«Лежит этот чудесный уголок земли белорусской на окраине Налибокской пущи. На перекрестке дорог, что связывают Вильнюс с Несвижем и Слуцком, Минск — с Лидой и Гродно.
...Местность вокруг была лесистой. А в чащобе прятались не только звери, но и разбойники. Чтобы не ехать ночью через Налибокскую пущу, купцы и старались заночевать на этом перекрестке дорог. Здесь же — и корчмы, и кузни. Так что было где дорожным людям отдохнуть и подкрепиться, отремонтировать сбрую и подковать лошадей. Эта особенность и содействовала развитию Першаев...»
Вот так лирично, как напев, и начинает свою книгу «Моя Першайщина» Николай Гончарик. В последние годы нет недостатка в краеведческих изданиях. Они разные и по объему, и по содержанию. Одни сухо отвечают на вопросы: где? что? когда? Другие восхищают красочными пейзажами. А третьи берут глубоководностью. Душевностью и той особенной тональностью повествования, когда каждая строчка, как удар сердца автора. «Моя Першайщина» — из таких книг. Но речь не о том...
Дом Гончарика в Першаях Воложинского района отыскать нетрудно. Он как раз напротив парка, который Николай Николаевич вместе со школьниками закладывал в память о земляках, погибших на фронтах Великой Отечественной войны, к 20–летию Победы. Как же вымахали деревья за эти годы! А люди, сажавшие их...
— Мечтал построить дом. Построил. Мечтал посадить дерево. Посадил целый парк. Мечтал иметь сына. Есть и сын, и дочь, и внуки, и правнуки. Так чего же боле? Но человек–то — существо ненасытное. Ему все мало, мало... Другое дело — что понимать под этим «мало»?
Казалось, мне сносу не будет. За всю жизнь ни разу не был в больнице. И как–то сразу все «посыпалось». Как у старого автомобиля на разбитой дороге. Хотя чему тут удивляться: 83 года — возраст серьезный...
И вдруг без всякого перехода: «А я туда не боюсь. Мне интересно знать, что там будет? Я же — краевед!» Наверное, сам удивившись неожиданному признанию, мой собеседник по–весеннему улыбнулся. И облачко печали сбежало с его лица.
Николай Николаевич взял из папки тетрадки, исписанные мелким почерком. Пролистал с интересом страницу за страницей. Как будто видел их впервые.
— Это — история рода Гончариков. Какое же увлекательное дело — генеалогия! Мы часто произносим выражение «связь времен», разумея под этим что–то неосязаемое. Почти космическое. А на самом деле — это поколения людей. Люди олицетворяют собой время. И когда знаешь, кто твои предки, что было с ними и сто, и двести лет назад, — значит, эта связь не распалась... А хотите, я расскажу легенду о родоначальнике Стефане Гончарике?
И, не дождавшись моего согласия (впрочем, оно было ни к чему. Легенда — это живое дыхание истории, его нельзя не услышать), Николай Николаевич как бы вступил в реку жизни, которая несла свои воды несколько веков назад...
— Стефан Гончарик служил у графа Тышкевича объездчиком. Лес огромный. Ели почти в два обхвата. И зверья водилось немало. Были даже медведи. Графская охота — дело обычное. Стефан стрелял отлично. Граф всегда ставил его в пикете возле себя. Махнет белым платочком — нажимай курок. А до этого — не смей стрелять!
...Медведь вышел из кустов прямо на графа. Тот выстрелил, но промахнулся. Медведь взревел, встал на задние лапы и в ярости был готов разорвать обидчика. Стефан среагировал мгновенно: не дожидаясь, пока граф махнет платком, одним выстрелом уложил зверя.
Собрались охотники у главного пикета. Погрузили добычу на телегу и повезли в Першаи. Волостной комиссар спрашивает: «А кто убил медведя?» Все молчат. Стефан возьми да и брякни: «Я убил!» Что тут началось! Возмущению шляхтичей не было предела: «Да как ты смеешь такое говорить? Ясновельможный пан убил медведя!», «Да ты ворону не подстрелишь, а тут — медведь!», «Много воли взял! Сто бизунов негодяю!» Услышав про бизуны, Стефан бочком, бочком — да и в лес. Подальше от беды. Но службу–то нести надо...
И тут Стефана позвали во дворец. У него душа в пятки: не миновать беды. А граф Тышкевич говорит ему: «За то, что ты спас мне жизнь, дарю тебе участок земли. Разрабатывай его, обихаживай как следует. А через 15 лет приедет землемер и все обмеряет. Я передам тебе землю в вечное пользование и подпишу вольную».
