Год на воле. Что стало с последними освобожденными политзаключенными?

Источник материала:

Год назад 22 августа Александр Лукашенко помиловал шестерых последних на тот момент политзаключенных «исходя из соображений гуманизма». Этот шаг привел к снятию санкций с Беларуси и началу потепления отношения Минска с европейскими странами и США. TUT.BY решил узнать, чем сегодня живут бывшие политзаключенные. Оказалось, что всего за год жизнь их, мягко говоря, разбросала.

Политзаключенными герои статьи считаются по консенсусной оценке белорусских правозащитных организаций, а также США и ЕС. Белорусские власти утверждают, что политзаключенных у нас нет, а все эти люди отбывали наказание за уголовные преступления.

Экс-кандидат в президенты Николай Статкевич в общем-то вернулся к своему дотюремному образу жизни. Он по-прежнему активен в политике, после выхода из тюрьмы устроил около десятка массовых акций протеста в Минске. За это получил штрафов на десятки миллионов старых рублей. Платить их, к слову, он отказывается. Дошло до того, что у него в счет штрафов начали отключать мобильный телефон и арестовывать пылесосы.

Кроме уличной активности, Статкевич пытался объединить оппозицию, собрать ее на конгресс, но идея не нашла широкой поддержки. Его инициативную группу на парламентских выборах не зарегистрировали из-за неснятой судимости.

Статкевич живет с женой в частном доме в Лошице. Совсем недавно он отметил 60-летие. К юбилею Статкевича TUT.BY вместе с политиком просмотрел его архивные фото, получилось душевно.

— Жыццё тут для мяне — рай, — рассказал нам Статкевич. — Людзі, як статныя жывёлы: ім патрэбна, каб пер’яў было багата, хвост даўжэйшы. Але насамрэч для шчасця неабходна мала: усё ўнутры нас.

Судьба гомельского активиста Юрия Рубцова сложилась иначе. Его называли «человек-майка», несколько раз его арестовывали за футболку с призывом к отставке Лукашенко. Когда его в очередной раз судили за нарушение условий «химии» (ограничения свободы), оказалось, что он наколол себе эту надпись на груди.

Через несколько месяцев после освобождения он покинул страну. «По требованию сына и жены я был вынужден покинуть Беларусь и попросить политического убежища в Германии. Меня намеренно не брали на работу на родине, и в случае невыплаты налога на тунеядство я снова попал бы за решетку», — сообщил он телеканалу «Белсат».

Первое время Рубцов с женой жил в лагере беженцев в палатке, затем им выделили комнату в Нюрнберге. Сегодня они ожидают решения по статусу беженца. В недавнем интервью «Белорусскому партизану» Рубцов сказал, что учит немецкий язык. При нынешней власти он не планирует возвращаться в Беларусь, но хочет добиваться международного непризнания белорусских выборов.

Бобруйский журналист Евгений Васькович проходил по делу анархистов, его посадили по обвинению в попытке поджога здания КГБ в Бобруйске «коктейлями Молотова» в октябре 2010 года.

После освобождения Васькович женился и теперь со своей женой Александриной они ждут ребенка. Оба сотрудничают с гражданской инициативой «Наш дом» и участвуют (по крайней мере, весной этого года участвовали) в акциях протеста.

Активист по-прежнему находится под профилактическим надзором, это позволяет ему выезжать за границу, но должен раз в месяц отмечаться в милиции.

Тюремный опыт дал ему многое, сказал Васькович TUT.BY.

— Это школа жизни, там учишься жить, как надо тебе, а не кому-то. Ты учишься быть полностью независимым, расставляешь правильные приоритеты, не обращаешь внимания на слова других людей.

Анархист Николай Дедок живет в Вильнюсе, учится на политолога в Европейском гуманитарном университете. Сейчас постоянной работы не имеет, ищет подработку, но говорит, что учеба отнимает много времени.

