"Захват, бомба. Мы, дети, не знали, что это такое". Очевидцы вспоминают теракт в детсаду Минска

Источник материала:

«Я беру детей в заложники!» — прокричал Александр Зюльков, когда пришел в минский детский сад № 511. 11 июня 1996 года он захватил в заложники 15 детей и двух воспитателей. Потребовал доставить его медкарту и съемочную группу программы «Взгляд». Переговоры шли четыре часа, все это время террорист держал в руках дипломат со взрывчаткой. Накануне 20-летия с того захвата TUT.BY попросил воспитателей, детей и силовиков вспомнить, как это было.

Воспитатель: «Я даже выкрикнула: «Девочки, в саду террорист! Спасайте детей»

— Около 9 утра в группу зашел какой-то мужчина с чемоданом. «Я беру детей в заложники!» — проорал он, — восстанавливает в памяти тот день Наталья Сакина. В 1996-м она работала логопедом детского сада № 511. — Увидел, что ребят мало, и скомандовал перейти в соседнюю группу. Я понимала, он не шутит. В какой-то момент даже выкрикнула: «Девочки, в саду террорист! Спасайте детей!». Минут через семь вижу: выбегают ясельки. Они у нас на первом этаже, их «выбрасывали» прямо в окно. Полуголыми, босиком.

С Натальей Николаевной мы общаемся по телефону. Голос у нее звонкий. Ее коллега Лариса Соколова, наоборот, говорит тихо. В 1996-м она была воспитателем той самой группы, куда Зюльков привел первых заложников.

Через семь месяцев после тех событий она ушла на пенсию и сейчас подрабатывает дневным сторожем в детском саду № 389. На столе перед ней большая черно-белая фотография. На снимке захваченные ребята, в центре она.

— Паша, Сережа, Тихон, — знакомит нас Лариса Ивановна. — Но это не все. После трагедии некоторые ребята еще долго не приходили. И Наташи Сакиной нет. Где она была, когда нас приехали снимать корреспонденты… Может, в отпуске? Двадцать лет карточку эту храню. Дети тут мне родные. По утрам желаю им хорошего дня. Мои малыши… У многих уже, наверное, свои семьи.

— Минут через десять, как все это началось, меня прижало, потянулась за корвалолом, — продолжает Наталья Сакина. — Поворачиваюсь к Зюлькову: «Будешь?». Он: «Буду». Я и ему накапала. Конечно, мне было страшно. Но я с первой секунды понимала, мы выдержим, нас спасут. Еще подумала: а что в этот момент делают в западных фильмах? Расставила вокруг детей столы, стала тягать из спальни матрасы. Так мы строили оборону.

В интервью «Еврорадио» пять лет назад бывшая жена Александра Зюлькова рассказала о возможной причине страшного поступка мужа. Его сестра Лариса рассталась с мужчиной. Брат этого мужчины был участковым милиционером — он пришел за Александром и отвез того в «Новинки». История произошла в 1986 году. Александр пытался доказать, что «белый билет» ему выдали незаконно.

— Все время мы пытались с ним говорить, спросили имя, — продолжает Лариса Ивановна. — Помню, как он сказал: можете идти, воспитатели не в заложниках. Мы с Наташей остались.

— Почему?

— А вы бы ушли?! — в ее глазах презрение. — Зачем тогда спрашивать?!

— В десять утра пришла медсестра, сказала: детям нужно пить сок. И я пошла на кухню за соком, — это уже логопед говорит. — А девочки на кухне работают. Всех эвакуировали, а они не уходят. Я потом говорю шеф-повару: «Света, ты понимаешь, что мы могли погибнуть с твоими котлами?!». А она: «Кто знал, будет взрыв, не будет. А детей кормить нужно».

Под окнами собирались родители. Кричали, рыдали… Чей-то папа пытался ворваться в здание.

