«Когда вышла замуж, на собеседования стало ходить сложнее». Белорусы - о дискриминации на работе

Источник материала:

С дискриминацией на рынке труда сталкивались 85% белорусов, к такому выводу пришли эксперты международного общественного объединения «Гендерные перспективы». Это означает, что они встречались с ситуациями, когда для нанимателей на первый план выходили их личные, а не профессиональные качества. «Когда на собеседовании руководитель-мужчина узнал, что у меня есть маленький ребенок, у него аж лицо изменилось. Спросил: а как же вы собираетесь работать?» — вспоминает специалист по международным социальным проектам Эльвира Королева. «В одной фирме мне сказали: мы как-то взяли пару парней, а те то ли пили, то ли на работу не ходили, и больше мы парней не берем», — говорит учитель иностранных языков Артем.

FINANCE.TUT.BY рассказывает истории белорусов, столкнувшихся с дискриминацией на работе, и объясняет, почему такое положение дел вредит нашей экономике.

История первая: «Пришла на собеседование к руководителю-мужчине, который сразу же спросил, есть ли у меня дети»

Сейчас 39-летняя Эльвира Королева, мама двоих детей, работает специалистом по международным социальным проектам. По мере продвижения по карьерной лестнице она была и редактором, и журналистом, и PR-специалистом.

— В связи с карьерными устремлениями я часто меняла работу, приходила в какие-то новые проекты. Так что в жизни у меня было очень много собеседований, и на них практически всегда первым делом звучали какие-то вопросы, не имеющие отношения к моим профессиональным навыкам, — говорит Эльвира. — Когда я только окончила университет, меня не хотели брать, потому что все понятно: молодая, сейчас немного поработает, а потом замуж и дети. Когда я вышла замуж, на собеседования стало ходить еще сложнее. Ага, замужем и детей нет — значит, сейчас пойдут. Хотя, казалось бы, любая женщина трудоспособного возраста может забеременеть в любой момент и вне зависимости от того, замужем она или нет. Что же, из-за этого вообще женщин на работу не брать? Очень долго я не осознавала, что все эти личные вопросы на собеседованиях — это вмешательство в мою частную жизнь, которого быть не должно. Но такие вопросы звучат насколько часто, что в какой-то момент к ним привыкаешь и перестаешь считать чем-то экстраординарным.

После рождения первого ребенка Эльвира пришла работать в издательство. Его возглавляла женщина, которую Эльвира до сих пор считает «примером гармоничного руководителя».

— Первое время я и сама переживала, что с маленьким ребенком буду вынуждена иногда отвлекаться от работы. Но она же меня и успокаивала: вся страна и весь мир работает, имея детей, вы тоже справитесь. Помимо этого, она старалась войти в положение сотрудниц с детьми. Например, не давала вечерних заданий, разрешала работать из дома, кому-то даже перейти на полставки, — вспоминает Эльвира. — Сначала мне казалось странным, что владелец бизнеса призывает меньше заниматься работой и больше — семьей. Но потом я стала осознавать, что у семейного человека на самом деле гораздо больше мотивации работать: больше заинтересованность в деньгах, в том, чтобы сделать все максимально быстро и продуктивно, потому что времени просиживать штаны в офисе нет. Я до сих пор с благодарностью вспоминаю эту руководительницу, потому что она на деле доказала, что можно иметь и работу, и личную жизнь, и ничего плохого в этом нет. Именно на той работе я решилась на рождение второго ребенка.

Эльвира отмечает, что руководители-женщины в принципе лояльнее относятся к другим женщинам, особенно если они «сами состоявшиеся в работе и в семье».

— Такие руководительницы не видят семью как препятствие в работе, в то время как мужчин, по моим наблюдениям, это очень тревожит и даже пугает. Вскоре после рождения второго ребенка я пришла на собеседование к руководителю-мужчине, который сразу же спросил, есть ли у меня дети. Да, говорю, младшему еще года нет. У него аж лицо изменилось, — рассказывает Эльвира. — Сразу стал спрашивать: а как же вы собираетесь работать? Меня даже злость какая-то взяла. Я пришла на собеседование, здраво оценивая свои возможности. У меня в резюме нет пропусков, невозможно определить, когда я работала, а когда рожала. У меня не было перерыва на время декретного отпуска, я даже в роддоме работала на компьютере, поскольку работа была удаленной. И сейчас мой полугодовалый ребенок на улице с няней, а я пришла на собеседование, которое вы же мне и назначили.

