«День тишины». Памяти Павла Шеремета

Павла Шеремета, журналиста, автора документальных фильмов и книг, создателя сайта «Белорусский партизан», взорвали в машине на углу киевских улиц Богдана Хмельницкого и Ивана Франко 20 июля 2016 года. Сегодня я пойду на тот перекресток, чтобы вспомнить о нем.

Хотя мы все, кто его знал, продолжаем его помнить. Мы помним его мальчишескую улыбку, раннюю седину, беспечные интонации. Какая-то высшая несправедливость была в том, что был убит – так страшно убит – человек, веривший в жизнь и радовавшийся жизни.

Убийц не нашли. Ни исполнителей, ни заказчиков. Бывший генеральный прокурор Украины Виктор Шокин в одном из недавних интервью заявил, что у него есть версия, кто мог убить (то есть, заказть убийство) Павла. У меня тоже есть версия, которую я неоднократно озвучивал. Но следствие молчит. Хотя все украинские должностные лица много раз говорили о том, что раскрытие этого преступления для них – дело чести.

Может быть, потому они его до сих пор и не раскрыли. «Дело чести» — понятие, существующее для тех, у кого есть честь: говорят – значит, раскроют непременно. А тут – не раскрыли. Не захотели или не смогли – не знаю.

Киев продолжает жить мирной жизнью. Печальная годовщина совпала с окончанием предвыборной кампании. 21 июля – выборы в Верховную раду, 20 июля – день, когда раздался тот взрыв, — «день тишины». На телеканалах наконец перестали выступать кандидаты в депутаты и многочисленные эксперты, большая часть которых ходит с одного телеканала на другой и добросовестно отрабатывает проплаченные и мало выразительные слова о том, что их партия или их кандидат уж точно смогут победить и облагодетельствовать Украину и своих избирателей.

Почему-то становится грустно. «День тишины». Эха взрыва не слышно. Осколки давно убраны. На месте, где Павел умирал, лежат цветы. О нем помнят.

Любая смерть кажется бессмысленной и беспощадной. И страшной. Эта тогда показалась невероятно страшной. Как если бы взорвали не его, а каждого из нас.

Стоял июль, жаркий, как всегда в Киеве. Но в груди внезапно стало холодно.

Сейчас, три года спустя, этого страха нет. Он растаял в воздухе, чтобы вновь сгуститься в момент, когда кому-то из власть имущих захочется «заказать» убийство. Потому что они убивают тоже из страха. Они, те о ком мы пишем, боятся нас больше, чем мы боимся их. Павел вообще никого не боялся. Ему казалось, что он будет вечным. Он будет рассказывать о тех тайнах, которые общество должно было узнать. О том, что ему казалось важным. И почти не думал о себе.

Будем думать о нем мы. Будем нить. Пока мы помним – он жив.