Так все и произошло. И стал мой прапрадед владельцем гектаров 50 земли да еще угодий для сенокоса и пастбища.
— А ведь у каждой ветки своя судьба. Одна тянется к солнцу. Другая довольствуется тем, что есть. А третья — ни вашим, ни нашим. Но все они — дети одного древа, которое гнулось в непогоду, да не сломалось. Разве не так, Николай Николаевич?
— Да, судьба... Знаете, есть люди, которые все свои неудачи готовы свалить на судьбу. Дескать, что я мог сделать, если так предназначено сверху? Может, и предназначено. Но не высокая тебе цена, человече, если ты, как пыль на ветру. Куда подует ветер, туда и летишь. Так негоже. Как–то выплеснулись на бумагу вот эти строчки: «А цi быў агонь/ У тваёй заскарузлай душы?/ Цi сагрэў ты каго?/ Боль каму патушыў?» Нельзя допустить, чтобы душа заскорузла. Это смертельная болезнь. Как чума...
Так вот, после семилетки учился я в воложинской средней школе № 1. Директор школы Антон Станиславович Паныш был знаменит на всю страну. За педагогическую деятельность его наградили орденом Ленина. Такой высокой награды не имел ни один педагог. А какие здесь были учителя! Ученики для них не рабочий материал, а личности. Что ни учитель, то пример для подражания. И, конечно, мой выбор профессии был неслучайным. Поступил я в Молодечненский учительский институт. Потребность в кадрах была огромная. И нас готовили по ускоренной программе. (Через несколько лет я заочно окончил Могилевский педагогический институт.)
Получил диплом, который давал мне право преподавать географию, биологию и химию. Случайно узнал, что областная газета «Сталiнскi шлях» объявила конкурс грамотности на работу корректором. Дай–ка попробую. Прошел. Работать приходилось по ночам. Гранки полуслепые. А страх пропустить ошибку не отпускал ни на секунду. Через полгода я уволился из редакции и стал диктором областного радио. Но и там долго не задержался. А получилось вот что. Рядом со мной в студии была дикторша. Юная, симпатичная, веселая. Текст мы читали поочередно. И вот как раз перед выборами зачитывали мы избирательные участки. Попалась мне деревня со смешным названием. Дикторша не выдержала и расхохоталась. А микрофон–то включен. Назавтра звонок из обкома партии: зайдите оба к первому. А первым секретарем обкома партии был Иван Фролович Климов. Крутой был деятель, довоенной еще закваски. Его все боялись как огня. Заходим к нему в кабинет. Климов волком глянул в нашу сторону: «А, это вы? Так что же вас, барышня, так рассмешило?»
Молчит моя коллега. И я молчу.
«Сказать нечего? Устроили тут детский сад. Чтоб вашего духу здесь не было!»
И его не стало... Так попал я в Першаи. Занимались по хатам. Классы маленькие, убогие. Далеко друг от друга. Но все мы молодые. И столько у нас было задора, столько радости. Хотя, казалось бы, чему радоваться? Жили впроголодь. На семейную учительскую пару выдавали на весь год мешок ржаной муки. Работали в школе много, а тут еще послевоенная колхозная эпопея. Никто нас не спрашивал, где мы живем, как питаемся. Закрепляли за деревней — и отвечай сполна за процесс коллективизации. А дело почти не двигалось. Крестьяне боялись колхозов. Еще куда ни шло — карликовые хозяйства, когда в каждой деревне был колхоз, а то и два сразу. Но когда началось объединение — ни в какую. После уроков затащим на себе телегу на колхозный двор, а утром она снова у хозяина. Опять волочем. И так по нескольку раз...
В 1952 году я женился на учительнице русского языка и литературы Галине Николаевне. Она окончила Ленинградский педагогический институт имени Покровского. Вот уж поистине настоящий учитель. И еще одно событие произошло 60 лет назад: мы создали Першайский народный театр. Начинали с мировой классики: драмы Шиллера «Коварство и любовь». А потом переключились только на белорусских драматургов. И классиков, и современников. Когда–то в самом начале народный театр был, как свет в единственном окошке. Не гаснет он и сегодня. Театр живет. Театр действует. И, право, я горжусь тем, что 50 лет руководил им. Это — мое детище. 60 лет назад начали мы собирать экспонаты для школьного краеведческого музея. Теперь он, как трепетный огонек патриотического воспитания учащихся. У экспонатов безмолвная речь. Но как глубоко проникает она в душу...
Верно сказано: прошлое — это история. Будущее — это тайна. А сегодня — это подарок. Вот так я и живу: каждый новый день воспринимаю как дар жизни.