"Предлагали рисовать Путина на Майдане". Художники, задержанные на Бали, рассказали о себе

Источник материала:

Художники из витебской стрит-арт-команды HoodGraff Артем Бурж и Илья Ис живут, как перелетные птицы: летом обитают в северных краях, а на зиму стремятся в теплые южные страны. Во время недавнего путешествия по острову Бали в Индонезии они попали в резонансную историю: местная миграционная служба обвинила ребят в незаконной предпринимательской деятельности: якобы за граффити, которые художники нарисовали на балийских виллах, они брали деньги.

За ситуацией следил МИД Беларуси. Инцидент завершился благополучно: 25 апреля граффитисты вылетели на родину, на следующий день были уже дома. TUT.BY встретился с руководителем команды Артемом Буржем и узнал из первых уст о индонезийских приключениях белорусов, а также о том, ждать ли Витебску и Минску новых работ от HoodGraff.

У Артема — красивый загар. По-хорошему завидую ему: в Витебске в конце апреля без конца идет то снег, то дождь, а как выглядит солнце, горожане вообще забыли. Молодой человек говорит с заметным питерским акцентом, правильно ставит ударения в словах, которые многие произносят неверно: говорит Бали, а не Бали, граффити, а граффити. Огорошивает, что на знаменитом «худграфе» (художественно-графическом факультете Витебского госуниверситета) не учился.

— Я окончил в Санкт-Петербурге межрегиональный институт экономики и права, специальность — связи с общественностью. Художник-самоучка и второй участник нашей группы — Илья Ис. Худграф окончила только моя жена Настя — но она не в команде, просто везде путешествует со мной. Раньше Настя занималась живописью, но на Бали попробовала стрит-арт. И довольно успешно.

«Общались с вице-губернатором Санкт-Петербурга»

— Ваша команда прославились Витебск украсили граффити с портретами знаменитостей">большой портретной серией в Витебске — Боб Марли, Мэрилин Монро, Пушкин, Гагарин и другие мировые знаменитости теперь «живут» по соседству с горожанами, на подстанциях в их дворах. А потом пришло известие, что вы уехали в Питер. Еще позже стали появляться новости, что HoodGraff путешествует по миру. Где команда чаще всего живет сейчас?

— В Санкт-Петербурге. Снимаем там квартиру, зарабатываем творчеством. Основные коммерческие заказы поступают из Москвы, но местом дислокации все же выбрали Питер. Это город, чем-то похожий на Витебск, — по архитектуре, менталитету, там есть Витебский вокзал, Витебский проспект… А люди относятся к Витебску, как к маленькому пригороду. В Санкт-Петербург в свое время переехал Марк Шагал. Переезд из белорусской «культурной столицы» в российскую для художников всегда было сродни переходу из первого класса на более высокий уровень.

Два года назад наступил момент, когда Витебск для нас исчерпал себя в плане творчества, и мы поняли, что надо уезжать из «города художников». В Санкт-Петербурге больше простора для самовыражения.

— За два года вы стали одними из самых ярких представителей стрит-арта в Питере. Дошло до того, что встречались даже с местным руководством…

— За это время мы создали в Питере порядка 20 работ. Но из них по ряду причин сейчас живы только около 10. В частности, это портреты лидера группы «Кино» Виктора Цоя, актера Сергея Бодрова, подпольщицы, уроженки Ленинграда Зинаиды Портновой. Там ведь тоже была борьба и с коммунальниками — они что-то закрашивали, и с вандалами. А какие-то работы просто себя изживали, и мы рисовали на этом же месте новое граффити. Так было, например, с мистером Бином, персонажем известного английского комедийного сериала — на его месте появился поэт Сергей Есенин.

Очень громким получился портрет Дмитрия Нагиева в роли прапорщика Задова, это граффити закрасили. Оно как бы стало символом участия политики в искусстве. Был большой резонанс, горожане даже создали петицию в нашу защиту. Обращение передали губернатору. Он поручил своему заместителю встретиться с нами, и мы согласовали площадки в Санкт-Петербурге, где можно размещать граффити. Сейчас наши работы в этом городе считают культурной ценностью. И, конечно, мы хотим рисовать там, где получили признание.

«Полетели на Бали, чтобы похулиганить»

— Как вы оказались на Бали?