В конце концов, говорит Эльвира, руководитель за неимением других вариантов все-таки взял ее на работу, хоть сразу и предупредил, что сомневается в этом сотрудничестве. Сомнения оказались ненапрасными.

— Он мог позвонить и дать задание в 11 вечера, не понимая, что рабочее время уже давно закончилось, у меня спит ребенок, и я даже поговорить громко не могу, не говоря о том, чтобы прямо сейчас сесть за какую-то работу. Мне кажется, мужчины часто этого не понимают, потому что у них-то вопрос детей решен их женами. Дети на них не висят, они не знают, как это. Хотя и женщины бывают разными. Когда-то у меня была руководительница-иностранка, без семьи и без детей. Она спокойно могла назначить после рабочего дня совещание до 10 вечера — а нам всем детей из садиков надо забрать до 6. Что делать, начинаем с круглыми глазами названивать родственникам.

По мнению Эльвиры, хорошо, когда «папа тоже уходит в декрет или берет больничные».

— У меня, к сожалению, с бывшим супругом такого не было, у нас в этом плане не образцовая шведская семья. Он зарабатывал больше и считал, что если так происходит, то он занимается только работой, а дети, все их секции, кружки, больничные — на мне. Наши мужчины охотно прикрываются работой, но ведь у женщин тоже есть работа, а кроме нее еще и огромное количество семейных дел. Поэтому если кто для женщин с детьми по-настоящему незаменим, так это бабушки, — констатирует Эльвира.

История вторая: «Мужчина может быть замечательным учителем. Но эта профессия считается женской»

По образованию Артем учитель английского языка, окончил лингвистический университет. Сразу после получения диплома он столкнулся с тем, что устроиться на работу по специальности не так уж и просто — «везде требуются девушки, женщины».

— Думаю, это связано с тем, что у нас традиционно так сложилось, что все преподаватели — женщины, — предполагает Артем. — Конечно, иногда было не очень приятно. Например, в одной фирме мне сказали: понимаете, такое дело, мы как-то взяли пару парней, а те то ли пили, то ли на работу не ходили, и больше мы парней не берем. Я пытался объяснить, что и женщины выпивают, и на работу, бывает, не ходят. Мне ответили, что все понимают, но у них такая политика организации — не брать мужчин совсем.

Ради работы Артем даже был готов сменить место жительства: съездил на собеседование на языковые курсы в Бобруйск, провел пробный урок.

— Хозяин там был мужчина. Прошло время, он мне позвонил и сказал, что пришла девушка с таким же уровнем английского, как у меня, но «ты же понимаешь, я хочу взять ее». Намек понятен, девушки приятней парней, — констатирует Артем.

После безуспешных попыток устроиться в частные языковые школы Артем пошел учителем в государственную. Там, по его словам, было легче, хоть Артем и признается, что его «взяли, потому что больше никто туда не хотел».

— Я обратил внимание, что мне там проще, претензий меньше. Ну вот, например, все знают, что учителей заставляют постоянно скидываться: то газеты какие-то покупать, то еще что-то. Я сказал, что делать этого не буду, и меня больше никто не трогал. Думаю, это потому, что я мужчина, со мной посложнее в этом плане. А девушек начинают прессовать, если они идут против «политики партии».

Помимо прочего ему довелось столкнуться и с претензиями к своему семейному положению.

— Где-то год назад я искал работу и нашел вакансию в одном из учебных заведений Минска. Я позвонил, попал на замдиректора, рассказал ей о себе, своем образовании. Она спросила, сколько мне лет и женат ли я. Мне тогда было 27, не женат. На это был ответ: ну вряд ли, но вы приходите, — рассказывает Артем. — На приеме я разговаривал уже с директором, тоже женщиной. И ни с того ни с сего она вдруг начинает мне рассказывать, что мужчин на работу они не берут, потому что у мужчин бывают всякие отклонения, например гомосексуализм. Я аж опешил немного. Во-первых, никогда об этом не думал, во-вторых, я толерантно к этому отношусь. Ответил, что и у женщин всякое бывает, на что директор сказала: «Мы все понимаем, но мужчин не берем». Видимо, они решили, что если у меня более-менее взрослый возраст и я не женат, то я «голубой». Честно говоря, мне от такого смешно становится и немного обидно. Человек может быть кем хочет, и это не должно влиять на то, берут ли его на работу.

