Суд принципиален всегда

Источник материала:

На недавней встрече с Александром Лукашенко Председатель Верховного Суда доложил, что уже выполнены 24 поручения из 54, заложенных в утвержденном Президентом Послании о перспективах развития системы общих судов. Еще 8 поручений находятся в стадии реализации и 22 рассчитаны на более длительный период времени. Сегодня в беседе с корреспондентом «СБ» Валентин СУКАЛО рассказывает о сути проводимой правовой реформы, ходе выполнения поручений Президента и итогах работы судебной системы в 2012 году.

О Послании

— Касается ли Послание Президента лишь органов судебной власти?

— Мне кажется, многие недооценивают значение этого документа. Считают, будто он затрагивает лишь систему общих судов. На самом деле Послание, утвержденное Указом № 454 «О мерах по совершенствованию деятельности общих судов», носит нормативный характер и по своей сути, по объему, по важности является новым этапом судебно–правовой реформы. Оно содержит 54 конкретных поручения, которые необходимо выполнить до 2015 года, а основными исполнителями, помимо Верховного Суда, названы Совет Министров, Генеральная прокуратура, Высший Хозяйственный Суд и другие ведомства. Таким образом, это стратегически важный документ, с которым в ближайшие два года не только судам, но и всем правоприменительным органам придется сверять свою деятельность.

— Каким образом Послание касается других, несудебных, правоохранительных структур?

— Сформулированы задачи, например, для Следственного комитета. Они касаются качества предварительного расследования как предшествующего судебному разбирательству. Определена необходимость создания единого судебно–экспертного центра, который бы улучшил качество экспертной деятельности, что, в свою очередь, отразилось бы и на качестве правосудия. Ведь сегодня экспертизы проводят около 40 различных подразделений. Не всегда проведение этих экспертиз является полностью независимым, зачастую они носят узковедомственный характер. Эта ситуация, разумеется, требует исправления. В Послании также определена задача по созданию единой службы судебных приставов. Тут речь идет о совершенно новых подходах к исполнению судебных решений, что тоже является важной составной частью правосудия. Новая служба, кроме этого, также должна обеспечивать порядок в помещениях судов, в залах судебных заседаний.

— Валентин Олегович, как я понимаю, речь в этом стратегическом документе идет и о новых формах правосудия?

— Да, необходимо рассмотреть вопросы о создании суда присяжных, об административной, о ювенальной юстиции. Определяются в Послании и основные направления уголовной политики. Поставлены задачи о поэтапном сокращении числа осужденных, находящихся в местах лишения свободы; о том, чтобы люди не привлекались к уголовной ответственности за малозначительные преступления, для которых предусмотрены другие виды ответственности; об оптимизации уголовного законодательства, декриминализации некоторых преступлений. Как видите, все это — весьма фундаментальные вопросы, рассчитанные на реформу правовой системы в целом. Хочу подчеркнуть, что Послание — всеобъемлющий, концептуальный документ, и мы будем подводить итоги своей работы исходя из его основных положений.

О криминогенной ситуации

— Не было ли опасений, что столь серьезное реформирование ряда госорганов может отразиться на криминогенной обстановке?

— Если бы эти перемены были затеяны лет десять назад — да, они могли бы негативно повлиять на обстановку. Точнее, проведение такого рода реформ было бы преждевременным и нереальным. Сегодня же ситуация позволяет спокойно работать над совершенствованием нашей уголовной политики: уже пять лет идет постоянное снижение динамики преступности. Это становится тенденцией, и хотелось бы, чтобы она была необратимой.

— Приведите, пожалуйста,  конкретные цифры, иллюстрирующие этот процесс?

— В 2012 году отмечено снижение преступности в целом на 22,7 процента. Преступность среди несовершеннолетних снизилась на 17 процентов. Число тяжких преступлений — на 28 процентов, особо тяжких — на 9 процентов. Как видите, в лучшую сторону меняются не только статистические показатели, но и сама структура преступности. Сокращается количество опасных, серьезных преступлений против личности. Краж стало меньше на 23 процента, грабежей — на 27, разбоев — на 25 процентов.

Отдельно хочу отметить другой показатель, который, пожалуй, прозвучит впервые. Всего в прошлом году было зарегистрировано 102.127 преступлений. Но из этого числа в суды было направлено только 40.984 уголовных дела. По остальным преступлениям применялись иные виды ответственности. Раньше такого просто не было, любое дело, даже самое мелкое, стремились завершить судебным приговором.

