Афганистан. Невыдуманные истории. Таможня добро не дает

Источник материала:

(Окончание. Начало в номере за 22 августа.)

Количество дефицитного товара, разрешенного к провозу, было строго ограничено. Джинсов и рубашек можно было взять в Союз не более трех. Часов тоже. Магнитол — две штуки, однокассетник и двухкассетник. До сих пор не пойму, откуда взялись эти нормы. Если у меня были деньги, то почему я не имею права взять с собой четверо часов для своих родственников?

— Это вы на продажу везете, — объясняли нам, — строжайше запрещено.

В Советском Союзе в то время был большой дефицит многих товаров народного потребления, в том числе одежды и радиоаппаратуры. О том, что офицеры везли вещи на продажу, я что-то не припомню. В основном этим занимались прапорщики  и вольнонаемный гражданский персонал. Тоже неясно, почему, например, прибывшая в Афганистан женщина-служащая не могла по возвращении в Союз сдать кое-какие вещи в комиссионный магазин и хоть немного улучшить свое материальное положение? Почти все женщины, работавшие в Афганистане, были одинокими или разведенными. 

Наш народ не был избалован изобилием в магазинах, всегда был чересчур доверчив, и афганские торговцы-профессионалы это быстро поняли. «Лохотрон» заработал на полную катушку. Например, все массово скупали типа японские магнитные браслеты. Дуканщики твердили, что они хорошо помогают от давления. Все верили. Горная смола мумие вообще ставилась в ранг лекарства-панацеи от всех бед. Этот товар конфисковывался с особым рвением. Количество браслетов ограничили тоже до трех штук на человека.

Парадокс! Через два года после вывода наших войск из Афганистана аналогичный товар на продажу наши челноки везли из Турции в неограниченном количестве!

Если таможенники замечали аудиокассеты, то их внимательно прослушивали. Не дай бог там записи популярных в то время в Афганистане самодеятельных ансамблей «Каскад» и «Голубые береты» или песни эмигрантов Михаила Шуфутинского, Вилли Токарева и Любови Успенской. Еще и воспитывали: как вы можете слушать такую похабщину! А через год фирма «Мелодия» выпустила диски с их песнями. Дурдом какой-то! Фотографии с разбитой техникой, ранеными и убитыми безжалостно изымались. Но чтобы быть объективным до конца, надо отметить: большинство команд на изъятие на таможню поступало из штаба Туркестанского военного округа.

Быль, похожая  на сказку

…В первый месяц службы в Афганистане я был вынужден «прогнуться» — получил команду выступить с пламенной речью в духе «одобрям-с» на партийной конференции дивизии. Прогиб, как говорят сейчас, был зафиксирован, и меня или избрали, или ввели (до сих пор не помню) в состав партийной комиссии нашей 5‑й мотострелковой дивизии. Поначалу я этой серьезной общественной нагрузки сильно испугался: из одиннадцати членов комиссии — восемь полковников, два подполковника и я, молодой майор. Освоился, правда, быстро, несмотря на то что сразу же был назначен заместителем секретаря. В его отсутствие заседания приходилось проводить самому — принимали в партию и наказывали по партийной линии огромное число людей. Мое начальство было вне себя от радости — свой человек в главном карающем органе дивизии. Доверие всех своих непосредственных начальников я полностью оправдал — как мог, спасал всех. Из руководства друзья были во всех полках и отдельных батальонах. С политотделом и с заместителями командира дивизии отношения сложились тоже хорошие. Частенько приходилось ездить и с проверками, и на сборы, и проводить партийные расследования.

Так вот, в один из дней я встретил возле политотдела дивизии своего секретаря парткомиссии.

— Вот это да! — воскликнул он. — А я‑то голову ломаю! Хочешь сегодня вечером пить холодное пиво с креветками?

— Грешно смеяться над больными людьми, товарищ полковник, — пошутил я, так и не поняв в чем дело, — но я бы не отказался!

— Через два часа вылетаешь в Ташкент на сборы секретарей парткомиссий округа вместо меня. Загранпаспорт, командировочное удостоверение и именное поручение на деньги тебе привезет на уазике паспортистка дивизии. Понял?

— Так точно! А что про вас сказать, почему вы не явились?

— Передай, что я убыл на очень ответственную боевую операцию.

Я улыбнулся: про эту «операцию» знали многие. Через день начальник штаба дивизии праздновал свой юбилей, и, разумеется, секретарь парткомиссии не мог пройти мимо такого события. Дни рождения офицеров праздновались у нас с особым размахом.

— Без обиды, дружище?

— Да вы что! Премного благодарен.

— И вот еще что, держи пятьдесят чеков. Купишь в ЦУМе маленький холодильник «Морозко». Он сорок восемь рублей стоит. Хорошие люди попросили.

— Так если люди хорошие, Владимир Кузьмич, давайте я за рубли холодильник куплю, а они мне потом деньги домой вышлют. Зачем чеки тратить?

— Я им тоже предлагал. Не хотят. Говорят, это за доставку.