Закрепившееся в массовом сознании деление профессий на мужские и женские Артем считает странным.

— Когда я учился в колледже, там был факультет бухгалтеров, исключительно девушки, и факультет электронщиков, исключительно парни. А в лингвистическом университете 95% — девушки. Я не знаю, откуда взялось деление на женские и мужские профессии, но, по-моему, это довольно странно. Я считаю, что мужчина может быть замечательным учителем, а женщина — хорошим строителем. К сожалению, моя профессия считается женской, поэтому у меня возникали проблемы с поиском работы.

В конце концов Артем оставил попытки устроиться по специальности и решил сменить сферу деятельности. Сейчас он работает начальником отдела продаж.

— Иногда я задумываюсь: потратил на образование шесть лет с магистратурой, а работаю совсем не по специальности. Как будто эти шесть лет прошли впустую. Если бы я смог найти что-то более подходящее своему диплому, я бы так и сделал, — говорит Артем. — Все дело в этом стереотипе — не мужская работа. Хотя у меня в университете на стене висел старый черно-белый плакат с людьми, которые 50 лет назад основали нашу кафедру. Так вот, там все мужчины и только одна женщина. А теперь, куда ни зайди, почему-то все стало наоборот: всюду женщины и только один мужчина.

История третья: «При сложной беременности можно перейти на более легкую работу, но мне не давали это сделать»

В 2015 году Инна Синкевич, на тот момент работавшая бухгалтером на заводе, забеременела. Беременность выдалась сложной, по результатам обследований существовал высокий риск потерять ребенка.

— Врачи советовали мне перевестись на сокращенный рабочий день или на более легкий труд. Законодательство позволяет беременным женщинам сделать это по медицинским показаниям, — рассказывает Инна. — Тем более что до 2010 года для беременных вообще существовал запрет на работу за компьютером, потому что это может негативно сказаться на развитии ребенка. После 2010 года за компьютером разрешили работать не больше трех часов в день. А у бухгалтеров за компьютером вся работа: мы отправляем электронные декларации, формы, вносим данные в базы. Словом, мне хотелось перестраховаться и перевестись на более легкий труд.

Однако с этим у Инны возникли проблемы.

— Сначала я обратилась в отдел охраны труда на своем предприятии, где мне больше месяца просто не отвечали, а потом отказали, сославшись на то, что у нас на заводе никогда раньше таких случаев не было. После этого я письменно обратилась к начальнику отдела кадров. Он прислал все нужные бумаги, но еще через месяц, а не через пять дней, как того требует закон, — вспоминает Инна. — Но эти бумаги больше не были мне нужны, потому что на тот момент я уже лежала в больнице из-за того, что моя беременность пошла не очень хорошо. Спустя два месяца лежания в той больнице я родила на седьмом месяце недоношенного ребенка.

По словам Инны, когда стало понятно, что у нее может не получиться перевестись на более легкий труд, на семейном совете обсудили вариант уволиться и не работать вообще. Но тогда появлялась новая проблема: декрет о тунеядстве. По действовавшим на тот момент правилам, те, кто в году проработал меньше 183 дней, должны были заплатить двадцать базовых — 360 рублей. А если бы Инна уволилась, дней как раз получилось бы меньше 183.

— В итоге было принято решение остаться на работе, о чем мы все, конечно, потом очень пожалели. Если бы я ушла с работы в тот момент, возможно, беременность прошла бы более благополучно, — рассуждает Инна. — А так я оказалась в очень сложной ситуации. Я пытаюсь перейти на более легкий труд, мне не дают нужные документы, а директор предприятия, зная всю ситуацию, при этом еще и составляет для меня индивидуальный график с выходами на работу в дни простоя, потому что предприятие в тот момент простаивало. Честно говоря, у меня есть ощущение, что мне удалось родить буквально вопреки действиям нанимателя.

Чтобы оценить ситуацию, Инна обратилась в Департамент государственной инспекции труда, который нашел нарушения в действиях нанимателя. Оставаться на этой работе Инна не захотела и вскоре после родов подала заявление на увольнение.