— А почему так происходило?

— Таковы были издержки как раз того, что следствие находилось в различных ведомствах, каждое из которых боролось за «улучшение» своих статистических показателей. В подобных условиях любое возбуждение уголовного дела считалось успешным в том случае, если оно доведено до суда. Сегодня подходы и оценки в деятельности Следственного комитета кардинально изменились. Никто больше не ориентирован на «валовые показатели», рассматривается только суть уголовного дела. Что за человек совершил преступление? Необходим ли в его случае судебный приговор? Какая мера наказания будет исчерпывающей? Отвечая на эти вопросы, Следственный комитет в прошлом году сам прекратил 3.161 уголовное дело, не доводя его до суда. Прокуратура — еще 1.224 дела. И суды на досудебной стадии прекратили еще 3.425 дел.

— А каковы причины?

— Самые разные: за примирением сторон, в связи с деятельным раскаянием виновника, ввиду замены уголовной ответственности на административную... Важен сам факт, что почти 8 тысяч человек избежали обвинительного приговора и судимости, а общество — излишней криминализации. Как видите, эффективно и ответственно изживается огульный подход в деле привлечения к уголовной ответственности. С удовольствием констатирую: теперь с этим борются не только суды, но и другие правоохранительные структуры.

О качестве правосудия

— Какие пути были определены Президентом для повышения качества и оперативности правосудия?

— Первый из них — изменение стиля предварительного расследования. Очевидно, что чем лучше расследовано дело, тем меньше времени суд затратит на его рассмотрение. И в первый год деятельности Следственного комитета мы ощутили не только снижение числа направленных в суд уголовных дел, но и, прямо скажу, существенное повышение качества расследования. Правда,  хотелось бы большего. Считаю, что в оценке любого правоохранительного органа, в том числе СК, надо быть исключительно принципиальным. Правда такова — в прошлом году 324 человека, обвиненных в уголовных преступлениях, были оправданы судами. Анализ этой цифры говорит о том, что бывшие следственные аппараты МВД, КГК, прокуратуры (дела в основном поступили в суды до создания СК) недостаточно тщательно подходили к делу. Подразделения СК, хоть и серьезно повысили качественную составляющую направляемых в суд уголовных дел, но резервы улучшения работы, как говорится, есть! Что же касается судов, то мы и далее будем стоять на незыблемой позиции — законные права граждан будут обеспечиваться всегда. Суды будут принципиально и безусловно следовать Закону! Добавлю для объективности, что рассмотрение 700 дел в судах приостановлено из–за необходимости проведения тех экспертиз, которые должны быть назначены в ходе следствия. Еще более 700 дел приостановлено в связи с розыском обвиняемых. Резервы улучшения работы, повторяю, есть!

Но твердо отмечаю, что мы ощущаем улучшение в требовательности следователей, в их подходах к своей работе. У нас сложились принципиальные, исключительно деловые взаимоотношения, и думаю, что ситуация постепенно будет улучшаться.

— Каким был второй путь?

— Снижение судебной нагрузки, объемов правосудия. В большей степени эту задачу удалось решить путем законодательных изменений, исключения необязательной судебной юрисдикции, особенно по целому ряду гражданских споров. В итоге объемы уголовного правосудия сократились на 25 процентов, гражданского — на 40, административного — на 10 процентов. И сегодня нагрузка на одного судью составляет 74 дела в месяц. Причем изменилась структура этой нагрузки: примерно 45 из этих дел — административные, рассмотрение которых занимает, понятно, меньше времени, чем дела уголовные или гражданские. Сравните: в 2011 году на судью приходилось 98 дел, в 2010–м — более 100. Конечно, произошло серьезное снижение, и сейчас общество вправе ожидать от судов значительного повышения качества и оперативности правосудия.

О позитивных сдвигах

— Удалось ли оправдать эти ожидания в прошлом году?

— Нам удалось главное — не допустить необоснованного осуждения людей по делам, рассмотренным судами в прошлом году. Раньше в год происходило 7 — 10 подобных случаев, в 2012–м мы полностью их исключили. Также снизилось количество судебных ошибок, то есть отмененных приговоров по уголовным делам и гражданским спорам. В первом случае они составили 2 процента, во втором — всего 1. В судопроизводство были активно включены элементы апелляции, и уже по 260 делам, отменив решения районных судов, областные суды выносили новые решения без направления дела на повторное рассмотрение. Это современная форма судопроизводства, положительно отражающаяся на оперативности, поэтому от элементов апелляции будем поэтапно переходить к формам полной апелляции. Человек не может и не должен находиться в ожидании судебного решения по своему делу 2 — 3 года. Это состояние правовой неопределенности необходимо исключить из нашего судопроизводства. Процесс правосудия должен завершаться после проведения апелляционной проверки и вступления приговора в законную силу.