— Зимой в России заниматься росписью на улице тяжеловато, минусовая температура плохо сказывается на краске, она плохо наносится. Поэтому мы не зимуем в России и Беларуси, а перебираемся в теплые страны. Побывали в Таиланде, во Вьетнаме. На эту зиму планировали съехать в Бразилию, где власти разрешили художникам рисовать на улице. Но поскольку культура стрит-арта там очень развита, то нашего участия могли бы и не заметить. Поэтому выбрали Индонезию. Мне вообще нравится Азия — там большой потенциал для граффитистов, просто непаханое поле.

Индонезийский остров Бали — очень популярное место среди туристов, отличный спот для серфинга, там собирается много молодежи. А мы искали место, где наш стрит-арт поймут. Здесь, на родине, у нас есть определенные морально-этические рамки. Даже в Питере мы не всегда могли позволить себе рисовать тех персонажей, которых хотели. А на Бали прилетели, чтобы творчески похулиганить, нарисовать те образы, которые поймут молодые путешественники, люди одного с нами поколения — те, кто родился в 1990-е.

— Но чтобы полететь на Бали, нужны деньги. Ваше творчество в России приносит доход?

— Мы целый год работаем и понемногу откладываем, чтобы зимой уехать туда, где тепло. Все работы, которые мы размещаем в соцсетях, выполнены в рамках концепции стрит-арт-проекта HoodGraff — то есть они нарисованы за наш счет. А коммерческие работы — например, человек хочет заказать собственный портрет на своем гараже — мы никогда не публикуем. И в среднем такой портрет обходится в 2,5 тысячи долларов. Есть, конечно, определенные рамки, но, по сути, его может заказать кто угодно. Чаще всего такие заказы, как я уже говорил, приходят из Москвы.

— Какие впечатления оставила Индонезия?

— Жили в районе Чангу на острове Бали. Снимали там виллу. Погода на острове нестабильная: большая влажность, душно, сильные перепады температуры. Метеозависимые люди на Бали страдают. Хотя по фотографиям кажется, что там вечно голубое небо и солнце.

Что касается творчества, нас порадовало, что там много подходящих стен для рисования, много магазинов, где художники могут купить качественные материалы. И местные жители нас порадовали — к нашим работам они относились с улыбкой. В Витебске было сложно приучить людей, особенно старшего поколения, что художники — не балбесы. А там нас воспринимали адекватно. С местными мы общались по-английски и по-индонезийски, через переводчика.

— А как выбирали объекты для рисования? Нужно ли было их с кем-то согласовывать?

— На Бали нет трансформаторных будок. Улица состоит из одного большого забора, а за ним — комплекс жилых домов. В основном, мы рисовали на стенах ресторанов или вилл. Вначале спросили разрешения на то, чтобы делать граффити, у главы религиозной общины. Объяснили, что делаем это бесплатно. Он одобрил, сказал: «Рисуйте, вас здесь никто не тронет». Дальше шли договариваться к хозяину стены. И тоже получали разрешение.

Таким образом мы нарисовали четыре работы. Все было хорошо, никаких претензий никто не выдвигал. Наоборот, люди подходили и говорили: «Bagus!». Это в переводе с индонезийского «хорошо», «красиво». Затем решили сделать портрет американских комедийных актеров Чича Марина и Томми Чонга. Из-за этого граффити и разгорелся сыр-бор с миграционной службой.

Эту работу мы рисовали на стене виллы, где жил европеец, у которого был местный секьюрити. До этого стенка выглядела ужасно — на ней была куча всякой рекламы и т.п. Хозяин виллы согласился, чтобы мы ее изменили к лучшему. Наверное, только дурак на его месте отказался бы от этого!

Чича Марина и Томми Чонга мы рисовали 5 дней. И вот, остаются последние штрихи — может, каких-то 10 минут — и портрет готов. Тут приезжает автомобиль с пятью сотрудниками миграционной службы. Нас просят предъявить паспорта. Потом забирают документы и приглашают в отделение. С самого утра и до примерно часов четырех дня мы ждали кого-нибудь, кто смог бы нам хоть что-то объяснить.

