Телефонное право

Источник материала:

Молчание — золото: советские чиновники добивались права на “вертушку” годами, но звонка ее чаще всего откровенно боялись

Современная молодежь слово “вертушка” ассоциирует с музыкальным проигрывателем виниловых дисков, бывшие и нынешние военнослужащие — с вертолетами, а любители Булгакова — и вовсе с трамваями, памятуя о последних секундах председателя МАССОЛИТа: “Осторожный Берлиоз, хоть и стоял безопасно, решил вернуться за рогатку, переложил руку на вертушке, сделал шаг назад”. Однако в СССР этим словом называлось то, что было одним из самых ярких и звучных символов советской эпохи: система специальной высококачественной и серьезно защищенной правительственной связи, которая соединяла абонентов, занимающих ключевые посты в номенклатурной иерархии страны.

Связанные одной цепью

Как и советские, нынешние лингвисты не приходят к единому мнению относительно этимологии этого слова. Чаще всего считается, что название “вертушка” аппаратам правительственной связи дал собственно вращающийся диск номеронабирателя, в первые советские годы отличавший эти аппараты от остальных, работающих через телефонистку. Однако есть и другая версия: звонок по “вертушке” обычно весьма активизировал чиновника, заставлял его “вертеться”.

Среди владельцев телефонов с гербом сформировался даже особый кодекс поведения. “Счастливый обладатель “вертушки” получает ежегодно красную книжечку карманного формата — список  абонентов, — писал в 1970 году философ и историк Михаил Восленский, позже оставшийся в ФРГ. — В списке в алфавитном порядке стоят фамилии, имена и отчества, должности и адреса не указываются. Есть неписаное правило, что на звонок по “вертушке” отвечает лично ее владелец, называя свою фамилию. Так делают даже члены Политбюро.

“Особо высокопоставленным лицам “вертушку” проводили и на квартиру, но и там звонить по ней или отвечать на звонок имел право лишь ее абонент, но никак не его домочадцы, — рассказал “НГ” Алексей Камай, занимавший в 1990—1991 годах пост второго секретаря ЦК КПБ. — У меня “вертушка” стояла и дома, но чтобы жена, сын или дочь воспользовались ею хотя бы раз — это было совершенно исключено. Тем более что они и не могли знать, куда и по какому номеру можно позвонить: книжечку со списком абонентов и их номеров полагалось дома хранить исключительно в сейфе”.

Ревущая “тройка”

Но и молчащая “вертушка” иной раз пугала не меньше, нежели звонящая. Борис Ельцин в своих мемуарах “Записки президента” вспоминал: “Порой этот телефон хотелось вырвать с мясом. Он казался соглядатаем из того мира, который так грубо вышвырнул меня. Было почти физическое ощущение, что этот маленький белый аппарат таит какую-то угрозу, что вот-вот он взорвется новыми бедами. Я сижу в министерском кабинете Госстроя, на столе у меня этот телефон — белый с красно-золотым гербом, — и у меня ощущение мертвой тишины и пустоты вокруг. Никогда не забуду этих минут ожидания. Шел 1988 год. Расцвет перестройки... Немногие знают, какая это пытка — сидеть в мертвой тишине кабинета, в полном вакууме, сидеть и подсознательно чего-то ждать. Например, того, что этот телефон с гербом зазвонит. Или не зазвонит”.

В современном белорусском политесе особую роль советской “вертушки” в какой-то степени переняла “тройка” — телефон правительственной спецсвязи, для вызова абонента по которому необходимо набрать трехзначный номер. Причем в отличие от мелодичного малинового звона “вертушек” этот аппарат с золоченым гербом на корпусе издавал поначалу совершенно непривычный для телефона почти пароходный гудок, вызывавший смятение уже одним своим звуком.