— Что еще удалось сделать, Валентин Олегович?

— У нас серьезно, на 20 процентов, сократились остатки нерассмотренных дел. Уменьшилось количество случаев, когда рассмотрение дел, как уголовных, так и гражданских, откладывалось. В общем, те новеллы, которые были внесены в течение года, уже повлияли на формы и сам процесс правосудия. Конечно, изменения не настолько резкие, как хотелось бы, но они ощутимы. Начало движению положено, будем двигаться дальше.

О районных судах

— Вы упомянули районные суды, работа которых вызывала больше всего нареканий как у граждан, так и у Верховного Суда. Что предпринято для исправления ситуации?

— В районных судах осуществляется самая большая часть правосудия, отсюда и количество нареканий. Но мы стали более требовательными к их вердиктам, не прощаем даже малейших ошибок. И не консервируем эти ошибки, рассчитывая разрешить их на каких–то более поздних стадиях рассмотрения дела. Сейчас работу областных судов мы оцениваем по тому, насколько они справляются с исправлением в своих регионах судебных ошибок, допущенных районными судами. Теперь всякая ошибка, дошедшая до Верховного Суда, расценивается как серьезный недостаток уже в работе областной инстанции. Таким образом, областные суды не заинтересованы в замалчивании, утаивании этих фактов — они реагируют весьма принципиально и исправляют нарушения еще на ранней стадии, пока приговор не вступил в законную силу. Есть позитивные показатели: в некоторых регионах уже 88 процентов судебных ошибок исправляются в кассационном порядке. Когда добьемся сходного положения по всей стране, сможем заявить об исполнении поручения Президента насчет оперативности правосудия.

— А насчет открытости и мобильности?

— Достаточно ли будет цифры, что более 8.000 дел рассмотрено в выездных судебных заседаниях, когда люди имеют возможность видеть сам процесс вынесения решения? Регулярно проводятся выездные приемы граждан, на которых происходит праворазъяснительная работа. Кроме того, были введены телефоны доверия в каждом суде, видеонаблюдение за многими судебными заседаниями. Ведем учет всех критических замечаний на каждое судебное решение, своевременно на них реагируем. Думаю, эта открытость и нормальное восприятие критики повлияли на то, что число обоснованных жалоб на судебные решения снизилось почти на четверть — на 24 процента.

О судейском корпусе

— Валентин Олегович, дайте свою оценку работы судейского корпуса.

— Мы ориентируем судей на то, чтобы наше правосудие было справедливым и умным. Не только законным, но еще и человечным. Справедливость, конечно, не только правовое понятие, но и морально–нравственное. Но оно сейчас закреплено в законе как обязательное требование к судебным вердиктам. Поэтому разъясняем судьям, что справедливость — это общественное восприятие принятого судебного решения. Может быть, эта оценка не всегда объективна, но она существует в каждой деревне, на каждой городской улице, где люди оценивают скорее справедливость, чем правовую безупречность принятого вердикта. Поэтому судья не должен выносить приговор формально и равнодушно, как ставят штамп в деле. Его обязанность — найти такое решение, чтобы оно было понятным и справедливым с общественной точки зрения. От этого, я думаю, в немалой степени зависит авторитет правосудия.

— Часто ли люди жаловались на хамство, грубость со стороны судей?

— Количество таких случаев в прошлом году сократилось более чем в два раза. Думаю, наличие видеокамер во время процесса влияет даже на самых несдержанных людей. Поэтому если в предыдущие годы мы привлекали к дисциплинарной ответственности более 100 судей, то в 2012–м — 50. Также двое судей в прошлом году были привлечены к уголовной ответственности. Столь неприятный факт Верховный Суд не собирается замалчивать, соответствующе разбираем и оцениваем эти инциденты.

Об организации работы

— Как обстоит дело с организацией правосудия?

