"Сейчас не война, но приходится „сортировать“ больных" Реаниматолога из Витебска на пике эпидемии хотят забрать в армию

И это в то время, когда в схватке с COVID-19 на счету каждый врач и когда Витебская область по количеству заболевших вот уже почти два месяца идет второй после Минска. Проблему призыва на срочную службу своего «основного анестезиолога-реаниматолога» поднял заведующий отделением реанимации БСМП Владимир Мартов. TUT.BY поговорил с Ростиславом Савицким.

Ростиславу Савицкому — 25 лет. Вначале у него была отсрочка от призыва на срочную службу из-за учебы (молодой человек окончил ВГМУ), потом — в связи с рождением ребенка. Осенью 2019-го дочке исполнилось 3 года — и Ростиславу пришла повестка.

— Осенью я прошел в военкомате медкомиссию, собрал все нужные справки. У меня хроническое заболевание — гнойный левосторонний отит среднего уха. Чтобы подтвердить диагноз, пришлось лежать в стационаре. Но не в больнице скорой медпомощи, где работаю, а в другой — областной клинической. 

Потому что справки из моей больницы в военкомате не принимали: думали, что на своей работе я сделаю липовые документы, чтобы не пойти в армию. Чтобы подтвердить статус «не годен в мирное время», мне было необходимо принести в военкомат подтверждение, что у меня за год как минимум два воспаления. Такую справку я принес — и мне дали отсрочку на 5 месяцев.

В новой повестке сообщалось, что призывник должен явиться в военкомат 6 апреля.

- На входе в военкомат всех обязывают надевать маски. При этом в повестке об этом ничего не говорится. У меня была маска, и я ее надел. Но такое требование выглядело некрасиво по отношению к ребятам, у которых масок не было. Их просто разворачивали и отправляли искать средство защиты. 

А тогда, в начале апреля, в аптеках их было найти сложно. И если учесть, что к военкомату относятся жители не только Витебска, но и Витебского и Лиозненского районов, то парням из сельских регионов было еще сложнее найти эти маски, чем городским призывникам.

В военкомате Ростиславу сообщили, что документы с осенней медкомиссии устарели и что ее нужно пройти по новой.

— Я объяснил, что работаю в реанимации, что во время эпидемии у меня очень много работы. И сказал прямо: ходить и собирать справки для военкомата я не буду — сейчас это непозволительная трата времени для врача-реаниматолога. Майор поинтересовался: «А с какими пациентами вы работаете?». 

Я объяснил: «С больными тяжелыми пневмониями — вирусно-бактериальными». Сотрудники военкомата поняли, что моя ситуация — нестандартная, и пообещали разобраться.

Через два дня, 8 апреля, Ростислава снова вызвали в военкомат. Там он узнал, что его оставили в покое — на месяц:

— Главный врач моей больницы ходатайствовал за меня перед военкоматом. Объяснил, что у меня действительно загруженный график и что я не смогу собирать справки. Все закончилось тем, что сейчас у меня повестка на 7 мая.

— Сейчас БСМП разделена на два профиля. Хирургический корпус работает в штатном режиме. А терапевтический корпус и роддом перепрофилировали для приема больных пневмониями. Также к нам везут пациентов с подозрением на вирусную пневмонию. Мы их берем, если есть места.

Ростислав отмечает, что в БСМП постарались оперативно организовать помощь больным:

— На весь корпус — а в нем 200 с лишним коек — было 18 коек с кислородом. Это, к сожалению, очень мало. Тогда у нас начали делать подводны́е кислородные точки. Они очень нужны пациентам с вирусной пневмонией. Кислород для них намного важнее, чем дорогие лекарства. И в начале апреля эти точки у нас оборудовали.

Кислородные точки устроили на третьем этаже корпуса, потом — на втором, затем — на первом.

— Примерно с 4−5 апреля на нас хлынул очень большой поток больных. Как только обеспечили кислородом третий этаж — сразу же начали завозить пациентов. Закладывали их большими пачками. Третий этаж заполнился за двое суток. Второй и первый — примерно за сутки. Все «без отрыва от производства»: на третьем этаже уже лежат пациенты, а на втором — шум-гам: рабочие подводят кислород. Пытались все делать одновременно, чтобы не терять драгоценное время.

Примерно через неделю перепрофилировали под прием больных с пневмониями и роддом № 3 на территории БСМП.

— Сейчас он тоже целиком заполнен. Среди пациентов есть беременные с клиническими признаками пневмонии.

На прошлой неделе из больницы начали выписывать людей.

— На выписку шли люди, которые сразу, при поступлении, нуждались в медикаментозной поддержке, кислороде. У многих были тяжелые пневмонии. И в условиях не пандемии, наверное, они еще бы продолжали лечение. Но мы понимаем, что сейчас у них состояние не такое тяжелое, как у других, и вынуждены их выписывать. Они переходят на домашнее лечение, под наблюдением медиков.

В день, говорит Ростислав, выписывают человек 10−20.

— И сразу же эти койки заполняются. В приемном покое у нас работают два терапевта и реаниматолог. Они осматривают пациентов и сортируют: кого куда отправить. Кто-то идет в отделение с кислородом, кто-то — в реанимацию.

Врачи-реаниматологи в БСМП, которые работают с пневмониями, трудятся по 8 часов в три смены.

— Все остальные врачи в нашей больнице работают по 12 часов, — говорит Ростислав Савицкий. —  Но я знаю, что в медучреждениях есть терапевты, которые работают сутками. А есть и те, кто после суток остается еще на 8 часов. То есть врач на ногах 32 часа! И такая практика в белорусских больницах, к сожалению, распространена. Работа больше суток для врача — это давно уже не ново. Это не потому, что человек хочет так много работать. Просто не хватает специалистов.

— Спускаясь в приемник, ты смотришь на пациентов. Видишь их состояние, диагнозы, снимки легких. Тебе очень горько. Ты понимаешь: в обычное время половина из них, а то и больше, пошла бы в реанимацию. Они бы велись как тяжелые пациенты. К ним бы, возможно, даже был индивидуальный подход: если бы им, к примеру, не подходили схемы антибиотиков. 

Но сейчас нам приходится отбирать из тяжелых пациентов «менее тяжелых» и «более тяжелых». Первые идут в отделение, вторые — в реанимацию. Сейчас не военное время, когда ранения делили на легкие и тяжелые, но нам приходится заниматься такими вот вещами — «сортировкой» больных. Это и есть самое страшное.