Впрочем, врожденное чувство юмора и другие человеческие качества даже пароходная “тройка” заглушить не могла. Автор этих строк как-то присутствовал на совещании у одного из чиновников, в ходе которого на телефонном столике заревел характерный гудок. В моментально наступившей тишине хозяин кабинета снял “тройку”, послушал, сказал “Нет, Ванюша!” — и вернул массивную трубку на рычаги. После чего пояснил обескураженным участникам совещания: “Спрашивают — Петруша? Ну я и ответил, что не туда попали”.

ВЧерашний день

Для прямой связи с руководителями областного и районного звена в независимой Беларуси стала использоваться телефонная система “Центрекс-1” — “региональная вертушка”, как говорили порой. Ее можно считать преемником знаменитой советской ВЧ — закрытой системы междугородней и военной телефонной связи, использовавшей высокие частоты и хорошо зарекомендовавшей себя в годы Великой Отечественной войны. Затем аппараты ВЧ были установлены в высших партийных и правительственных учреждениях Москвы, республиканских, краевых и областных центров СССР, в также в советских посольствах в социалистических странах. В Кремле же, в свою очередь, имелся “селектор”, нажатием клавиш на котором можно было за минуту вызвать Варшаву или Берлин, Будапешт или Прагу. Принимая в мае 1973 года в своем кремлевском кабинете руководство немецкого журнала “Штерн”, генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев среди прочего с гордостью продемонстрировал гостям этот селектор и другие телефоны.

ВЧ-связь сыграла немалую роль и в истории Беларуси, особенно в ее драматические моменты. Именно по этому телефону в марте 1972-го прибывший в потрясенный взрывом на радиозаводе Минск член Политбюро Дмитрий Устинов получил из Москвы указание Брежнева “обойтись с заводчанами по-человечески”. Именно по линии ВЧ-связи пришло в декабре 1976 года из Ивацевичей в белорусскую столицу трагическое сообщение о гибели в автокатастрофе Председателя Президиума Верховного Совета БССР Федора Сурганова и командующего авиацией Белорусского военного округа Леонида Беды. Четыре года спустя по ней же улетела в Москву первая телефонограмма о гибели партийного руководителя Беларуси. А после аварии на Чернобыльской АЭС в апреле 1986 года правительственная связь была экстренно организована как непосредственно с районом аварии, так и с другими пунктами пребывания госкомиссии, в том числе на белорусской территории.

“Я в то время работал первым секретарем Гомельского обкома партии, — вспоминает Алексей Камай. — И благодаря телефонам правительственной связи имел постоянный прямой контакт и с членами Политбюро — секретарем ЦК КПСС Егором Лигачевым и премьер-министром СССР Николаем Рыжковым, и с академиками Евгением Чазовым и Юрием Израэлем. Это позволило максимально оперативно и эффективно провести работы по оценке радиоактивного загрязнения и на их основе принять решения об эвакуации или отчуждении непригодных для жизни территорий”.

И все-таки она вертится!

После развала СССР партийные структуры были упразднены, а министры и иные руководители стали выводить “вертушки” в приемную, в результате чего оперативность связи по ним, как и сам их престиж, резко упали. Зато появилась доступность этого символа статусности прежних небожителей для коллекционеров и просто любителей советского наследия. Например, автор этих строк стал обладателем телефонного аппарата с гербом СССР на диске и световым индикатором вызова, выиграв его в пари у одного из бывших работников хозуправления ЦК КПБ. Второй же раритет — тяжелый аппарат ВЧ-связи с аналогичным световым глазком и отключающей звук клавишей на трубке — был свободно куплен лет десять назад по объявлению в рекламной газете за десять, если не ошибаюсь, долларов. По словам продавца, ранее этот аппарат был установлен в капитанской каюте одной из атомных подлодок Северного флота СССР.

В современных рекламных объявлениях найти предложения аппаратов правительственной связи в Беларуси не удалось. На интернет-аукционах России “вертушки” встречаются, но просят за них обычно четыре-пять тысяч российских рублей (125—150 долларов) и выше, а на одном из казахстанских форумов обнаружено предложение гербового аппарата за 400 долларов. И кто после этого скажет, что история сегодня не ценится?