В итоге подошел один из тех, кто нас остановил утром. Ест рядом и говорит: «Ты же понимаешь, что это все серьезно?». Я ему рассказал, что мы спросили разрешения на свое граффити у главы общины и хозяина виллы. Он в ответ: «Когда ты приехал в нашу страну, штамп в паспорт тебе ставил глава общины или хозяин виллы? Нет, штамп тебе ставили в нашем отделе. Поэтому и разрешение ты должен был спросить у нас». А потом и вовсе отмахнулся: «Все, наш босс сегодня устал, приходи завтра».

«С нас просто хотели сорвать денег»

— Что же было потом?

— Позже у меня взяли пояснения, как все было. Дают подписать протокол, а он на индонезийском языке. Естественно, я его не знаю. Спрашиваю: «А можно я его сфотографирую и отправлю нашему консулу?». Сотрудник берет и что-то удаляет в компьютере из этого протокола. Распечатывает новый: «Этот можешь фоткать». Могу себе представить, что было в первом варианте! Потому что даже в новом экземпляре, как потом мне сообщил консул, были пункты, где я отказываюсь от адвоката, переводчика, признаю вину за то, что осуществлял незаконную предпринимательскую деятельность, а также знаю о том, что мне грозит до 5 лет лишения свободы или штраф в размере 500 миллионов рупий (это 37,5 тысячи долларов).

Я отказался это подписывать. «Хорошо, — говорят мне, — приходи в понедельник». Все эти дни мы жили без паспортов, из-за этого возникали разные бытовые сложности.

— В итоге вам предъявили какое-то обвинение?

— Нет. Но выглядело все так, что с нас хотят взять денег. Прямо ничего не просили, но были, например, такие вопросы: сколько стоит мой ноутбук, сколько я плачу за виллу? сколько зарабатываю на родине? То есть прощупывали: сколько я готов положить на стол. Я ответил, что вопросы про мое материальное положение не имеют прямого отношения к делу.

Хочу сказать спасибо всем, кто нам помогал. А уровень поддержки был серьезный. Инцидент произошел 11 апреля, я кинул клич в соцсети, и на следующий день в курсе происходящего уже был Комитет по внешним связям Санкт-Петербурга. Вскоре пошла огласка на российских сайтах. А соцсети в Индонезии просто пестрели сообщениями о нашей истории! Где-то через три дня волна дошла до Беларуси — подключились наши СМИ. Ситуацию контролировало белорусское посольство в Индонезии. Вступился даже МИД нашей страны, к нам направили помощника почетного консула Беларуси в Индонезии.

Наши с Ильей показания прочитал консул Беларуси в Индонезии. Заверил, что мы можем смело их подписать, что в них нет ничего для нас страшного. Мы подписали. И снова ждем. А идет уже вторая неделя после инцидента. При этом у нас с Настей срок визы заканчивался 25 апреля, а у Ильи — 6 мая.

В итоге претензии с нас сняли, но попросили до 25 апреля покинуть страну. Однако сказали, мы можем сюда вернуться сразу же, если захотим. То есть это было что-то вроде депортации без штампа в паспорте. Ситуация абсолютно лишена какой-либо логики: с точки зрения миграционной службы, мы и не виноваты, и виноваты одновременно.

25 апреля нам отдали паспорта и сказали: «Езжайте с Богом!» Мы, довольные, в аэропорт.

И тут, что вы думаете, нас останавливают сотрудники миграционной службы! Через час после того, как мы попрощались с их коллегами! Эти люди утверждали, что у нас с Настей якобы на один день просрочены визы. У меня истерика — матерюсь по-русски. Спорить уже не было никаких сил, хотелось просто оттуда свалить. Мы заплатили 60 долларов — только бы нас наконец оставили в покое.

Жителями Индонезии управляет не логика, а настроения, суеверия. У нас сложилось впечатление, что многие служащие там получают искрометное удовольствие от того, как страдают туристы. Например, китайцы вдесятером сфоткаются возле храма. Им говорят: «Вы сделали это в неположенном месте». И штрафуют каждого на 5 тысяч долларов.

«На прощание лупанули еще одно граффити»

— После этой истории захотите вернуться в Индонезию?

— Это выгодная страна для рисования — нам поступило много предложений о сотрудничестве. Я бы вернулся туда поработать. Открыл бы для этого рабочую визу. Но вообще таких мест, как Индонезия, — много. Поэтому куда полетим на следующую зиму, пока не решили.