— Зюлькова шум раздражал, — продолжает Наталья Николаевна. — Я подошла к окну, сделала руки крестом, пальцем показала: тихо. Они замолчали. «У этого ребенка мама умирает», «Этот — единственный в семье» — в какой-то момент мы стали рассказывать ему небылицы. Так он отпустил четверых. Одной девочке говорю: «Заплачь». Она: «Я не могу». Я ее ущипнула. Она разревелась. Сейчас у нее начнется истерика, предупреждаю. Пусть уходит, сказал, но это будет последняя.

Со спецслужбами, которые работали в группе, воспитатели общались взглядами и жестами. Силовики посоветовали эвакуировать ребят через окошко туалета. Когда малышей спасли, из здания выбралась Лариса Ивановна. Наталья Сакина уйти не смогла.

— Дети были спасены, и мне спокойно, — говорит она. — До меня только назавтра дошло, что случилось. Пришла к детскому саду, стою у калитки, а ступить на территорию не могу. Хорошо, девчонки выскочили, взяли меня под руки и ввели.

Лариса Ивановна также не скрывает: десять дней ходила как в пелене. «И ничего, ни-че-го не чувствовала».

— В тот вечер у меня дома собрались родные, друзья, а я лежу на диванчике, умираю, — последнее слово за Натальей Николаевной. — И тут по телевизору этот теракт. Ожила, стала смотреть. И такая у меня брезгливость к Зюлькову. Противно! Хочешь повоевать, иди в милицию! Причем тут дети?!

Силовики: «Детей решили потихоньку выводить в туалет, а потом доставать через окно»

Силовики, которые проводили операцию по спасению заложников, до сих пор помнят эту историю. Сегодня ключевые фигуры того времени из нескольких силовых ведомств делятся с TUT.BY воспоминаниями.

— Я приехал в детский сад этот с еще несколькими сотрудниками. Мы поднялись на второй этаж, а там сидит человек с дипломатом, на полу — дети, столы перевернуты, — рассказывает генерал-майор милиции Борис Тарлецкий. Он в 1996 году был начальником ГУВД Минска. Очевидно, перевернутые столы — это как раз те импровизированные баррикады, которые соорудили воспитатели, надеясь защитить детей от возможного взрыва. О том, что на месте и правда террорист, доложили в МВД, КГБ, Службу безопасности президента.

— Сначала, когда я спрашивал, зачем он это делает, тот не отвечал ничего вразумительного. Позже уже стал выдвигать требования, — продолжает Тарлецкий.

Александр Зюльков сказал, что собирается взорвать всех детей вместе с собой.

— На первый взгляд он не производил впечатления человека, который несет повышенную опасность. Он больше был похож на деградировавшую личность, — говорит бывший начальник Службы безопасности президента Юрий Бородич, который тоже участвовал в операции. — Думали, что он больше играет, чем может принести вреда на самом деле.

Справки говорили: Зюльков — хронический алкоголик, добавляют собеседники.

Были сомнения, что в дипломате на самом деле взрывчатка. Бородич говорит, что уже в то время в Службе безопасности президента была техника, которая определяла, есть ли в помещении взрывчатые вещества.

— Юра этот анализатор и привез, — кивает Иван Юркин, бывший в 1996 году замминистра внутренних дел, на коллегу. — А мы с Зюльковым обсуждали его требования. Этот человек хотел, чтобы к нему срочно прислали Александра Любимова, журналиста программы «Взгляд». Требовал привезти из «Новинок» его историю болезни. Потом стал кричать, чтобы привезли кого-то из власти, из исполкома, лечащего врача, участкового. И что всех соберет здесь и взорвет.

Анализатор определил: взрывчатка в помещении есть, три килограмма тротила. Говорят, здание бы «сложилось» от такой мощности, прогреми взрыв.

