"Значит, такая я мать": репортаж с суда над родителями девочки, которую они обрекли на смерть

Источник материала:

Вчера, 18 августа, в областном суде прошло первое судебное заседание по уголовному делу, фигурантами которого стали сожители Виолетта Григорьева и Максим Хололеенко. Они обвиняются в убийстве своей 3-месячной дочери Снежаны, а также в оставлении в опасности новорожденного сына Даниила.

Напомним, 13 января 2015 года в Гомеле в одной из квартир общежития по проспекту Космонавтов был обнаружен мумифицированный труп грудного ребенка. В тот же день по подозрению в совершении преступления задержаны 31-летняя мать девочки и ее 35-летний сожитель — биологические родители ребенка.

В середине июня СК завершил расследование. Установлено, что родители умышленно оставили в мае прошлого года свою дочь без присмотра, будучи уверенными, что без кормления и ухода она неминуемо умрет. Позже, 27 декабря 2014 года, у сожителей родился сын Даниил, которого они записали при рождении на чужую фамилию и 8 января 2015 года оставили одного на лестничной площадке в многоэтажке.

Причину смерти установить не удалось

Суд проходит в открытом формате. Обвиняемые высказались против использования фото- и видеосъемки во время судебных разбирательств. Потому журналисты еще до начала заседания стали фотографировать их. Хрупкая Григорьева (по виду не скажешь, что она родила пятерых детей) не прятала лица от фотокамер, тогда как ее сожитель Хололеенко наклонил голову вниз, завязывая шнурки на ботинках.

Помимо журналистов, в зале заседаний была мать Григорьевой, выступающая в суде в качестве потерпевшей, и представитель Дома ребенка, в котором до усыновления находился Даниил, брошенный родителями в подъезде чужого дома.

Представитель прокуратуры зачитала материалы обвинения. Из них следует, что сожители умышленно оставили умирать в квартире 3-месячную Снежану, труп которой затем обнаружили спустя 7 месяцев и 22 дня, а сами стали бродяжничать. «В связи с мумификацией и частичным скелетированием, отсутствием внутренних органов» причину смерти младенца следствию установить не удалось.

В январе 2015 года сожители оставили в подъезде другой многоэтажки новорожденного сына, осознавая, что это опасно для его жизни (к счастью, мальчика вовремя обнаружили жильцы дома, и он был доставлен в Дом ребенка — TUT.BY).

На вопрос судьи, признают ли они предъявленное им обвинение, оба обвиняемых ответили, что по поводу Снежаны признают полностью, а что касается Даниила, — частично: «Ребенок оставался жив, когда мы уходили». Оба говорят, что умысла на убийство одного ребенка и на оставление в опасности другого у них не было.

Хололеенко: Я считал, что Данилу нашли бы.

Отвечая на вопросы гособвинителя, Григорьева пояснила, что раньше она со своими детьми жила в доме по проспекту Космонавтов в квартире своих родителей. У нее есть старшая дочь 2002 года рождения — от другого мужчины, а четверо других детей, включая Снежану и Даниила, рождены от Хололеенко.

Судья: А Хололеенко знал, что это его дети?

Григорьева: Да, знал.

Судья: Знать — это одно, а быть юридически признанным — другое. Почему тогда официально отцовство не установлено, если, с ваших слов, он противился быть отцом? Только из-за повышенного пособия? Чтобы получать как матери-одиночке?

Григорьева: (после длительной паузы) Нет.

«Ни себе, ни людям, никому»

Судья: Вы все свои показания в ходе предварительного следствия помните? На многих допросах в течение продолжительного периода времени вы постоянно давали различные показания по обстоятельствам произошедшего и по причастности Хололеенко к смерти вашей дочери Снежаны.

Судья зачитывает показания обвиняемой, данные ею на предварительном следствии.

Из объяснения Григорьевой 13 января 2015 года (в день ее задержания).

«С Максимом Хололеенко я знакома с декабря 2003 года. С 2004 года по 2006-й мы несколько раз проживали вместе, мои родители были против общения с ним — в основном мы встречались. Сначала он жил по другому адресу, а 2013 года проживает в доме по проспекту Космонавтов. С того времени я его периодически там навещала. Примерно 25 или 26 мая 2014 года я встретилась с Хололеенко возле стадиона на Сельмаше. Мы купили сигареты, бутылку водки, литр пива и пошли к нему. Он пил водку, я — пиво.

