Юрий Антонов: на радиостанции мне сказали - «Юра, гитары не хиляют сегодня»

19 февраля певец и композитор Юрий Антонов празднует 75-летие. Накануне музыкальный обозреватель «АиФ» побывал в загородном доме юбиляра в коттеджном посёлке Грибово (12 км от МКАД).

Антонов не всех пускает к себе домой. И очень мало кого - в душу. Его манера разговаривать с малознакомыми людьми жёстко, а порой и очень агрессивно – на самом деле всего лишь защитная реакция. Может быть, поэтому он по-прежнему живёт один, хотя про его романы с женщинами ходит множество слухов. Антонов и сегодня может «затеять флирт невинный», но потом, как бы между делом, скажет про женщину, которой интересовался: «Не! Не мой у­ровень».

Про детей ни слова

У Антонова три официальных брака и двое детей от разных женщин. Но свою личную жизнь он наотрез отказывается обсуждать. Клещами не вытянешь… Ещё один вопрос, который выводит его из себя: «Когда вы обнародуете новые песни?» Но если сам поднимает тему свежего материала, всегда находит массу оправданий: аудиопираты, которых не хочет кормить; нехватка времени; недостроенная студия и т. д. Студия, кстати, давно по­строена. Думаю, причина всё же в другом – Антонов взял такую высокую планку своими хитами («Под крышей дома», «Море», «Нет тебя прекрасней», «От печали до радости» и др.), что ему самому сложно до неё в 75 лет дотянуться.

15 лет назад, когда мы с ним едва были знакомы, Антонов пригласил меня на репетиционную базу, где готовил юбилейную (в честь 60-летия) программу. Маэстро довольно грубо покрикивал на музыкантов, которые играли не то и не так, а после, будучи крайне раздражённым, резал правду-матку в интервью.

– Вы как-то признались, что любовная муза ни разу не вдохновила вас на написание песен, – интересовался я. – Неужели ни одна не написана под воздействием любви?

– Ну, может быть, одна. Всё остальное – это просто профессионализм. Другие авторы врут, когда говорят, что любовь является причиной. У них то же самое – сидят и из задницы выдавливают ноты, чтобы потом соединить их в колбасу. Что ты смеёшься, так и есть.

Накануне 65-летия музыкант был гораздо дружелюбнее, чем в первую нашу встречу, но в дом всё равно не пригласил – встречу назначил на ближайшей к своему особняку бензоколонке. В кафешке при АЗС мы с ним тогда и записали интервью, а потом его там же и редактировали. Но от былой жёсткости и недоверия, похоже, не осталось и следа. Накануне 75-летия артиста мы сидим в его уютном доме, по которому хозяин передвигается при помощи ортопедической трости. Антонов перенёс операцию на коленной чашечке и проходит курс реабилитации. Ему нельзя много ходить. Но, несмотря на запрет и присутствие в доме экономки Маши и помощника по хозяйству Володи, Антонов сам снуёт от стола на кухню и обратно – носит закуску, стаканы, приборы.

Антонов находится в том статусе и возрасте, когда музыка интересует его всё меньше и он едва узнаёт артистов, которые возглавляют хит-парады. Он и на гастроли почти перестал ездить.

– Если бы я гнался за день­гами, без конца выступал бы, – говорит музыкант. – А я делаю это спустя рукава. И то в основном выступаю в Москве. Бывают выезды – Минск, Сочи, Питер. Больше, по сути, никуда не езжу. Потому что нет уже никакого интереса.

– Только что одна съёмочная группа уехала, вчера другая меня мучила целых 5 часов! Голова пухнет от разговоров. И вопросы всё одни и те же. – Антонов тяжело вздыхает, делая глоток дорогого французского коньяка, в котором знает толк. Заедаем коньяк мы грузинской едой, привезённой поэтом Владимиром Ильичёвым, частым гостем в доме музыканта.

– Мы с ним работаем над новым материалом, – говорит хозяин дома, указывая на Ильичёва, сидящего с нами за столом. – Он прекрасный поэт. Один из лучших на сегодня!

«Ого, – думаю я, – значит, скоро мы всё-таки услышим новые песни». Но уточняющий вопрос «когда?» задать не решаюсь, чтобы не испортить Антонову настроения. На стол запрыгивает кот Пашка, усаживается напротив меня и смотрит немигающим взглядом, как следователь, прямо в глаза, а потом подставляет голову под руку, требуя ласки.

– Юрий Михайлович, у вас много разных животных: кошек, собак, гусей, уток и др. Вы им построили два отдельных дома. А почему именно Пашка живёт с вами и пользуется, по сути, неограниченной свободой?

– Да потому, что это суперкот! Он очень любит людей. Они никогда не причиняли ему никакого зла, поэтому он со всеми с удовольствием общается, садится на руки знакомиться. Не я, а Пашка – хозяин этого дома, – Антонов становится ещё теплее от коньяка и разговоров про любимого кота.

– А ухо кто ему оторвал?

– Когда ему операцию делали, то отрезали часть уха. В доме у меня живёт ещё один кот – Шурик. Но они с Пашкой находятся в жуткой конфрон­тации, поэтому разбегаются по разным углам. Дом большой, слава богу, у них есть возможность не встречаться. Я лежал в больнице дней пять. Приехал домой. Пашка со мной не общается – ноль внимания, не подходит. Только когда прилёг поздно и стал смотреть «Грэмми», кот подошёл и разрешил погладить.

– С какими чувствами вы смотрели церемонию «Грэмми»? С чувством зависти, что у нас такая церемония невозможна, с чувством досады от того, что и в Америке сегодня тоже мало хорошей музыки?

– Современная западная музыка мне нравится меньше, чем та, которая была лет 40–50 назад. Тогда были красивые мелодии, шикарные аранжировки, прекрасные исполнители. Сегодня ты можешь сделать на компьютере любую аранжировку. Не нужны живой звук, живые гитары. На одной популярной радиостанции мне прямо сказали: «Мы песни, где звучат гитары, не берём в эфир». Это мои друзья, тем не менее они мне прямо говорят: «Юра, гитары не хиляют сегодня». А я любитель гитарного звука.

И сегодня есть неплохие исполнители. Но за редким исключением мелодий почти ни у кого нет. Все аранжировки похожи, как будто слизаны под копирку: одни и те же звуки, похожие голоса. Нет ярко выраженного мужского и женского начала. Звучит нечто среднее.

Как-то мне нечего было делать, я включил Муз-ТВ. Там то же самое: исполнители разные, а поют одну и ту же песню. Только слова чуть-чуть меняются.

– Как будете отмечать ­юбилей?

– Пока никак не буду. Отмечу тогда, когда поправлюсь окончательно. У меня сейчас тяжёлый и достаточно неприятный процесс реабилитации после операции. Врачи говорят, может уйти 2–3 месяца. Было бы мне 50 лет, думаю, я бы уже бегал.

– Вы в свои 75 лет без сцены можете обходиться?

– Запросто. Мне кажется, это миф, который распустили артисты, что жить без сцены не могу, что это наркотик. Какой наркотик? Мне рассказывали, что такое настоящий наркотик. Вот от него избавиться тяжело. А что касается сцены, то наступило время, когда ты думаешь: «Лучше дома посидеть или в саду. У меня летом тут такая красота! Чистый воздух, природа, животный мир в естественной среде. Птицы поют, белки, кролики бегают, всякие утки выскакивают.

– От этого больше удовольст­вия получаете?

– Это настоящее человеческое удовольствие! Ни с чем не сравнимый кайф, который никакой сценой не заменишь.