Мнение. Юрий Дракохруст. Как построить нацию?. 21.by

Мнение. Юрий Дракохруст. Как построить нацию?

23.01.2015 18:28 — Новости Политики |  
Размер текста:
A
A
A

Источник материала:


 
На съезде БРСМ, который состоялся на этой неделе, президент Александр Лукашенко заявил: "Культура – вот что делает белоруса белорусом, а не просто "тутэйшым", в какой бы точке земного шара он ни находился. Не только наше богатейшее наследие: литература, музыка, архитектура но и язык, который мы должны знать, история, которую мы должны помнить, и ценности, которые мы должны уважать".
 

Юрий Дракохруст, обозреватель белорусской службы Радио "Свобода". Кандидат физико-математических наук. Автор книг "Акценты свободы" (2009) и "Семь тощих лет" (2014). Лауреат премии Белорусской ассоциации журналистов за 1996 год. Журналистское кредо: не плакать, не смеяться, а понимать.

Можно отреагировать на это белорусской присказкой, почерпнутой как раз из сокровищницы национальной культуры – "напэўна, нешта вялікае ў лесе здохла". А можно констатировать, что набор моделей строительства нации невелик и часто народы, поплутав в поисках чего-то оригинального, возвращаются, так сказать, на круги своя.
 
В Беларуси, в отличие от других постсоветских стран, реализовался довольно оригинальный проект нациестроительства. Знаменитая фраза Лукашенко "белорусы – русские со знаком качества" не несла и тени этнического превосходства, это был, на мой взгляд, знак превосходства идеологического. В рамках этого подхода русские предали свое предназначение, предали великий советский проект, погрязли в потребительстве, подпали под власть жадных и бессердечных олигархов. А Беларусь – осталась верной, сохранила светлые советские идеалы. Ну как ей, такой белой (в смысле красной) и чистой, было объединяться с теми, кто оплевал святое общее прошлое?
 
Это явно никогда не говорилось, но на самом деле подразумевалось именно это, что становилось особенно явным в периоды кризисов: и в 2002 году, когда Владимир Путин любезно предложил Беларуси войти в РФ шестью губерниями, и позже, во время газовых, нефтяных и прочих войн.
 
Собственно, необходимостью поддерживать это идеологическое чудо и объясняется подчеркнутый советский антураж нынешнего белорусского (на самом деле совсем не советского) житья-бытья. Слова Лукашенко о Ленине и Сталине как "символах белорусского народа" не сказал бы ни один из других постсоветских лидеров, включая Путина. Дело не в том, что порядки у Лукашенко столь же строгие, как во времена "символов", и даже не в том, что самые строгие из всех постсоветских стран. Например, у узбекского лидера Ислама Каримова сильно построже будут. Но дело в том, что ни у Каримова, ни у Путина нет никакой идеологической надобности в былых коммунистических вождях. А у Лукашенко есть.
 
Ну концепт и концепт. Историкам будущего точно будет очень интересно.
 
К тому же стоит заметить, что это – проект гражданской, а не этнокультурной нации, по структуре та же модель, по которой конструировали в конечном счете неудавшийся советский и успешный американский проекты. Американцы We The People не потому, что говорят по-английски (в этом они ничем не отличаются и не отличались от англичан, против власти которых восстали), а потому, что это народ Свободы, "сияющий город на холме", народ великой Конституции. Сейчас речь даже не о том, так ли это на самом деле – американофобы могут не напрягаться. Речь о том, что американцы свято в это верят, в результате реальностью становится их единство в этой вере. Для нашего рассмотрения важно, что верят именно в это, а не в общую "кровь и почву", и что это работает.
 
Ну так и белорусская идеологическая модель работает. По крайней мере, работала до последнего времени.
 
Но ее эффективность подтачивается, причем с разных сторон. Идут годы, приходят поколения, для которых советский век – это примерно как пунические войны. Ну не совсем как они, к тому же есть и старшие поколения, среди которых и правда есть тоска по утраченным смыслам и глобальному проекту. Но в исторической перспективе это – уходящая натура. Ослабевает живая память, соответственно, снижается эффективность идеологической конструкции, основанной на интерпретации этой памяти.
 
Кроме того, сильно меняется Россия, от которой белорусский квазисоветский проект идеологически дистанцировался так же, как и классический этнокультурный, хотя и с помощью другого механизма.
 