Он выразил недовольство тем, что ему не достались деньги, которые я получила в связи с рождением Снежаны. На эти деньги он рассчитывал купить себе мобильный телефон и другое имущество. Когда спиртное закончилось, я ушла в туалет, после чего вошла в комнату и увидела, что Хололеенко стоит у коляски и руками душит Снежану. Я подбежала, но он меня оттолкнул, и я упала возле двери в комнате и в это время услышала, как Снежана крикнула и затихла — я поняла, что он ее задушил. Он отошел от коляски сказал: «Ни себе, ни людям, никому». Я Снежану из коляски не доставала, не притрагивалась к ней и какой- либо помощи ей не оказывала. Через некоторое время обратила внимание, что лицо у нее стало синеть. Далее мы собрались и ушли из квартиры…".

Позже Григорьева стала давать другие показания, разительно отличающиеся от предыдущих: на допросах во время следствия, а также в суде женщина уже отрицала, что ее сожитель задушил младенца из-за единовременного пособия на рождение ребенка (23 млн рублей), которое она получила и отдала матери, занимающейся воспитанием ее детей. Обвиняемая утверждает, что Снежану никто не душил — они просто ушли из квартиры, оставив дочку спящей в коляске. То есть на момент их ухода девочка была живой. Немало противоречий было и в других показаниях Григорьевой.

Из протокола допроса Григорьевой 14 мая 2015 года:

«Мы оставили ребенка в коляске, а сами ушли. О том, что Снежана остается в квартире одна, мы с Хололеенко не обсуждали. В тот момент я не думала, что будет со Снежаной. По дороге мы молчали. Хололеенко сказал, пойдем в деревню Кленки. Мы остановились на берегу реки, там и остались ночевать. Проснулись около 6 утра. Хололеенко спросил у меня: «Как думаешь, Снежану могли уже найти?» Я казала: «Возможно, и могли. Она должна была плакать. Дверь взломают, ее найдут». Мы решили домой не возвращаться, боялись, что оставили Снежану одну в квартире и то, что я была уже в очередной раз беременной от Хололеенко.

Мы перебрались в заброщенный дом в деревне Кленки, где прожили несколько недель, после этого перебрались проживать в подъезды домов. Каждую ночь мы ночевали в разных подъздах домов на улице Чечерской и Свиридова в Гомеле.

Все это время я не звонила своим родным и не интересовалась, как там Снежана, так как предполагала, что меня уже разыскивают.

27 декабря 2014 года я попала в родильное отделение, где родила сына. Через некоторое время меня с сыном перевели в больницу на ул Жарковского с подозрением на желтуху. Находясь там, я всячески обманывала медперсонал, чтобы меня не разоблачили, я назвалась другим именем и фамилией. 8 января меня с сыном выписали из больницы. Меня забрал Хололеенко и мы пошли пешком в сторогу Мазурова, потом хотели пойти в Кленки. Максим предложил оставить ребенка в каком-нибудь подъезде дома, так на улице было холодно и не было для него средств. Я согласилась.

13.января мы с Хололеенко были задержаны моей матерью и работниками школы, которым мы рассказали, что оставили Снежану в квартире. В содеянном раскаиваюсь".

"Даже не знал, что я была беременна"

Судья: Почему вы не вернулись за ребенком на следующий день, когда уже протрезвели?

Григорьева: Думала, туда приедет моя мама и заберет его.

Отвечая на вопросы судьи, Григорьева рассказала, что до этих происшествий жила вместе со своими детьми в родительской квартире. Отец, мать и сестра помогали ей растить детей. Время от времени она уходила из дома.

Судья: По какой причине вы уходили из дома?

Григорьева: Я хотела, чтобы Максим с нами проживал, а мои родители были против.

Судья: Сколько раз детей у вас отбирали органы опеки и попечительства?

Григорьева: Один. Я была обязанным лицом, устраивалась на работу. Причина того, что забирали детей у меня — уходы из дома.

Также она пояснила суду, что с сожителем у нее хорошие отношения: «Раньше он жил со своей мамой, потом она умерла, они с братом продали ее квартиру и Максим купил себе малосемейку по проспекту Космонавтов (та, в которой они потом оставили умирать Снежану — TUT.BY).

22 мая 2014 года они встретились возле стадиона в микрорайоне «Сельмашевский». Григорьева пришла на встречу с коляской. По ее словам, Хололеенко не знал, что у них в феврале родилась дочь.