Результаты исследования: женщины чаще сталкиваются с дискриминацией по полу, мужчины — по возрасту

В социологическом исследовании ситуации с гендерной дискриминацией на рынке труда и при приеме на работу, проведенном общественным объединением «Гендерные перспетивы», приняло участие 1298 человек — это репрезентативная выборка для Беларуси.

— Результаты показывают, что в Беларуси 89,6% женщин и 80,4% мужчин сталкиваются с дискриминацией на рынке труда, — говорит председатель объединения Ирина Альховка. — Женщины чаще сталкиваются с дискриминацией по признаку пола, мужчины — по признаку возраста. При этом возрастная дискриминация касается не людей в возрасте 45+, а, наоборот, большей частью молодых специалистов, которые пытаются устроиться на работу. По отношению к ним у нанимателей есть масса предубеждений. Получается замкнутый круг: без опыта на работу не берут, но где тогда получить этот опыт?

Ирина Альховка перечисляет несколько категорий женщин, которые чаще сталкиваются с дискриминацией по признаку пола при приеме на работу. Это незамужние и бездетные женщины до 35 лет, женщины с детьми до 10 лет, женщины, находящиеся в отпуске по уходу за ребенком.

— В первую очередь эта дискриминация выражается в необоснованных вопросах об их семейном положении: замужем ли они, собираются ли заводить детей, а если дети уже есть, сколько им лет и кто сидит с ними, когда они болеют. Фактически наниматель обращает внимание в первую очередь на семейное положение женщин, а не на их деловые качества, профессиональные навыки, уровень образования. При этом мужчинам таких вопросов практически не задают, потому что по умолчанию предполагается, что мужчина свободен от семейных обязательств. А это не что иное, как гендерные стереотипы и дискриминация, — констатирует Ирина Альховка.

Уровень дискриминации на рабочем месте оказался чуть ниже, чем при приеме на работу. С ней сталкивались 64% респондентов, в то время как при приеме на работу — почти 70%.

— Здесь лидирует такой вид дискриминации, как навязывание работы, которая не входит в должностные обязанности и неприятна сотруднику. С ним встречались 27% женщин и 26% мужчин, — рассказывает Ирина Альховка. — Также респонденты называли неуважительное, пренебрежительное отношение со стороны коллег и руководителей, повышенные требования со стороны руководителя, неприятные шутки и колкости (у женщин эта форма дискриминации встречается в два раза чаще), сексуальные домогательства, подталкивание к увольнению или непродлению контракта, необоснованное снижение зарплаты или невыдача премий, отказ в изменении условий труда или повышении по службе без объяснения причин.

Также наниматели часто предъявляют претензии к внешнему виду сотрудников. С ними сталкивались 29% мужчин и 27% женщин.

— У мужчин топовая претензия — это обязательное ношение костюма вне зависимости от наличия встреч с клиентами или погоды. Об этом говорили 14% респондентов, в первую очередь госслужащие и работники правоохранительных органов. Еще 7% упоминали запрет на ношение усов и бороды. Для женщин самым актуальным является обязательство носить платья и юбки (9%) и запрет на татуировки (7%), — приводит цифры Ирина Альховка. — За исключением санитарных норм и требований безопасности, внешний вид — это сугубо эстетический вопрос, который никак не влияет на деловые качества сотрудника и не является ограничением по выполнению рабочих обязанностей. Например, та же неприязнь к татуировкам — это предрассудок, на основании которого наниматели почему-то начинают выстраивать негативную характеристику сотрудника или кандидата. Или рассмотрим недавнюю историю, когда государственная сеть аптек ввела дресс-код, согласно которому сотрудницы обязаны быть в юбках до колена и на высоких каблуках. В этом случае речь идет о гендерном стереотипе о том, как должна выглядеть женщина. Понятно, что все сотрудники должны быть одеты аккуратно и опрятно, но есть большая разница между «быть опрятным» и «выглядеть привлекательно». Привлекательность не является частью работы.

Социологическое исследование ситуации с гендерной дискриминацией на рынке труда и при приеме на работу — часть кампании «Пол не потолок», которую с 2016 года проводит объединение «Гендерные перспетивы». Еще одна часть кампании — сбор личных историй о случаях дискриминации на работе.