— Я считаю, если вступаешь в переговоры с человеком, который грозит какими-то террористическими действиями, надо стараться выполнять его допустимые требования. Если пойти на конфликт, даже на словесный, в общем-то, результат может быть самый плачевный и неожиданный. Человека надо успокаивать. С другой стороны, надо готовить меры, чтобы нейтрализовать, обезвредить. И такие действия позволили нам вытащить детей, — объясняет Борис Тарлецкий.

— Я с ним разговаривал, — рассказывает Иван Юркин. — Говорю: мы вызвали людей, они поехали за вашим делом в больницу. Почему долго везут? Потому что «Новинки» далеко. Он требует журналистов «Взгляд». Мы говорим: уважаемый, два или три часа мы будем это согласовывать, еще полтора часа они будут лететь… Вот, есть в Минске корпункт программы «Взгляд» — пусть эти журналисты приедут.

Александр Зюльков на уступку по журналистам согласился. Сотрудники спецслужб взяли технику, которая напоминала журналистскую, и пришли на «интервью» с Зюльковым.

Террорист не требовал, чтобы все оставались строго на своих местах, порой отвлекался на документы, которые привезли по его просьбе.

Детей из помещения удалось вывести в туалет, но, признаются собеседники, тогда допустили ошибку.

— К этому моменту не была готова лестница, не было открыто окно, — говорит переговорщик. — В группе остался последний ребенок — и Зюльков огляделся. «Где дети?! Верните детей!» Я говорю: в туалет пошли. И мы, представляете, вынуждены были их вернуть в зал.

Второй раз детей выводили, пока Александр Зюльков изливал ненависть и отчаяние в мнимый микрофон «телевизионщиков».

— На этот раз все было готово как положено. Ребенок идет — его быстро передают-вынимают. Все было бесшумно. И когда воспитательница, Наталья Сакина, осталась в туалете с последним ребенком, Зюльков огляделся в помещении и закричал: «Верните детей!». А уже кого возвращать? Нет никого.

Александр Зюльков крикнул: «Я взрываю!» — и выдернул кольцо из дипломата. Прозвучало несколько оглушительных хлопков. Но это не были взрывы полной силы.

— В последний момент сотрудник «Алмаза» успел выстрелить. Он действовал в рамках своих полномочий, на его уничтожение в такой ситуации была санкция прокурора, — рассказывает бывший начальник оперативного штаба Иван Юркин. — Потом еще подбежал сотрудник, набросил одеяло на этот дипломат, схватил и выбросил в окно. Действовал очень быстро — был риск, что взрыв еще произойдет.

— Эксперты потом установили, что Зюльков ошибся в расчете инициирующего заряда. Основной заряд не сработал. Если бы он сработал, мы бы здесь не сидели, — говорит Юрий Бородич.

В остальном террорист из Ратомки все грамотно рассчитал. Говорят, что кольцо, которое он держал, не отпуская, под рукояткой дипломата, приводило бы в действие взрывное устройство и в случае, если его убьют. Отпускаешь руку — и все срабатывает.

— Смертник, — сходятся во мнении участники операции.

Операция, по оценкам собеседников, удалась — благодаря сотрудничеству самых разных служб. Среди заложников и освободителей — ни одной жертвы.

Силовики добавляют, что тогда, 11 июня, очень смело и разумно себя вели воспитатели.

— А дети, мне кажется, вообще мало понимали, что происходит. В истерике никого не было. Им же по шесть лет было — казалось, что для них это все было больше как игра. Когда мы встречались с этими детьми спустя 10, 15 лет, приятно было видеть, что они уже взрослые. И что мы, вообще-то, сделали полезное дело.

Маша: «Когда брату сказали, что меня взяли в заложники, он потерял сознание»

Сейчас Маше Барановской 26, она закончила институт и работает менеджером по продажам. В 1996-м ей было шесть, девчушка ходила в подготовительную группу детского сада и мечтала о подвиге.