Григорьева: Он даже не знал, что я была беременна. Он жил отдельно. В тот день, когда мы встретились, он спросил: «Это моя дочка?» Я сказала, да. Он посмотрел в коляску и сказал: «На меня похожа». После этого пошли к нему домой. По дороге зашли в магазин, он купил бутылку водки, литр пива, сигареты. Я была на тот момент трезвой, а Максим уже был в состоянии опьянения. Когда мы пришли к нему домой, я закатила коляску в зал, чтобы ребенку не мешать спать. Сами мы пошли на кухню — выпивали.

Обвиняемая рассказала, что за день до этой встречи, 21 мая вечером, она ходила со своей мамой и старшей дочерью на почту получать «послеродовые» — она сразу отдала 23 млн рублей матери. Когда они выпивали с сожителем на кухне, она сказала ему об этом.

Григорьева: Его это взбесило: «Почему ты мне эти деньги не отдала?». У него глаза стали бешеные, он на меня кричал минут пятнадцать. Смотрел таким взглядом, что я боялась сказать что-то.

В то время, когда Григорьева рассказывала это, ее сожитель демонстративно отодвинулся от нее и пересел на край скамьи.

"Не хотела возвращаться - испугалась"

Григорьева: Час-полтора мы находились на кухне. Спиртное закончилось и мы ушли. Я была в пьяном состоянии и забыла, что в комнате остался ребенок. Я пила в тот день наравне с Максимом — полбутылки водки и пол литра пива (при допросах она говорила, что выпила только немного пива — TUT.BY).

На вопрос судьи, почему они оставили в тот день ребенка одного в квартире, обвиняемая ответила, что была пьяна и не соображала, «бес полутал».

Судья: Почему вы не вернулись за ребенком на следующий день, когда уже протрезвели?

Григорьева: Думала, туда приедет моя мама и заберет его. Она знала, где живет Хололеенко. Я думала, она заберет Снежану. Я не хотела туда возвращаться, потому что испугалась.

На просьбу судьи пояснить, чего она испугалась, обвиняемая сказала, что не может этого объяснить.

Судья: Все это время (пока сожители бродяжничали с мая 2014 года — TUT.BY) вы получали пособие на детей?

Григорьева: Не получала, у меня не было паспорта.

Судья: Когда вы узнали о том, что снова беременны?

Григорьева: В начале июня 2014 года.

Судья: Как отнесся к этому Хололеенко?

Григорьева: Хорошо. С мая и до задержания мы проводили с ним время на улице и ночевали в подъездах.

Судья: У него есть своя квартира и у вас есть где жить, почему вы так жили? Вы уже беременны были на тот момент.

Григорьева рассказала, что в подъездах они ночевали вплоть до самого рождения ребенка: 27 декабря «в роддоме на медгородке» у них родился сын Даниил.

Судья: Как вы туда попали? (в роддом — TUT.BY).

Григорьева: Я на лавочке сидела, у меня воды отошли. Максим попросил прохожего позвонить по мобильному в роддом. Там я представилась другим именем и девичьей фамилией матери Хололеенко, это он меня попросил об этом. И ребенка в роддоме записали на эту фамилию.

Судья: А как вас так записали — на чужую фамилию? Там же паспорт нужен.

Григорьева: Никаких документов у меня не было. Я сказала в роддоме, что паспорт дома. Через пять дней меня оттуда выписали и отправили с ребенком в больницу на улице Жарковского и паспорт не потребовали. У ребенка была двусторонняя пневмония (ранее в показаниях она говорила, что у ребенка было подозрение на желтуху — TUT.BY).

"Давай оставим ребенка в подъезде"

Обвиняемая рассказала, что из детской больницы ее с ребенком выписали 8 января. За ней пришел в тот день Хололеенко, принес вещи для ребенка и корзинку, в которую они положили новорожденного и пошли в сторону улицы Мазурова.

Григорьева: Было холодно, и мы решили пойти погреться в дом на улице Мазурова. Максим говорит: «Давай оставим ребенка в подъезде». Мы оставили его в корзинке между вторым и третьим этажами, а сами пошли на улицу Чечерскую, где переночевали в подъезде дома.

На вопрос судьи, оставили ли ребенка сознательно, она ответила: «Да, сознательно».