Эксперт: «С точки зрения экономики дискриминация людей, которые могут и хотят работать, — непозволительная роскошь»

Трудовым кодексом запрещена дискриминация. Под ней в законе подразумевается «ограничение в трудовых правах или получение каких-либо преимуществ в зависимости от пола, расы, национального и социального происхождения, языка, религиозных или политических убеждений, имущественного или служебного положения, возраста (…) иных обстоятельств, не связанных с деловыми качествами и не обусловленных спецификой трудовой функции работника». Там же сказано, что человек, считающий, что он подвергся дискриминации, вправе обратиться в суд.

На деле, говорит Ирина Альховка, отстаивать свои права пытались только 13% респондентов, столкнувшихся с дискриминацией.

— Опыт показывает, что люди очень мало пользуются такой возможностью, а если и пользуются, то это не приносит никакого результата, — комментирует Ирина Альховка. — Самое простое объяснение: люди просто хотят получить работу здесь и сейчас, а чтобы защищать свои права, нужно знать процедуры, вкладывать в это время и деньги. Вторая проблема — это недоказуемость. Скажем, собеседования проводятся один на один, и доказать, что вас не взяли на работу из-за дискриминации, очень сложно. Поэтому законодательный запрет на дискриминацию у нас вроде бы и есть, но воспользоваться этой нормой практически невозможно. То, что мы не слышим историй об отстаивании своих прав в суде, говорит не о том, что у нас нет дискриминации, а о том, что механизм защиты своих прав очень сложен для граждан.

В качестве примера Ирина Альховка приводит страны Евросоюза, где в спорных ситуациях доказывать свою правоту приходится не только работнику или кандидату, но и работодателю.

— Задача работника — доказать факт ситуации. Например, женщина сходила на собеседование и считает, что ее не наняли из-за дискриминации, потому что наниматель спрашивал о ее планах уйти в декрет. В свою очередь наниматель должен продемонстрировать результаты профессиональных тестов, дать какую-то объективную оценку компетентности кандидата, чтобы доказать, что дискриминации не было и что получивший работу мужчина имеет лучшую профессиональную подготовку, чем женщина без детей. В наших реалиях бремя доказывания полностью лежит на работнике или соискателе, а это не всегда работает, — поясняет Ирина Альховка.

При этом, отмечает эксперт, в государственных компаниях ситуация с дискриминацией обстоит лучше, чем в частных.

— Наниматель из частного сектора рассуждает так: это мои деньги, и за них я хочу иметь самого эффективного работника. Если на эффективность влияет замужество или дети, значит, мне такой работник не подходит. В результате получается, что наибольших гарантий сотрудники могут ожидать от государственных предприятий, которые в меньшей степени сконцентрированы на зарабатывании денег или не могут предложить конкурентную зарплату, — говорит Ирина Альховка. — Но вместе с тем всем нанимателям нужно помнить, что у дискриминации есть не только правовые, но и экономические последствия. Белорусские семьи сегодня — это не монокарьерные семьи, которые могут прожить на зарплату одного добытчика. Вдобавок рынок труда очень меняется, население стареет. Дискриминация людей трудоспособного возраста, которые могут и хотят работать, — это для нас непозволительная роскошь.

Отношение нанимателей к женщинам с детьми тоже необходимо пересмотреть, считает Ирина Альховка.

— В Швеции есть такая концепция как «умное родительство», smart parenting. Согласно этой концепции работников с детьми можно по умолчанию считать наиболее эффективными менеджерами. В родительстве есть все, что нужно эффективному управленцу: распределение обязанностей, делегирование, определение приоритетности задач, многофункциональность, — перечисляет Ирина Альховка. — Также статистика говорит, что увеличение рождаемости наблюдается в тех странах, где существует возможность эффективно совмещать родительские и профессиональные обязанности и где хорошо развиты услуги по уходу за детьми. Если люди будут уверены в том, что они смогут и зарабатывать, и проводить достаточно времени с семьей, им будет проще решиться на рождение детей, что положительно повлияет на демографическую ситуацию. Но если мы будем продолжать дискриминировать женщин с детьми, рассматривая их как невыгодную рабочую силу, ожидать роста рождаемости не приходится.

Теги: Минск