— Утром того вторника я сидела на скамеечке возле шкафчика — и тут странная мысль. Вот если бы вошел плохой дядя, я бы спряталась, дождалась, когда он пройдет в группу, и позвала на помощь, — сейчас Мария вспоминает об этом с иронией. — И я правда залезла в шкаф, посидела там, пока колени не затекли, а потом решила: да ну — глупости, и вернулась на лавку. И тут через пару минут вошел Зюльков. Впереди толкал других ребят и логопеда.

— Было страшно?!

— Было обидно! Ну почему? Почему, думала, я так рано вылезла из шкафа?! — она снова улыбается. — Теракт, захват, бомба — мы, дети, не знали, что это такое, и не боялись. А тревога — да, была. Мы же видели: воспитатели нервничают. И зачем в группе этот мужик? Кто-то сказал: это учитель из соседней школы пришел поговорить. Я еще подумала: ничего себе! Если в школе такие учителя, то я не хочу в школу.

Наталья Кузьминична, мама Маши:

— 11 июня у меня день рождения. Я пришла пораньше с работы — и тут звонок. Кажется, это кто-то из родителей: «В саду был террорист, но с Машей все в порядке». «А Леша — он на тот момент ходил в ясли — что с моим младшим сыном?!» — кричу. «Не знаю, информации нет», — ответили. Я — в сад, а ноги ватные. Как держусь, не знаю. Прилетела, на территории все спокойно. А может, ничего не случилось, успокаиваю себя. Забежала в здание, мне говорят: с детьми все хорошо. Меня трясет, реву, не могу остановиться.

Ребята и террорист находились в одной комнате. Часть, где играли дети, была огорожена столами. Террорист внимательно за всеми наблюдал, а Маша за ним. Любопытно ведь! Она и сейчас помнит: волосы у Зюлькова были русые, рубашка клетчатая, под глазами тяжелые мешки. После освобождения Мария стала рисовать его портреты. Сделает, долго смотрит, выбрасывает — и опять за карандаш. Она берет блокнот, пробует изобразить его снова — не выходит. Продолжает рассказывать:

— Плакал ли кто-то из детей? Не помню. Мы играли. А потом пришли какие-то люди, сказали: «Будем снимать кино». И мы притихли: «Ух ты! Кино». В хронике видно, как из-под нашей «столовой обороны» торчат детские головы: так всем интересно.

В той ситуации смущало только одно: в туалет ребят водили вместе.

— До этого мы никогда хором на горшки не ходили. А тут раз зашли, второй. Опять зовут, — говорит заложница. — А меня такая злость взяла, стала в позу: «Да не хочу я в туалет!». Это сейчас я понимаю: чуть не сорвала спецоперацию, а тогда… — она снова иронизирует. — Тут был еще момент. Я же видела: с каждым таким походом детей становилось все меньше. А потом в окне в туалете заметила мужчину в черном, воспитатель передавала ему ребят. Испугалась: это кто? Если спасатель, то почему не в форме? Он тянет мне руки, а я не даюсь. Боюсь, украдет.

Остальное в памяти осталось лишь частично. Вот Машу выносят с территории детского сада, она бежит к скорой. В соседнем здании их кормят холодником, очень хочется есть. Возле шкафчиков рыдает мама.

— Я никогда не видела, чтобы она так плакала. Я прижалась к ней, жалею: «Все хорошо». А вечером мы уехали в деревню. И я так радовалась: завтра не нужно рано вставать.

В сад Маша вернулась в сентябре.

— Я ходила по группе, смотрела: целые ли стекла, стены, — продолжает и переводит тему. — Когда Леше сказали, что меня взяли в заложники, он потерял сознание. Двадцать лет прошло с того дня, а я до сих пор ловлю себя на мысли: хорошо, что все это случилось со мной, а не с ним. А тот день мы дома не вспоминаем, как будто его и не было. Что для меня 11 июня? Мамин день рождения.

Теги: Минск