Олимпийский чемпион провел детство в центре для душевнобольных

Кертис Джозеф выпустил книгу. Его детство – жесть, пишет by.tribuna.com.

Куджо провел его в реабилитационном центре для душевнобольных, в котором работали приемные родители.

«У меня странная жизнь. Две мамы, три отца, и я вырос в доме, который был забит нездоровыми людьми. Вряд ли кто-то мог представить тогда, что я буду зарабатывать игрой в хоккей. В 10 лет в моем меню были только черствые печеньки, сэндвичи с сыром и замороженные гамбургеры, о составе которых знал только господь Бог. Я спал на матрасе, который лежал на полу. Найти на нем сухой кусок было сложно, так как мамины коты использовали его как лоток. Увы, мама относилась к животным лучше, чем к своим детям», – рассказывал он для The Star.

Сейчас у Кертиса шесть детей, также он усыновил племянника. Джозефу было стыдно рассказывать о своем детстве, но жена посоветовала ему поделиться опытом и тем самым вдохновить людей, у кого есть сложности. Одна из глав его книги Cujo: The Untold Story of My Life On and Off the Ice – в «Эпицентре».

«Мне было 10 лет, я ходил пятый класс, и в один день моя жизнь сильно изменилась. Гарольд, отчим, был уволен с работы – вероятно, его поймали на воровстве таблеток для моей матери. Мама стала ухаживать за пациентами дома для душевнобольных, и со временем мы переехали туда. Сбор вещей не занял много времени – пара футболок, три пары носков и трусов, две кофты, джинсы и коллекция хоккейных карточек. Весь мой мир уместился в маленькой сумке. Когда я зашел в свою новую комнату, то ощутил, как меня изучают глазами другие жители дома. Как оказалось позже, эти ребята были вполне безобидными. На другой стороне дома было не так безопасно.

Например, Веллингтон – он точно был педофилом. Здоровенный чернокожий мужик, который сильно потел. Он не так много говорил, но всегда очень странно смотрел на меня. Моя сестра Карен рассказывала, что всем пациентам давали препараты, снижавшие сексуальное влечение, но Веллингтон мог пойти за мной в подвал, где хранились овощи, и показывать там свои причиндалы. Я набивал сумку картошкой, как можно скорее, и прятался, но он ждал меня на верхней ступеньке лестницы. Я делал все, чтобы избегать его, и был начеку, когда шел в ту часть дома, где он мог находиться.

В конце концов, я рассказал Гарольду о поведении Веллингтона, и это его дико выбесило. Гарольд хватил Веллингтона и пообещал, что выбьет из его башки всю дурь. Но Веллингтон не успокоился. Однажды он забрался в комнату для стирки, снял штаны, вытащил свое хозяйство и показал его маме. Недолго думая, она взяла горячий утюг и прижгла все, что было между ног Веллингтона. В той комнате он больше не появлялся.

Тони было около 40, итальянские корни, средний рост, темные глаза, смуглая кожа. Пожалуй, из всех обитателей клиники он был самым молодым и ухоженным, но из-за дисморфофобии он постоянно жаловался на недостатки своего тела. Он постоянно повторял: «У меня 13 дефектов», а потом показывал тебе родинку или бородавку. Нам рекомендовали не ходить во двор, когда там находился Тони. Он мог разлечься на солнце голышом, пытаясь извести загаром свои 13 дефектов.

Маленький Джордж был невысоким парнем еврейского происхождения с голубыми глазами и широкой улыбкой. В клинике Джордж отвечал за чистку корзин с бумажным мусором. В прошлом он был адвокатом. Однажды, пересекая улицу в Торонто в поисках газеты, Джордж не заметил грузовик, который выезжал из-за угла, и попал под колеса. Его пальто зацепилось за низ машины, и еще какое-то время череп Джорджа бился о мостовую, что привело к серьезной травме мозга.