Кстати, когда до отъезда оставалось 3 дня, мы решили на прощание нарисовать на Бали еще одно граффити. Хотя делать нам это, конечно же, запретили. Но мы выбрали место за магазином, где продают краску. На свой страх и риск задумали сделать портрет Марлона Уэйиса из фильма «Не грози южному централу, попивая сок у себя в квартале». И, хоть мешал дождь, за два дня лупанули портрет!

«Политика — это грязь»

— Ну вы даете, настоящие художники-бунтари! Ждать ли Витебску или Минску от вас какой-либо работы?

— В конце апреля у нас как раз начинается летний творческий сезон. В Минск мы не планируем ехать. В 2014 году нам хватило неудачной попытки изобразить портрет Василя Быкова, это граффити закрасили. Было очень жаль: крутой герой, крутое фото, с которого мы его рисовали, крутое место — двор возле площади Победы. Мне вообще очень нравится Быков, это самый переводимый белорусский писатель.

А нам приписали какую-то оппозиционерскую выходку, хоть в политику мы никогда не лезем. Нам предлагали нарисовать Путина на Майдане. Говорили, что выделят охрану. Мы не согласились: это грязь.

А в Витебске мы хотим что-либо нарисовать. Это родной город, и он всегда будет им. Я буду рад, если у нас получится открытый диалог с местной властью. Но мы настолько заждались от них встречного шага, что переехали в другой город.

«Мы не маляры»

— А почему не сложились отношения с местными чиновниками?

— Мы пытались с ними сотрудничать. Я даже был готов рисовать что-то на патриотическую тему. Но точно не государственный герб и не лозунги типа «За Беларусь!». Предлагал: давайте нарисуем то, что будет привлекать внимание туристов, а не то, что будет призывать идти в белорусскую армию или покупать отечественные товары.

У Витебска есть четкое звание — город художников. И его надо оправдывать. Благодаря HoodGraff наш город знают в Калифорнии. Самым первым мы нарисовали портрет американского рэпера Снупа Дога во дворе на проспекте Черняховского — и он потом узнал об этом, похвалил граффити. То есть люди в Калифорнии не знали, что такое Беларусь, но знали, что такое Витебск. Может, нескромно звучит, но выходит, что я занимался промоушном своего города.

Этот же промоушн можно было делать, сотрудничая с властью, тем более в городе ежегодно проходит международное событие — «Славянский базар». От чиновников мне ничего не было нужно: ни денег, ни краски, только свобода мысли и формат, в котором разрешат работать. Но нам не давали «дышать». Диктовали, что и где рисовать. Причем, это даже звучало не как просьба, а как то, что мы должны. Но мы же не маляры, не наемные работники, мы люди свободного плавания. Поэтому разговор не состоялся.

Но желание оставить большую показательную работу в Витебске не пропало. Повторю: мы открыты для предложений. Когда-то шли разговоры, что нам выдадут отличную стену — на главном корпусе Витебского госуниверситета, недалеко от худграфа. Но тогда не получилось…

«Зовут в Лос-Анджелес»

— А чем планируете заняться потом, когда станете старше? Все так же будете рисовать на трансформаторных будках?

— Если говорить про коммерцию, я бы с удовольствием занялся изготовлением качественных художественных материалов.

А стрит-артом хотел бы продолжить заниматься и тогда, когда буду не молод. Ведь здесь твоя галерея — улица. Беларусь и Россия опаздывают от тенденций в мировом стрит-арте лет на пять. И я хотел бы поднять здесь уровень уличного искусства.

Хочу больше путешествовать. Несмотря на приключения в Индонезии, HoodGraff поднял свой статус на мировом художественном рынке. Нас публикуют самые известные стрит-арт-журналы, теперь у нас есть признание от лидеров мнений в этой сфере. Я стремился к этому три года. Есть предложения посетить Австралию, США. В Лос-Анджелесе нас даже ждут, работаем над тем, чтобы поехать туда. Но если раньше у меня было так: возникла идея, беру ребят, стремянку, и мы идем рисовать, то сейчас к каждому портрету отношусь с гораздо большим вниманием.

Теги: Витебск, Минск