Можно проклинать российские "лихие 90-е", можно восхищаться ими как годами недолгой русской свободы, но в любом случае Россия 90-х, даже первой половины нулевых, и сегодняшняя – это очень разные страны. Политически, экономически РФ все больше становится похожей на РБ. А тогда в чем, собственно, особость, отличие Беларуси от восточной соседки? Тут "сильная рука" – там "сильная рука", тут государство – все, там – то же самое, тут – холодная война с Западом, там – она же, тут "пятую колонну" – к ногтю, там – к нему же. Может, это и чудесно, но разница-то в чем?
 
Ну и наконец, в чем-то Россия и правда становится похожей на современную Беларусь, а в чем-то различия и усиливаются. Ельцинский проект "дорогих россиян" был тоже проектом конструирования гражданской нации, хотя и на иных, чем в Беларуси, началах. "Русский мир" – это совсем другой проект, отличный и от ельцинского, и от советского, и от проектов российских императоров. СССР мог топить в крови Венгрию и Чехословакию, но ни Хрущеву, ни Брежневу не приходило в голову присоединять эти страны к Советскому Союзу. Русские цари присоединяли к империи внушительные территории, но их абсолютно не волновал этнический состав новых владений.
 
Теперешняя политика России в отношении Украины не лучше, но она другая по идеологическому обоснованию. Возможно, в будущем это время будет расценено как период становления русской нации по классической этнокультурной модели. Подобные процессы не всегда вещь милая и приятная, особенно для соседей.
 
Так вот о соседе и речь. Верность завоеваниям Октября как-то не выглядит несокрушимым барьером на пути весьма брутальных поисков Россией своей национальной идентичности.
 
А что взамен? От принятия этнокультурного проекта нынешнюю власть удерживает не в последнюю очередь то, что он был и есть символом веры ее оппонентов. Еще в 1994 году Александр Лукашенко пришел к власти в борьбе с адептами именно этой модели нациестроительства, именно в борьбе с ними, с ней, с этой моделью, и возник нынешний квазисоветский проект. Если Лукашенко смог победить белорусский этнокультурный проект, почему его не сможет победить Путин, если Лукашенко возьмет этот проект на вооружение?
 
Дело даже не в том, что в ответ на гипотетическую белоруссизацию Кремль разгневается и пришлет в Беларусь "вежливых людей". Дело в опасениях белорусской власти, что, принимая те или иные элементы этнокультурного проекта нациестроительства, она вместо того чтобы обезвредить "русских демонов" в белорусском народе, может их разбудить, пробудить к активной политике своих Аксеновых и Константиновых, Захарченко и Плотницких.
 
В интервью Григорию Иоффе президент Беларуси сказал по поводу белорусского языка: "Язык – это святое. И у нас имеется все для того, чтобы спокойно (если нужно – 20 лет), чтобы поставить белорусский язык наравне с русским. Все остальные вопросы – к Машерову… Это не я, понимаете? Не я. Я получил такую страну, где на русском языке, а иногда на какой-то трасянке больше разговаривали, чем на белорусском языке".
 
Стоит заметить, что ситуация с белорусским языком сильно ухудшилась за время долгого правления собеседника профессора Иоффе и это ухудшение вряд ли можно вменить в вину одному Машерову.
 
Родной язык и язык домашнего общения в Беларуси
согласно переписям 1999 и 2009 годов, в %
  1999 2009
Считают родным белорусский 73,6 53,2
Считают родным русский 24,1 41,5
Говорят по-белорусски дома 36,7 23,4
Говорят по-русски дома 62,8 70,2
 
Однако ситуация не столь однозначная. Неоднозначность ее следует даже из наблюдаемого в таблице разрыва между долей говорящих дома по-белорусски и долей тех, кто назвал белорусский родным. Почему более чем каждый четвертый белорус говорит дома по-русски, но родным считает белорусский?
 
А потому, что для белорусов белорусский – это не только и даже не столько средство коммуникации, сколько символ национальной идентичности. Весьма убедительно это было показано в исследовании, проделанном несколько лет назад кампанией "Будзьма беларусамі", лабораторией "Новак" и Белорусским институтом стратегических исследований. В ходе опроса, проведенного в рамках исследования, 47,1% опрошенных ответили, что белорусский язык – "национальное достояние, которое нужно беречь и уважать", а 36,9% назвали его "национальным символом белорусов".
 
