Забрать нельзя увидеться. В Бобруйске две матери конфликтуют из-за троих детей

Источник материала:

В Бобруйске трое детей стали центром конфликта двух матерей — родной и приемной. Первая хочет вернуть их, но пока не может: финансовые проблемы. Вторая не разрешает ей даже встречаться с детьми — и на то, по ее мнению, есть веские основания. TUT.BY пытался разобраться в причинах раздора и вместе с его участниками пришел к выводу: проблема-то не частная.

«Не была хорошей мамой — выпивала»

Анну Шукелович лишили родительских прав в ноябре 2013 года. Это было «правильно и справедливо», соглашается женщина, которая «не скрывает своего прошлого».

Семья, в которой росла Анна, не была благополучной. Сейчас она понимает: если бы тогда законы были такие же, как сейчас, ее с сестрой тоже забрали бы у матери. Родительница пила, водила мужчин. Из-за ее асоциального поведения в квартире произошел пожар, в котором погибли сама женщина, а также Анины бабушка и дядя — «все старшие родные люди».

В 18 лет Анна осталась одна. Ее младшую сестру приемная семья забрала в Израиль.

«Я жила здесь, в этой квартире, работала. Вышла замуж. Данила — ребенок от первого мужа. Супруг выпивал и поднимал на меня руку. Я ушла от него к другому мужчине. Муж потом погиб. Со вторым мужчиной мы не были расписаны, от него у меня двое детей — Рома и Дашенька, — женщина на миг прерывается, переводит дыхание. — Я не была хорошей мамой — я выпивала. Возможно, потому что другой жизни не видела. Но я была для них настоящей мамой, пусть они и не видели того, что видят сейчас в приемной семье».

После суда детей отдали в детский дом семейного типа. Анну как обязанное лицо устроили работать — на предприятие «БобруйскАгроМаш». Там она тоже, признает, «куролесила», прогуливала работу.

«За меня взялась [подруга] Ира, — вспоминает бобруйчанка. — Все изменения, которые произошли со мной, все это — благодаря ей. Я просто стала ей жаловаться, что я так больше не могу, что я хочу забрать своих детей. А она сказала: „Нет, не хочешь, раз продолжаешь жить, как жила“. Ира помогла мне измениться».

Подруга Ирина подтверждает: Анна сегодня — не та, что была 3 года назад. «Я ей тогда сказала: сначала брось пить. Ей это трудно далось, но она закодировалась — взяла в долг деньги, съездила в Минск. Я видела отца двоих ее детей, видела, с кем она общалась тогда. Эти так называемые друзья приходили на завод, ждали ее, мол, поехали, уже пиво ждет. Это был определенный круг лиц. Она больше с ними не общается. Она полностью изменила круг общения и образ жизни, вышла замуж за хорошего парня. Теперь она поняла, что весело бывает и без алкоголя. Аня изменилась».

«Я просто хочу их увидеть и обнять»

Анна говорит, что уже 3 года не пьет. Два года не курит — сама бросила. Она хочет забрать детей домой, но не может — не в состоянии рассчитаться с задолженностью по коммуналке.

«Основной долг у меня сейчас составляет 15 млн рублей. Плюс пеня. Откуда? Я долгое время не платила. Почему? Наверное, потому что мама не научила. Сейчас я оплачиваю коммунальные услуги каждый месяц. И я знаю, что если я подам документы на восстановление, первое, на что мне укажут — на эти 15 млн рублей долга. Но как я могу его погасить?», — эмоционально объясняет Анна и показывает платежки, справки, расчетные листки.

За январь ей начислена зарплата — 2,79 млн рублей. Среди вычетов — подоходный налог, профсоюзные взносы, отчисления в пенсионный фонд, удержание по столовой (там женщина обедает и берет что-то домой) 287, 8 тыс. рублей. В графе «Расходы на содержание детей» — 1 млн 774,9 тыс. рублей. На руки Анна получила за январь 417 тысяч.

«С этой суммы я должна как минимум купить проездной, оплатить коммунальные услуги и как-то жить целый месяц. Я подрабатываю, сколько могу, но денег все равно не хватает. Как я могу восстановиться?», — женщина едва сдерживает слезы.