Когда кто-нибудь кидал мусор в корзину, Джордж весело говорил: «Опа! Опа! Мусор, мусор, мусор!». Своей походкой он напоминал Чарли Чаплина – такой же быстрый и смешной. Маленький Джордж жил в клинике еще долго. Его не стало, когда мы переехали: как-то раз он ушел без предупреждения и бросился под поезд в двух милях от дома. Это было шоком. Блестящий адвокат, как мне рассказывали те, кто его знал.

Большой Джордж был и в самом деле большим. Почти два метра роста, светлые волосы, большие уши и резкий запах пота, будто он вообще не мылся. Джорджу было 11, когда его родители попали в автомобильную аварию и погибли. Он получил травму головы и по интеллектуальному развитию навсегда остался 11-летним мальчиком. Он бегал возле Гарольда и спрашивал: «Чем мне вам помочь? Что я могу сделать?». Гарольд давал ему небольшие задания, просил помыть посуду.

Большой Альберт был чудовищно огромным. Около двух метров роста, почти 150 кило веса. Раньше он был профессиональным рестлером, очень свирепым парнем. Говорят, что однажды он потерял контроль над собой и кого-то убил. После этого ему сделали лоботомию, и он стал смиренным как овечка. Когда врачи убедились, что Большой Альберт не причинит никому вреда, его отправили в нашу клинику. Он был силен, как буйвол. У Гарольда был концертный орган – тяжеленный, с педальной клавиатурой. Большой Альберт поднял свой край инструмента, будто перед ним была коробка апельсинов, но ему нужно было подсказывать, как правильно развернуться перед дверью. Из-за лоботомии он соображал не так хорошо, как раньше.

Каждую ночь Большой Альберт лежал на кровати и повторял: «Я труп. Я в морге. Я труп. Я лежу в морге». Однажды Карен, которая спала в комнате этажом ниже, устала от этих причитаний, поднялась к Альберту и щипнула его за руку. «Почувствовал?» – спросила она. «Да, больно», – ответил Альберт. «Значит, ты живой и не в морге. Заткнись и давай уже спи», – сказала Карен.

А еще у нас жил Дэйв. Он сидел на наркоте, и его мозг был серьезно поврежден. Он выглядел ровно так, как вы представляете себе героинозависимого. Просто сорванная башка. В прошлом он был барабанщиком в музыкальной группе, а потом принял что-то не то и выжег себе мозги. Дэйв не очень много говорил – ему было тяжело. Еще недавно он показывал средний палец устоям общества, а сейчас оказался в психушке.

Гарольд остриг его длинные волосы, чтобы в них не завелись вши, и можно представить, как это ударило по Дэву. Он сидел в прихожей и много курил, уставившись на пол. Гарольд переживал, что Дэйв может впасть в депрессию, и, не побоявшись гнева мамы, купил старенькую барабанную установку. Лицо Дэйва посветлело, когда ему разрешили поиграть. Разум покинул его, но он не забыл о барабанах. Он мог часами играть песни Iron Butterfly и Kiss.

После переезда я продолжал ходить в свою старую школу, поэтому дорога до нее занимала кучу времени. По утрам Гарольд подвозил меня к автобусной остановке, от которой до дома было несколько миль, и забирал оттуда вечером. Проблема была в том, что он страдал нарколепсией, и его часто одолевали приступы сна. Я мог ждать его на улице около заправки по несколько часов. До 8, 9, 10 часов вечера. С пятого по восьмой классы. Три-четыре раза в неделю. Он почти никогда не приезжал вовремя.

Но у меня с собой были клюшка и мячик, и чтобы скоротать время, я играл в хоккей с огромной цистерной с пропаном, которая была около заправки. Иногда на улице было холодно, иногда – жесть как холодно. Пальцы замерзали так, что я не мог держать ими клюшку. Приходилось прыгать на месте, чтобы хоть как-то согреться. Частенько я ехал домой с описанными штанами, так как стеснялся попросить заправщика впустить меня в туалет и не мог больше терпеть.

Впрочем, как оказалось, ожидание Гарольда пошло мне на пользу. За это время я научился хорошо играть клюшкой».