Согласно результатам опросов НИСЭПИ среди ответов на вопрос "Чем белорусы отличаются от русских?" относительное большинство (от трети до 40%) набирает ответ – языком. Да как же отличаются языком, если в Беларуси на нем говорят немногие, меньше, чем те, кто дает подобный ответ? А вот так – отличаются. Символ. Как минимум.
 
А вопрос – не праздный, как говорится. Именно его задает белорусам – от Лукашенко до последнего бомжа – концепт "русского мира". Не будет найден солидарный убедительный (хотя бы для самих себя) ответ … Ну – неважно, может быть.
 
Причем речь идет именно о солидарном ответе, а не только об ответе тех, кто сознательно делает выбор в пользу белорусского языка и грезит славой ВКЛ. В этом, кстати, и заключается главное сомнение власти – "купят" ли белорусы (такие, какие есть, такие, какие описаны в приведенной выше таблице) этнокультурный проект или его сегменты?
 
Однако представляется, что ситуация, в частности, с белорусским языком в чем-то похожа на ситуацию во взаимоотношениях между Беларусью и ЕС. Однозначный геополитический выбор в пользу объединенной Европы – вопрос для белорусского общества весьма и весьма неоднозначный. Но нынешние отношения настолько плохи, что существует довольно длинный путь их улучшения, совсем не обязательно приводящий к окончательному выбору в пользу Запада. То же и с языком: положение его настолько удручающее, что оно может быть улучшено без ущерба для русского языка. Тем более что те, для кого белорусский язык является ценностью, составляют большинство, пусть даже большинство этого большинства и не говорит на нем.
 
Судя по всему, белорусская власть и пришла к неким подобным выводам. Опора пусть и не самая мощная, но выбирать особо не из чего. Модель гражданской нации, построенная на великих идеях и почитании авторитетных общественных институтов, – для этого нужны великие идеи и уважаемые институты. А и с идеями, и с институтами в наших краях как-то туговато. Это относится и к институту президентства. Нет, бесспорно, есть человек, занимающий соответствующий пост, на которого многие белорусы возлагают свои упования. Но ниоткуда не следует, что такое же отношение суждено его преемникам. А популярный лидер – это не институт и тем более не национальная идея. За "русским миром" – не только бывший подполковник КГБ, ставший президентом России, но и мощная интеллектуальная, духовная традиция как минимум от старца Филофея до Данилевского и Достоевского. А у нас зато есть Лукашенко, он у нас и Филофей, и Данилевский, и Достоевский в одном флаконе – так что ли?
 
Ну а квазисоветская модель, которая есть кроме Лукашенко, ветшает, теряет мобилизационную силу, причем ветшание особенно ускоряется на фоне процессов бурного нациестроительства у восточных и южных соседей. Так что методом исключения остается классика.
 
Поступает с ней власть примерно, как в СССР в 41-м году: когда немцы рвались к Москве, в Советском союзе дали послабления православной церкви. Не заменили ею коммунистическую идеологию, нет, все осталось незыблемым. Просто использовали дополнительный ресурс идеологической мобилизации, так сказать. Ну вот и белорусская власть действует примерно таким же образом.
 
К чему это приведет? Кто знает. Но тут стоит вспомнить, что история – ироничная дама. В 1848 году молодой прусский юнкер, ярый монархист Отто фон Бисмарк с шашкой в руках бился с тогдашними немецкими "дерьмократами", мечтавшими о немецком национальном государстве. Ну а потом, много позже, именно он волею судеб реализовал мечту своих врагов 1848 года. Правда, поначалу в близкой и понятной ему форме союза немецких князей. От этой формы Германия избавилась только в ХХ веке, уже после смерти "железного канцлера". Но идеи немецких демократов 1848 года в конце концов, примерно через столетие, все-таки победили.
 
Мнение автора может не отражать точку зрения редакции TUT.BY.
 
 
Чтобы разместить новость на сайте или в блоге скопируйте код:
На вашем ресурсе это будет выглядеть так
Можно констатировать, что набор моделей строительства нации невелик и часто народы, поплутав в поисках чего-то оригинального, возвращаются, так сказать, на круги...
 
 
 

РЕКЛАМА

Архив (Новости Политики)

РЕКЛАМА


Яндекс.Метрика