Помочь Анне некому. Муж Александр не может оказывать ей посильную помощь — он болен раком легких, ему нужны лекарства. К тому же, по словам бобруйчанки, ему пришлось переехать в деревню: в городе слишком грязный воздух, ему больно дышать.

«Я же просто хочу видеть детей, чтобы они потом мне не говорили, мол, ты, мама, такая-сякая, ты нас бросила, — уже не скрывает слез Анна Шукелович. — До меня слова старшего сына дошли: он уже говорит, будто я не хочу их видеть. Но ведь мне просто не дают! Я уже не знаю, что делать, как повлиять на опекуна, к кому обращаться. Опекун запретила мне видеться с детьми после двух встреч, которые были 2 года назад, потому что, мол, дети расстраиваются, плачут. Отдел образования ничего с этим поделать не может, говорит: восстанавливайтесь, пишите заявление».

По словам женщины, после первых встреч с детьми малышей протестировали, определили, что общение с родной матерью на них плохо влияет, они становятся тревожными, чувствуют себя подавленными. Она согласилась подождать. Ждала 2 года, но, признается, украдкой ходила к сыновьям в школу, к дочери — в детский сад.

«Я пыталась хоть чем-то их порадовать. Ходила в буфет, брала немного конфет — сколько могла на свою зарплату. Я так хочу снова их обнять! Я бы, наверное, и спала рядом с ними, если бы мне их вернули. Сейчас мечтаю лишь о том, чтобы нам дали хотя бы 10 минут… Чтобы они знали, что я у них есть, что я их люблю. Я знаю, что виновата перед ними — только перед ними. Я всю жизнь буду прощение у них вымаливать», — всхлипывает мать.

На предложение трезво оценить свои как минимум материальные возможности Анна говорит, что воспитать малышей смогла бы. Во-первых, она бы получала полную зарплату. Во-вторых, — алименты, которые получает старший сын по потере кормильца. В-третьих, она добилась бы выплаты алиментов от отца младших детей. «Денег было бы достаточно и на еду, и на одежду, и на игрушки, поверьте — сейчас все живут на маленькие зарплаты», — утверждает женщина. К тому же, в соседней квартире живет свекровь — бабушка старшего сына. Тоже не бросит.

«Пусть восстанавливается, иначе это просто травмирование детей»

Людмила Рубан, мать в детском доме семейного типа, куда попали дети Анны, знает практически всю историю ее семьи: «Это же Бобруйск, да и живем мы рядом — у нас даже участковая медсестра одна». Женщина наслышана о бурной жизни матери Данилы, Ромы и Даши и говорит откровенно: «Не верю, что она изменилась».

Людмила помнит, но «не берет во внимание» ни скандалы, ни обидные слова Анны о том, что женщина «забирает детей из-за денег». Она утверждает: на первом месте — психическое состояние малышей, а после встреч с матерью — это подтвердили тесты специалистов — оно ухудшается.

«Рома стал нервный, дерганный, Даник начал очень хитрить, а Дашка — плакать, истерить. Хорошо, мы возобновим эти встречи, она поиграется, утешит свое самолюбие, а дальше что? Кстати, она и играть не умеет с детьми — только щиплет, щекочет. А зачем тайком к ним бегать и шептать что-то? Я ей тогда еще, в самом начале сказала: Аня, пожалуйста, делай все, чтобы детей вернуть, восстанавливайся. Я их подготовлю, они радостные уйдут к тебе. Я даже одежду всю их отдам и обои поклеить помогу — мне тогда очень ее жалко было. Но она не восстанавливается, не хочет их забирать, мол, пусть живут у тети, а я буду приходящей мамой. Это удобно, конечно», — эмоционально говорит Людмила.

Ее супруг Юрий подхватывает: «Я понимаю, что могли бы быть претензии, если бы мы вообще никогда не давали встречаться. Но опыт есть — печальный, и второй раз на эти же грабли наступать мы не будем. Для нас дети важнее, мы не хотим, чтобы они получали психологические травмы. Ребята едва адаптировались у нас, прошло буквально полгода, а после двух встреч с ней мы снова откатились назад. На последующее восстановление ушел год. И что сейчас? После очередных встреч нам нужно будет полтора-два года их психику восстанавливать?».