— Проблемы есть. Они касаются отложения, приостановления, неисполнения судебных решений, той самой волокиты, на которую больше всего жаловались люди. Отчасти это связано с недостаточной подготовкой некоторых судей. Мы пытаемся решить это внутренними мерами, связанными со специализацией судей. То есть выделяем категорию особо сложных дел и поручаем их ведение самым лучшим, наиболее профессиональным судьям. Это касается, например, гражданских споров о собственности, о земле, о жилье — тех, которые касаются жизненно важных интересов людей. Но одними внутренними мерами проблему не решить. Мы можем требовать от судей постоянного повышения качества их работы, но если на недостаточном  уровне находятся сама методика, организация судопроизводства, то о современном правосудии говорить нельзя. Реагируем на это.

— Что имеется в виду?

— Я говорю о проблемах, связанных с техническим обеспечением, внедрением информационных технологий, состоянием наших зданий, реализации запросов и ходатайств. О контактах с нашими коллегами из правоохранительных органов: нам не всегда доступны имеющиеся у них банки данных, отсюда длительное ожидание ответов на письменные запросы, та самая пресловутая волокита... Проблемы не новые, но сейчас требуется их кардинальное решение.

— Каким оно может быть?

— Мы уже поставили вопрос, что организацией правосудия должна заниматься не исполнительная власть в лице Министерства юстиции, а непосредственно органы правосудия, то есть специальные подразделения при областных судах и Верховном Суде, которые знают все сложности изнутри. Получается так, что сегодня многие проблемы, требующие решения, лежат за пределами наших возможностей и зависят от исполнительной власти. Происходит довольно спорное разграничение функций, например, в деле обработки статистики. Ее собирает Министерство юстиции, а обобщает и анализирует Верховный Суд. Разве это правильно? Есть немало и других нюансов, которые позволяют считать, что организация работы судов должна находиться в судебных же структурах. Конечно, это вопрос будущего, но полагаю, что он должен быть решен.

О наказаниях

— Повлияли ли меры по оптимизации уголовной ответственности на количество осужденных в местах лишения свободы?

— Позитивная динамика преступности позволила в еще большей степени сократить число людей, направляемых в места лишения свободы. В прошлом году в исправительных учреждениях оказалось на 3.000 человек меньше, чем в 2011–м. И на начало текущего года там содержались 24.000 осужденных. Это на 6 тысяч меньше, чем в 2011 году. А лимит наполняемости наших мест лишения свободы — 32,5 тысячи человек. Я говорю это потому, что до сих пор бытуют странные мифы о том, будто наши колонии переполнены. На самом деле стали столь активно применяться штрафы, общественные работы, другие альтернативные меры воздействия, что лишение свободы в структуре наказаний сейчас составляет около 20 процентов. Это соответствует европейским стандартам.

— Но иногда можно услышать, что суды чрезмерно увлекаются излишне гуманными вердиктами?

— Я так не считаю. Понимаете, решение судьи — это очень тонкая материя, мы, Верховный Суд, не можем указывать, какой приговор ему принять. Можем лишь ориентировать, чтобы был взвешенный, государственный и нравственный подход в каждом случае. Чтобы судья учитывал множество факторов: личность подсудимого, возможность его исправления, общественные настроения, распространенность конкретного вида преступлений, их влияние на общую криминогенную обстановку. Тогда у нас будет правосудие с человеческим лицом. Например, сегодня, несмотря на общую позитивную ситуацию, проблема с наркотиками остается достаточно острой. Никакого снижения тут не происходит. А с учетом высокой латентности даже по регистрируемым преступлениям можно представить, насколько велик масштаб проблемы. Общество бы не поддержало излишнюю мягкость судебных приговоров в этом случае. Или как можно сейчас искать пути гуманизации наказаний для пьяных водителей? 42 тысячи нетрезвых автомобилистов были выявлены в прошлом году, из них 4 тысячи задерживались дважды. Считаю, не стоит искать смягчающие обстоятельства там, где их нет: ответственность для пьяных водителей, особенно совершивших ДТП с гибелью людей, должна ужесточаться.

— А как вы относитесь к идее конфискации у них автомобилей?

— Полностью поддерживаем. Важно не только наказать за преступление, но и лишить возможности совершить новое. Проблема в том, что собственники транспортных средств, у которых будут конфисковываться машины, лишь в 30 процентах сами находятся нетрезвыми за рулем. 70 процентов задержанных пьяных водителей управляют чужими автомобилями. Поэтому предвижу, что основные правовые споры и конфликты будут связаны с установлением обстоятельств, каким образом выпивший человек оказался за рулем, кто передал ему управление. Ситуации будут непростые, но Верховный Суд все–таки поддерживает эту меру и, более того, принимал участие в подготовке этого предложения. Арсенал ныне существующих наказаний для злостных нарушителей недостаточен. Что такое семь лет лишения свободы для человека, по вине которого погибли несколько невинных людей?

