу колесных тягачей, специализирующемуся на производстве транспортных средств для перевозки ядерных ракет: «Он (Путин) мне прямо говорит: хорошо, сегодня в Беларуси Лукашенко, власть и прочее, мы видим и покупаем у вас, но в перспективе должны быть абсолютно убеждены, особенно для ядерного оружия, мы должны быть независимы».

И что мы имеем в сухом остатке? Вместо межгосударственных отношений – отношения двух физических лиц. Дай Бог им здоровья, а также умения и в дальнейшем достигать «договоренностей по всем вопросам, стоящим на повестке дня». Но чем могут заканчиваться самые что ни на есть дружеские отношения двух соседей, нам в свое время поведал Николай Васильевич Гоголь в «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем».

Позволю себе цитату из классика: «Очень хороший также человек Иван Никифорович. Его двор возле двора Ивана Ивановича. Они такие между собою приятели, каких свет не производил. Антон Прокофьевич Попопуз, который до сих пор еще ходит в коричневом сюртуке с голубыми рукавами и обедает по воскресным дням у судьи, обыкновенно говорил, что Ивана Никифоровича и Ивана Ивановича сам черт связал веревочкой. Куда один, туда и другой плетется» [4].

Эта идиллия, как известно, закончилась десятилетней судебной тяжбой из-за того, что Иван Никифорович обозвал Ивана Ивановича гусаком. При этом он и не думал оскорблять своего закадычного друга. Просто тому, что называется, вожжа попала под хвост, и понеслось…

Институты имеют значение. Но с каким знаком? Белорусский опыт наглядно свидетельствует о том, что они не обязательно создаются для содействия социальной и экономической эффективности, гораздо чаще – для обслуживания личных интересов власть предержащих.

Но без современных институтов невозможно устойчивое развитие. Это одна из причин, по которой приватизация на постсоветском пространстве не оправдала ожидания либеральной публики.

Спору нет, без института частной собственности рассчитывать в наше время на успех не приходится. Но рыночная экономика не сводится к институту частной собственности. Она институт обязательный, но недостаточный. Весь необходимый перечень займет слишком много места, возглавит же его институт человека.

«Трудность введения рынка посредством реформы, – пояснял историк Александр Ахиезер, – заключается в том, что он – не техническое устройство, но образ жизни миллионов, определенное мировоззрение, менталитет, это массовое ощущение его естественности, комфортности» [5].

В рынок неспособны включиться люди, стремящиеся решать свои проблемы в системе личных связей. При этом современный рынок не следует путать с его историческим предшественником – базаром. Последний активно был освоен еще советскими колхозники, выживавшими в стране победившего социализма за счет приусадебных участков. Для них рыночный обмен носил второстепенный характер, т.к. заботливое государство зорко следило за тем, чтобы избыток продукции с личных подворий был минимальным.

В дорыночном обществе, в котором подавляющая часть населения фактически живет в условиях натурального хозяйства, не может сформироваться современное государство с его активным движением товаров, труда и капитала. Не формируются и соответствующие социальные отношения и культура.

Такое общество статично, и массовая урбанизация послевоенных пятилеток (в Беларуси доля городского населения сравнялась с сельским в 1975 г.) мало что изменила в культурном плане. Поэтому следует согласиться с российским экспертом по территориальному и городскому развитию Вячеславом Глазычевым, что в Беларуси, как и в России, нет городов, а есть слободы (поселки при производствах, разросшиеся до размеров мегалополисов).

Немного социологии от НИСЭПИ, подтверждающей справедливость выводов Глазычева для Беларуси. В июле 2013 г. из 15 вариантов желаний белорусов пятерка лидеров выглядела следующим образом.

Машина при такой структуре желаний нужна для превращения городской квартиры и дачи в то, что социолог Владимир Вагин назвал «совокупным жильем», а жизнь на два дома –  «распределительным образом жизни». Этот социальный феномен позволяет горожанам в первом и во втором поколении минимизировать свои отношения с репрессивным государством.

Массовую склонность белорусов жить на два дома не может не учитывать ЦИК при назначении очередных дат очередных выборов, т.к. никакими мобилизационными усилиями невозможно обеспечить явку до окончания дачного сезона.

На предпоследнем месте в списке желаний оказался вариант «Жить в сельской местности или в маленьком городе»: 12%, 17%, 57% и 14% соответственно. Все логично. Потребность в «распределительном образе жизни» не следует путать с потребностью «жить на земле» и закусывать огурчиками из собственной теплицы. Это более сложный социальный феномен.

Замкнула же список желаний «Известность и авторитет как общественного деятеля, политика»: 10%, 12%, 66% и 12% соответственно. И в этом есть своя логика. Непубличность, жизнь по принципу моя хата (квартира и дача) с краю – важная характеристика типичного представителя общества, так и не сумевшего расстаться со своим традиционным (аграрным) прошлым.

Такой человек жизнь в большом мире будет обустраивать по образцам, характерным для мира сельской общины, мира неформальных (личных) отношений, что и продемонстрировал Лукашенко журналистам 5 октября.