Григорьева: 12 или 13 января нас обнаружили. Мы с Максимом шли по улице и встретили мою маму, она была с работниками из школы. Мама спросила: «Где Снежана?». Я сказала, что в квартире у Хололеенко. Они вызвали такси, и мы поехали туда. Сначала Максим пытался дверь открыть (у него был один комплект ключей и он потерял их), потом попросили соседа взломать дверь. Туда вошла психолог из школы, остальные остались ждать в коридоре. Она вышла и сказала, что ребенок мертв. Там уже был милиционер. Я стояла и молчала, а Хололеенко что-то говорил милиционеру.

Судья: В случае с первым ребенком вы сказали, что думали — мама заберет, со вторым — люди из подъезда заберут. Почему вы не интересовались судьбой ни одного, ни второго?

Григорьева: Значит, такая я мать, (пауза) плохая…

Отвечая на вопросы адвоката, Григорьева призналась в суде, что боится Хололеенко.

Григорьева: Он постоянно мне говорил: «Я один, у меня нет никого кроме тебя, я тебя никуда не отпущу». Он мне все время повторял: ты должна быть со мной. Все время.

Тем временем, суд начал демонстрацию видеозаписи допроса Григорьевой, где она в день задержания рассказывала в деталях, как ее сожитель душил их дочь Снежану: «Она только пискнуть успела, как мышка, и — синенькая сразу. Хололеенко мне сказал: „Если ты в милицию обратишься, пойдешь на тот свет за ней“».

Когда показывали этот допрос, сидевшая в зале суда Григорьева, на лице которой прежде не было никаких эмоций, вдруг начала плакать. А в это время Григорьева с экрана продолжала рассказ: «Он сказал: „Ни себе, ни людям“, то есть „ни ребенка, ни денег“. Он как зверь стал. Когда мы ушли из его квартиры, я думала, зачем он это делал, а он был безразличен».

В это время Хололеенко поднялся со скамьи и стал смотреть видео стоя. Мать Григорьевой еле сдерживала слезы.

Если в начале судебного заседания сожители сидели рядом, то во время демонстрации видео допроса Григорьевой они отодвигались друг от друга дальше и дальше, и когда судья в 13.00 объявил часовой перерыв, сожители уже сидели на разных концах скамьи.

После обеда судебное заседание продолжилось. Григорьева, которая снова сидела рядом с Хололеенко, показала в суде, что «никто никого не душил».

Судья: Это у вас природный актерский талант?

Григорьева: Да, природный талант. Я его оговорила. Во время допроса опер дал мне два раза по голове книжкой и сказал: «Давай, говори», чтобы я не молчала. Он сказал, что Хололеенко дал показания, что это я убила Снежану. Поэтому я стала говорить так — если он (Хололеенко) сказал на меня, значит, и я на него — со злости…

Из протокола окончательного допроса обвиняемой 8 июня 2015 года:

«Григорьева указала, что: «Виновной себя в совершении преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 139 УК признаю частично, так как умысла противоправно лишить Снежану жизни у меня не было». Григорьева: «Я не желала Снежане смерти, особых мучений. Я думала о том, что когда мы оставили ее в квартире одну, она заплачет, ее услышат, возможно, взломают двери и спасут».

Противоречий в показаниях обвиняемой было немало и когда судья, а также стороны обвинения задавали уточняющие вопросы. Сначала Григорьева путалась, отвечая на них, затем сказала, что отказывается давать показания.

Сегодня, 19 августа, в суде будут заслушаны показания обвиняемого Хололеенко и потерпевшей — матери обвиняемой Григорьевой.

* * *

В перерыве судебного заседания мать Григорьевой рассказала журналистам, что когда Хололеенко жил в их квартире, поднимал на нее и ее дочь руку. «Это я их нашла 13 января. Я ее не защищаю как дочь: она артистка, обманщица, вечно врет. Она стала с ним из дома уходить, и наказывали ее, и комиссии были разные, все было — не боится ничего. Я детям ее ничего не говорю, это так страшно. Детки хорошие. А Хололеенко ко мне из-за денег плохо относился: дочь даст мне копейку — его это бесило, он готов был убить меня. А она не убийца, она дура. Если ей дадут 20 или 25 лет, я буду все равно ее ждать (заплакала). Данилу уже усыновили. А я же сказала в роно, что заберу этого мальчика, зачем они его усыновили?».

Теги: Гомель