Между жизнью и смертью

Источник материала:

НЕДАВНО в Борисовском объединенном музее открылась новая экспозиция, посвященная 200-летию Отечественной войны 1812 года и переправе остатков французской армии через Березину. На ней представлены оружие, образцы обмундирования воинов русской и французской армий начала XIX века, многочисленные архивные документы. Сегодня мы предлагаем читателям «БН» окунуться в атмосферу событий двухвековой давности.

Окончание. Начало в номере за 23 ноября с. г.

НА ЛЕВОМ же берегу Березины в 9 часов в атаку пошел отряд Властова. Неприятель яростно контратаковал. Несколько раз он теснил войска Виктора, но всякий раз отступал под огнем врага. Виктор умело парировал попытку казаков полковника Радионова обойти его открытый левый фланг, контратаковав своей конницей. Постепенно к русским подходили подкрепления, но занять переправы и столкнуть неприятеля в реку русским до вечера так и не удалось.

А на самой переправе в тот день творился настоящий ад. Еще в самом начале боя Властов выдвинул на берег реки первую конную артиллерийскую роту полковника Сухозанета, которая открыла огонь по огромному табору и по мостам. Ядра ложились в самую гущу солдат, повозок, картечь поражала людей и лошадей. Все в ужасе и панике устремились к мостам. Замешкавшиеся и упавшие были тут же затоптаны и сброшены в воду. Люди и лошади спотыкались о трупы, падали, погибали в давке и толчее. Вскоре к мостам стало невозможно пробиться — настолько велик оказался хаос.

Французский генерал граф Филипп Поль де Сегюр так писал об увиденном: «Многие хотели, миновав мост, взобраться по его сторонам. Но большая часть из них была сброшена в реку. Там, среди льдин, были и женщины с детьми на руках, поднимавшие последних по мере того, как сами погружались, и уже погруженные, держали наверху детей вытянутыми руками…»

В 10 часов утра левый мост рухнул под тяжестью людей и лошадей, но это не остановило движения. Сегюр вспоминал, что «толпа людей, шедших сзади, не знавших этого несчастья, не слышавших криков передних, ринулась вперед, сбросила их в бездну, куда и сама была низвергнута…»

Паника прекратилась сама собой: тысячи людей утонули в ледяной воде Березины, а оставшиеся рассеялись по берегу. По свидетельству очевидцев, многие от увиденного сходили с ума.

29 ноября Эбле получил приказ поджечь мосты в 7 часов утра. Генерал не торопился исполнять приказ, давая возможность перейти реку отставшим. Но полностью деморализованные люди бесцельно бродили по берегу. Саперы подожгли несколько повозок, чтобы хоть как-то заставить соотечественников идти к мосту, но большинство по-прежнему продолжало в изнеможении лежать на снегу. Напрасно Виктор, Эбле и их офицеры уговаривали людей: смертельный ужас охватывал измученную толпу при виде моста, на котором в считаные минуты погибли тысячи людей.

В 6.30 саперы ушли с моста. И — вот парадокс! — в то же время толпа вновь ринулась к переправе. И снова — давка, выстрелы, крики. Хаос продолжался еще почти целый час. Еще через час на берегу появились казачьи сотни — это подошли главные силы Витгенштейна, и Эбле приказал поджечь оставшийся мост. Обезумевшие люди бежали по горящему настилу, падали в воду, прыгали на лед. И тонули, тонули, тонули…

Потом подсчитают: к реке подошли всего около шестидесяти двух тысяч солдат «Великой армии». Из этого количества примерно 30—40 тысяч человек были с оружием в составе своих частей и подразделений, а остальные вышли разрозненными группами. Через три дня после переправы, 1 декабря 1812 года, по ведомости, составленной начальником штаба Наполеона маршалом Бертье, в строю оставалось всего 8800 человек. А это значит, что общие потери французов на Березине составили более 53 тысяч человек. Впрочем, число пленных оказалось сравнительно небольшим — около двадцати тысяч. Следовательно, на дне реки и по ее берегам осталось лежать до 33 тысяч французских солдат, офицеров и генералов. Сколько погибло беженцев, женщин, детей, русских пленных — одному Богу известно.

Русский офицер Мартос так описал место переправы у Студенки: «К вечеру того дня равнина… довольно пространная, представляла ужаснейшую, невыразимую картину: она была покрыта каретами, телегами, большею частью переломанными, наваленными одна на другую, устлана телами умерших женщин и детей, которые следовали за армией из Москвы, спасаясь от бедствий сего города или желая сопутствовать своим соотечественникам, которых смерть поражала различным образом. Участь сих несчастных, находящихся между двумя сражающимися армиями, была гибельная смерть: многие были растоптаны лошадьми, другие раздавлены тяжелыми повозками, иные поражены градом пуль и ядер, иные утоплены в реке при переправе с войсками или, ободранные солдатами, брошены нагие в снег, где холод скоро прекратил их мучения… По самому умеренному исчислению потеря простирается до десяти тысяч человек». 

Далее он пишет: «Представьте себе широкую извилистую реку, которая была, как только позволял видеть глаз, вся покрыта человеческими трупами… Ветер и мороз были прежестокие, все дороги замело снегом, по ближнему полю шатались толпами французы. Одни кое-где разводили огонь и садились к нему, другие резали у лошадей мясо, жарили его или ели сырым, глодали кости…»

Известие о том, что Наполеон ускользнул из борисовской западни, в России вызвало страшное негодование. Роптали солдаты, возмущались дворяне, высказал «высочайшее неудовольствие» сам государь. Кутузов помалкивал: часть вины за совершенные Чичаговым и Витгенштейном ошибки лежала и на нем. Впрочем, он не стремился «отрезать, прижать, окружить и пленить» армию неприятеля, прекрасно понимая, что противник и так вряд ли унесет ноги из России.

И на самом деле нелегкая участь ждала даже тех солдат «Великой армии», которым посчастливилось выжить на Березине. Сотни, тысячи их замерзли от сильных морозов, которые ударили уже с конца ноября и стояли до середины декабря.

Вообще, после Березины всякое организованное сопротивление французов прекратилось.

Русская армия тоже сильно страдала от жестоких морозов. Генерал Левенштерн писал о тех днях так: «После переправы через Березину настали страшные морозы. Я не мог проехать верхом более десяти минут… предохранял свои ноги от мороза, засовывая их в меховые шапки французских гренадер, коими была усеяна дорога. Мои гусары страшно страдали… Наша пехота была… расстроена. Ничто не делает человека столь малодушным, как холод: когда солдатам удавалось забраться куда-нибудь под крышу, то не было никакой возможности выгнать их оттуда. Они предпочитали умереть. Все окрестные деревни были выжжены до основания, жители разбежались, нигде нельзя было найти продовольствия. Только одна водка поддерживала наши силы. Мы бедствовали не менее неприятеля».

Подготовил Николай ЧАЛЕЙ, «БН»