— Ладно, понял, а что за борт?

— Летишь вместе с заместителем Главнокомандующего Сухопутными войсками СССР. Он будет в курсе. Сейчас он с нашим командиром дивизии обедает.

— Никаких проблем, до встречи.

Через час паспортистка привезла мои документы. Открыв мой заграничный паспорт, она предупредила о новшестве: попросила внимательно прочитать вклеенный вкладыш. Я удивился — это была номерная книжка учета предметов, вывозимых за границу, на мое имя с печатью и подписью командира части. В ней в разлинованной таблице перечислялись предметы длительного пользования: холодильник, стиральная машина, телевизор, радиоприемник, магнитофон, пылесос, полотер, лодочный мотор, деревообрабатывающий станок (портативный) и металлорежущий станок (портативный). На последней странице книжки было указано:

1. Предметы длительного пользования могут вывозиться за границу как в ручной клади, так и в багаже только лицами, на которых оформлена настоящая книжка.

2. При вывозе предметов лица, на которых оформлена книжка, обязаны в графе первой против каждого вывозимого предмета указать дату вывоза и предъявить предметы и книжку таможне.

3. Вывоз предметов подтверждается личной номерной печатью работника таможни, проставленной в графе третьей.

4. Вывезенные предметы отчуждению (продаже, мене, дарению) за границей не подлежат и должны быть ввезены обратно в СССР.

5. Обратный ввоз вывезенных предметов подтверждается личной номерной печатью работника таможни, проставляемой в графе четвертой.

— Ничего себе! — сказал я паспортистке. — А меня Владимир Кузьмич попросил холодильник привезти. Я его теперь обратно везти должен? Неужели вывозом этих товаров мы подрываем экономику нашей страны?

— Но-но! Замполит! Вы же мне в партию рекомендацию писали. Не ведите антисоветских разговоров. Сами же говорили, что какое бы решение ни приняло наше партийное руководство, оно всегда будет верным. — Но потом рассмеялась: — Не беспокойся! Видишь графу «Примечание»? Уже проверено практикой. На ура проходит! В этой графе делается запись типа «Пришел в негодность в результате попадания автоматной очереди» или «Сгорел в результате пожара, возникшего от попадания в помещение реактивного снаряда». Полковая печать и любая закорючка. Ни один таможенник еще не «крякнул». Сочувствуют даже…

— Ну тогда все нормально…

Через час на бронетранспортере я прибыл в аэропорт. Комендант зарегистрировал меня без проблем: «Уже звонили».

Заместитель Главнокомандующего Сухопутными войсками, генерал-полковник, мне очень понравился. В герметизированном генеральском салоне военно-транспортного Ан‑26, сидя в кресле, обтянутом красным бархатом, мы пили кофе и разговаривали «за жизнь». Он подробно интересовался нашими проблемами, но я, как опытный товарищ, на все вопросы отвечал: «У нас все есть, нам ничего не надо, приезжайте к нам еще, мы будем только рады. Готовы выполнить любой приказ, даже если прикажут умереть».

Его адъютант — майор, наоборот, не понравился. Все время молчал и смотрел на меня свысока. Ну да ладно. Время пролетело очень незаметно, и командир борта предупредил, что мы уже заходим на посадку. Потом он по радио продиктовал кому-то фамилии членов экипажа и единственных пассажиров — генерала, его адъютанта и меня. Быстро приземлились и зарулили на стоянку аэродрома. Сразу же на борт поднялись улыбающийся прапорщик-пограничник и женщина-таможенница.

— Здравствуйте! С возвращением! Как долетели, товарищи?

Прапорщик, не глядя на фото, быстро проставил нам в загранпаспортах отметки о прибытии, а женщина раздала заполненные таможенные декларации, в том числе и на меня.

— Распишитесь в конце, — не переставая улыбаться, просила она.

После этого стражи границы сказали нам всем:

— До свидания, всего хорошего!

Внизу возле трапа уже стояла «Волга» командующего ТуркВО.

— Подвезти? — поинтересовался генерал. — Куда надо, туда и доставят.

— В гостиницу штаба округа, на улицу Высоковольтную, если можно, — попросил я.

— Нет проблем. А там что, все под высоким напряжением работают? Мне тоже туда надо.

Сказка! Если бы кто-то раньше мне сказал, что границу так пересекать можно, то я бы не поверил! А если бы мое начальство и друзья узнали, что такой полет получится, то мне передачу, наверное, и «в зубы всунули».

P. S. О том, что мой маленький холодильник «Морозко» геройски погиб при выполнении интернационального долга и смерть наступила в результате прямого попадания выстрела гранатомета, доблестные и бдительные таможенники так и не узнали. Они до такой степени были увлечены поиском наркотиков, что в книжку учета предметов, вывозимых за границу, так и не заглянули… А жаль! Может быть, соболезнования кто-то выразил бы, а то — сплошные претензии.

Подполковник запаса ИГОРЬ ШЕЛУДКОВ