Активист пишет статьи о политике, поддерживает связи с друзьями. На вопрос, получается ли участвовать в акциях протеста, Дедок ответил:

— А хіба ёсць у нас нейкія акцыі? Што тычыцца нейкіх легальных акцый кшталту 25 сакавіка (Дня Волі) ці Чарнобыльскага шляха, то не бачу вялікага сэнсу ў іх удзельнічаць.

Собеседник остался убежденным анархистом, но «паглыбіў і пашырыў свае погляды». Об уроках тюрьмы говорит так:

— Я прывучыўся больш, чым раней, несці адказнасць за свае ўчынкі, быць больш уважлівым да людзей, бачыць у іх перадусім нешта добрае. І вельмі навучыўся цаніць сяброў і родных.

Дедок пока не знает своих планов на будущее, еще три года предстоит учиться в Вильнюсе.

— Але я і зараз звязаны з Беларуссю, пішу артыкулы на беларускай мове, навучаюся ў беларускім універсітэце.

Что стало с еще одним освобожденным анархистом Артемом Прокопенко, который проходил по тому же делу, что и Евгений Васькович, мы узнать не смогли. Попытки связаться с ним и через родственников, и через друзей не увенчались успехом.

Наконец, Игорь Олиневич, также проходивший по делу анархистов, покинул Беларусь через две недели по освобождению. В какой именно стране он сейчас находится, Олиневич предпочитает не говорить. На наши вопросы отвечал в письме.

— В частной беседе западные дипломаты сообщили, что власть ожидает от анархистов подрывных акций к предстоявшим выборам президента, и рекомендовали уезжать. Не хотелось примерять на себя роль Коновалова-Ковалева (осужденные и расстрелянные по делу о теракте в метро. — TUT.BY), тем более сидели они в соседней камере на «американке» (СИЗО КГБ — TUT.BY).

Была и более глубокая причина, пишет Олиневич. До него в тюрьме доходили новости, что «власть практикует превентивные задержания перед любыми крупными событиями, например, чемпионатом мира по хоккею или приездами глав иных государств». Это значит, уверен он, что, будучи под превентивным надзором после освобождения и получив три административных взыскания, возвращаешься в тюрьму на год.

— Так что вопрос стоял не в том, как продолжить политическую активность и не сесть снова. Вопрос стоял, как не сесть, даже ничего не делая. Чтобы решить этот ребус, действовал следующим образом. Когда сексоты интересовались «Что буду делать если освободят?» я непременно отвечал «хотел бы уехать, но ведь превентивный надзор дадут — невыездной. Придется в подполье уходить». В итоге надзора не дали.

После освобождения Олиневич много общался с близкими, встретился с заочно знакомыми людьми, которые поддерживали его в заключении, написал книгу «Еду в Магадан» и проводил ее презентации в разных городах.

— Политической деятельностью почти не занимаюсь, ведь нужно устраиваться. Но уделяю внимание политзаключенным. С кем-то переписываюсь напрямую, где-то помогаю утешением и советом близким. Репрессированные и их семьи должны чувствовать поддержку. Сейчас в основном же занимаюсь самообразованием, пробую себя в ИТ-стартапах.

Олиневич пишет, что в тюрьме выстрадал каждую букву знаменитого «не верь, не бойся, не проси».

— Пока не сядешь, не узнаешь, кто твои друзья. Для меня и сейчас загадка, почему остались те, от кого не ожидал, и ушли те, в кого верил.

Находясь в заключении, он понял, что власть иррациональна.

— Регулярное самоутверждение для нее важнее, чем собственная эффективность. Поэтому не нужно искать логики во многих поступках властителей. Как писал Оруэлл «Цель репрессий — репрессии, цель всякой пытки — пытка, цель всякой власти — власть».

Олиневич пишет, что жить в согласии со своими принципами и убеждениями для него гораздо важнее, чем любые лишения.

— Если и вспоминаю что с горечью, то только те ситуации, где я оказался недостаточно тверд и последователен. Знаете, я бы ничего не менял в произошедшем. Ни одного дня ни о чем не сожалел. Оно того стоило.

По оценке белорусских правозащитников, в стране сегодня два политзаключенных — Михаил Жемчужный и Владимир Кондрусь.

Теги: Минск