Вчера умер писатель Кастусь Тарасов. Своими воспоминаниями о нём поделились его друзья.
«В интернете в некрологе Косте Тарасову пишут: «Умер знаменитый писатель…» А я помню слезы отчаяния в глазах Кости, когда его в очередной раз (второй или третий) «завалили» на приемной комиссии в Союзе писателей БССР, -- вспоминает Семен Букчин на naviny.by. -- Он уже был автором прекрасных исторических повестей «День рассеяния», «В час Стрельца», а местечковая команда из той же приемной комиссии продолжала считать его «не своим». Ну как же, пишет на русском? «Своими» были хлопцы из близкой вёски, которые хотя и писали убого, но запах от них шел свой, родной онучей пахло. А Костя был городской, русскоязычный. То, что он прекрасно владел историческим материалом, проштудировал многие труды по истории Беларуси, это во внимание не принималось. Если кому-то покажется, что я пишу о проявлениях белорусского национализма в советское время в том же Союзе писателей, то это на самом деле не так. Я пишу о той местечковой тупости и ограниченности, которая и тогда вредила белорусскому делу и с которой боролись лучшие белорусские писатели, в том числе те, что рекомендовали Костю в Союз. А среди них был не кто-нибудь, а Владимир Короткевич. А Косте нужно было быть членом Союза, потому что тогда это помогало продвижению книг, можно было получить квартиру, в общем, начать жить по-человечески. И он, стиснув зубы, продолжал работать. «Память о легендах» стала его триумфом, заткнула глотки многим недоброжелателям. Он поздно стал членом Союза писателей - в сорок два года, уже известным прозаиком. Костя был самоотверженный труженик, много знавший, он испытывал пиетет к чужому знанию и умел молчаливо и благодарно слушать тех, от кого мог узнать что-то новое. Но никто из нас, хорошо знавших его, не подозревал, что в нем бурлит и публицистический темперамент. Он заявил о себе в середине 1980-х годов, когда настоящей публицистической бомбой стали статьи Тарасова об униженном положении белорусского языка в школах (они были опубликованы в «Літаратуры і мастацтве» под характерными заголовками «Прошу освободить…» и «Закон и вокруг закона»). Костя с возмущением писал о том, что из ста тысяч минских школьников менее сотни обучаются на родном языке. Среди авторов родительских заявлений с просьбой об освобождении своего дитяти от изучения белорусского языка были и учителя, и этот факт Костя назвал «открытым вызовом просвещению, явным презрением к своему языку и культуре». Кстати, в отличие от нынешних времен, в ту пору общественное мнение, разогретое Костиными статьями, сработало. Уже осенью 1986 года министр образования Л.Сухнат сообщила в печати, что «количество учеников, которые не изучают белорусский язык, уменьшилось» и что в Минске белорусский язык уже изучают более 90% учеников общеобразовательных школ. Попробуйте сравнить с нынешним положением белорусского языка в школах. Не только проблемы белорусского языка волновали Костю. Он протестовал против очернения в печати имен деятелей белорусской науки и культуры - В.Ластовского, Я.Лёсика, А.Цвикевича, С.Некрашевича, вместе со своим другом писателем Е.Будинасом боролся за продвижение новых, прогрессивно мыслящих людей в Верховный Совет весной 1990 года. Ему тяжело жилось в последние годы. Он гробил здоровье на газетно-компьютерной работе, вместо того, чтобы заниматься любимым делом - исторической прозой. Талант его был в расцвете. Он много знал, понимал, умел, чему свидетельством его последние книги. Он действительно стал знаменитым писателем. Для тех, кто знает и ценит отечественную историю. …Наверное, долго будут помниться его скромная, какая-то застенчивая улыбка и одновременно - его твердость, решительность, непоказная мужественность».
На сайте газеты «Наша Нівы» рассказывает менеджер Сергей Крючков, близко знакомый с Кастусём Тарасовым: «Последнее своё письмо Кастусю Тарасову я отправил по е-мейлу 19 марта. Немного позже мне позвонила его сестра, беспокоилась, что Кастусь не отвечает на звонки. Я пошёл на квартиру, которую он снимал, - не открывает. Подумали о самом страшном - так и вышло, он уже неживой. Жил Кастусь Тарасов один на съёмной квартире. Прописку имел «Республика Беларусь». Мы ещё смеялись, что у кого-то квартира, а у Кастуся - целая республика. Прописка у него такая, потому что паспорт делал в России, а точного места прописки не было, так как свою собственную квартиру на тот момент уже продал. В России он проходил реабилитацию после инсульта, там заново учился говорить. Всё время извинялся, что научился говорить только по-русски. На белорусском языке отлично писал, а разговаривать было тяжело после инсульта. Его смерть удивительно точно показывает, каким он был человеком. Кастусь был скромным, никого не хотел беспокоить. Помню, как мы на ТБМ предлагали ему отметить 60-летие. Кастусь просил: не нужно, не организовывайте, я не приду. Думали, что это стеснительность, всё равно организовали торжество. А он на самом деле не пришёл, хотя был заказан зал в кинотеатре «Смена», и люди собрались. Жил Кастусь Тарасов невероятно скромно. Вся пенсия уходила на оплату квартиры, а все, что зарабатывал, -- на еду. И подарков не брал. Поэтому каждый из нас придумывал какую-нибудь причину, чтобы передать ему что-нибудь. А.Дударев передавал ему по 100 тысяч каждый месяц, будто бы за какую-то пьесу. Думаю, и не было этой пьесы, но иначе Кастусь Тарасов ни подарков, ни денег не взял бы. Мы все об этом знали. Кастусь Тарасов этим летом собирался поехать в Эстонию к своей дочери и внучке. Жаль, что не дожил».