«Вот мы идем с Дашей — она веселая, смеется. А потом останавливается и начинает рыдать, — вспоминает женщина. — На вопросы не отвечает, а потом начинается: то „Я пойду в чужой дом жить“, то „Я не пойду в чужой дом жить“, и так по кругу. Ребенок ее [маму] практически не помнит, Дашке было 2,5 года, когда она к нам попала. Я не знаю, что она детям шептала, когда тайком к ним в школу, в детский сад прибегала, но судя по их реакции — о том, что она их заберет. А детская психика неустойчивая, у детей много страхов, причем они их не осознают и тем более не могут объяснить».

Людмила заявляет категорически: из-за того, что Анна начала искать возможность забрать детей публично, через обращение на TUT.BY, она на поводу нее не пойдет. «Что ей делать? Восстанавливать свои родительские права. Поверьте, долг в 15 млн рублей — это несерьезная причина. У меня погиб сын, я знаю, что такое потерять ребенка. Если бы я знала, что его можно вернуть, я бы землю носом рыла».

Отдел образования также не видит препятствий для того, чтобы Анна подала заявление на восстановление родительских прав. Специалисты подчеркивают: в своей работе они руководствуются законом, а детский дом семейного типа Людмилы и Юрия Рубан работает уже 15 лет. Людмила — опытная опекун, к которой никогда не было вопросов. Ее решениям они полностью доверяют.

Не научили жить

Анна понимает, что сама виновата в том, что ее лишили родительских прав. Полагает, что тот образ жизни, который она вела, был просто скопирован с поведения ее же матери. «Меня в свое время не научили правильно жить. Сейчас я это поняла. Просто тогда помочь мне было некому. А сейчас со мной муж, Ира — они меня поддерживают, они мне показали, как нужно себя вести», — спокойно говорит женщина и утверждает, что единственный, кто препятствует ее встречам с детьми, — приемная мать.

По крайней мере, в одном женщины, как выяснилось, согласны: Людмила Рубан также считает, что корень проблемы мамы Данилы, Ромы и Даши — в отсутствии должного воспитания.

«Мать у нее была пьяницей, спалила хату и сгорела сама. Представьте, в каких условиях она жила. Наверное, и росла как сорняк — сама по себе, все равно что детдомовка. Она, может, научилась, за собой ухаживать, но жить, вести себя как нормальные люди и быть родителем — нет. Она видела, как живет мать, и взяла это за образец», — считает Людмила Анатольевна.

В детском доме семейного типа они с мужем Юрием уже воспитали более 30 детей. Одна из приемных дочерей — сама уже многодетная мама, живет в Мстиславле. Людмила эмоционально вспоминает, какие дети попадали к ним в семью, каких трудов стоило их вылечить, воспитать. Были даже настоящие «Маугли» — не умели говорить, с трудом передвигались.

Женщина говорит, что всяких матерей «перевидала», при этом никогда не говорила детям, что их мамы плохие, но всегда подчеркивала: у них есть вторая мама. Опекун уверена: люди, у которых были проблемы с алкоголем, редко кардинально меняются. По ее опыту — двое из тридцати. А еще она также пришла к мысли о том, что многих из них просто не научили жить и быть родителями. Чаще всего такие нерадивые матери сами воспитывались либо в приюте, либо в семье алкоголиков. И в их собственных семьях истории повторяются.

«Нужно, наверное, создать какой-то центр реабилитации для родителей, — предлагает Людмила. — Там их бы учили, как нужно жить, как нужно относиться к близким, родным, соседям и незнакомым людям, как быть родителями. Взять хотя бы Аню. Она ведь не может детям ничего дать, потому что у нее „я“, личные амбиции и желания — на первом месте. Вот она захотела детей увидеть — она к ним ходит тайком, но не думает, как это отражается на них, не думает о последствиях. И это не ее вина. Ее не научили жить по-другому».

Теги: Минск