О новых ведомствах

— Расскажите, на каком этапе сейчас находится создание единого судебно–экспертного центра?

— Вопрос уже практически решен, это будет серьезная, мощная организация наподобие Следственного комитета. В том смысле, что под одной крышей объединятся все ныне разрозненные экспертные подразделения. Из МВД, из прокуратуры, из Минюста... Соответственно повысятся и статус эксперта, и оплата его труда, и эффективность его работы. Это решение давно назрело, и оно положительно скажется на качестве правосудия. Ведь сегодня без экспертного обеспечения современное правосудие просто невозможно — число дел, связанных с проведением сложных экспертиз, с каждым годом только увеличивается.

— Также не за горами и появление единой службы судебных исполнителей?

— Нет, тема еще дискутируется. Каким быть этому институту? То, что в новой службе должны объединиться исполнители общих и хозяйственных судов, это однозначно. У них должны быть единое руководство, единый уровень, статус, форма... Сегодня получается так, что исполнители общих судов уже фактически являются приставами, причем не только судебными. В структуре их занятости исполнение решений собственно судов занимает лишь 35 процентов, в остальных случаях они обеспечивают исполнение решений других органов. Поэтому сейчас обсуждается, каков будет статус этой службы. Останется ли она по–прежнему в Министерстве юстиции? В каких отношениях будет с судами? Как будет формироваться, насколько станет военизированной, какие функции МВД можно ей передать? Словом, масса вопросов. Однако есть поручение Президента, тоже вытекающее из Послания, уже есть проект создания этой службы, но пока рано говорить, какой она будет.

— Вы упоминали о ювенальной юстиции, деятельность которой вызывает не совсем однозначную реакцию, например, в России. Как обстоит дело с ее становлением?

— Я не думаю, что в ближайшее время мы дойдем до организации специальных судов или даже системы ювенальной юстиции. Все–таки это достаточно затратный процесс. Мы идем к тому, чтобы выделять специальные составы судей для рассмотрения всех категорий дел, связанных с несовершеннолетними. Это будут самые подготовленные судьи, возможно, со вторым высшим образованием, педагогическим или психологическим. На сегодня и завтра это более реальный путь.

— А насколько реально появление судов присяжных?

— Хочу обратить внимание, что в Послании Президента нет задачи обязательно создать такие суды. Поручено изучить вопрос, рассмотреть необходимость введения этой формы судопроизводства. Поэтому изучаем, оцениваем, обсуждаем. Просчитываем прогнозы и последствия. Недавно я был на съезде судей в Москве и должен сказать, что в Российской Федерации уже не столь позитивное мнение о судах присяжных, какое было при введении этой новации. Это, как выяснилось, не панацея. Компетенция таких судов все больше и больше сокращается. Из–под их юрисдикции выводятся, например, государственные преступления, а в некоторых регионах уже целый ряд уголовных составов не может рассматриваться судами присяжных. Подсчитали, что это весьма затратная, дорогостоящая форма правосудия, а каков результат? Около 20 процентов вердиктов, вынесенных этими судами, впоследствии отменяется.

— То есть, глядя на пример соседей, нам не стоит спешить?

— Давайте взглянем с другой стороны. Отделение судей–непрофессионалов, то есть коллегии присяжных, от профессионального судьи — это англосаксонский вариант правосудия. При этом присяжные решают вопрос о виновности, оставляя судье выбор меры наказания. Это не особо вписывается в наши судебные традиции, ведь у нас принята германская модель, так называемый «суд шеффенов», когда заседатели образуют единую коллегию с судьей. Такое судопроизводство свойственно континентальной Европе больше, чем англосаксонская модель.

— А какова лично ваша позиция?

— Я ее уже высказывал и не скрываю. Считаю, что если и вводить суды присяжных, то они должны рассматривать весьма узкую категорию уголовных дел, на уровне Верховного Суда. Когда речь идет о тягчайших преступлениях, за которые возможно применение исключительной меры наказания. Кстати, в 2012 году суды Беларуси не вынесли ни одного решения о смертной казни. Четыре преступника, которые могли быть к ней приговорены, осуждены к пожизненному заключению.

Автор публикации: Роман РУДЬ

Фото: Александр РУЖЕЧКА