«Не хочу быть донором спермы». Гражданин Швеции требует вернуть дочерей, которых мама увезла в Беларусь
17.04.2019 19:00
—
Новости Общества
|
Николас и Светлана (имя героини изменено по ее просьбе) познакомились через брачное агентство. Два года переписывались, и в 2008-м Светлана приехала к мужчине в Швецию. Пара прожила вместе девять лет, у них родилось две дочери. Конфликты случались, но бывшие супруги говорят, что до последнего пытались сохранить отношения. Однажды Николас вернулся домой — и не застал ни детей, ни их мать. Светлана вместе с девочками улетела в Беларусь. Второй год между родителями не утихает спор о том, где должны жить девочки. «Я спасала своих детей», — говорит мать. «Пока жив, буду добиваться, чтобы мне вернули дочерей», — говорит отец. — Сегодня у моей дочери день рождения, — говорит Николас. — Я приехал, чтобы ее поздравить, чтобы увидеть моих девочек. Но не знаю, позволит ли их мама нам встретиться. Мне 60 лет, других детей у меня нет. Они смысл моей жизни. Отец: пока дышу, буду бороться за детейПо словам Николаса, когда Светлана в 2008 году приехала в Швецию, он попытался сразу помочь ей адаптироваться в новой стране: получить документы, устроиться на работу и в университет. Светлана почти на 20 лет моложе Николаса. Отношения не регистрировали. Но по шведскому закону после пяти лет совместной жизни сожительство приравнивается к официальному браку. — Я хотел, чтобы она подписала брачный контракт, но она отказывалась — и никогда не объясняла, почему, — поясняет Николас. — Почему для вас это было так важно? Вы боялись за свое имущество? — Нет, я хотел, чтобы были урегулированы вопросы, прежде всего, по детям, чтобы избежать той ситуации, в которой мы в итоге оказались. Заключение брачного договора — обычная практика в Швеции. Проблемы, по словам Николаса, начались, как только пара стала жить вместе: — Мы слишком разные люди. Она патологически ревновала меня, скандалила, я даже не мог просто заговорить с другими женщинами. Когда мы выходили из дома, я старался смотреть в землю, ни на кого не глядеть, чтобы у нее не было ко мне претензий. Супруги надеялись, что отношения наладятся, когда родится ребенок. Но с появлением первой дочери ситуация только усугубилась. — Роды были тяжелыми, — вспоминает Николас. — Первые полгода ребенок был полностью на мне. Когда однажды я попросил Светлану помыть посуду, она устроила настоящую истерику. Все дело в том, что мы слишком разные люди. Сегодня я могу сказать, что она была ленива, у нее не было никаких целей. Я должен был работать и все делать по дому. Через пару лет у пары родилась вторая дочь. То, как Светлана относилась к детям, Николаса не устраивало. — Я стараюсь воспитывать детей с демократическими ценностями и принципами, у нас все строится на общении. Я с самого раннего возраста занимался с девочками, они очень способные, это отмечали и в детском саду. Я не согласен с авторитарными манерами Светланы. Я знаю, что она выросла в доме, где быть бить детей было нормой, она рассказывала мне в начале отношений об этом. Но я никогда с этим не соглашусь! — Вы допускали насилие в отношении супруги? — Нет, я против насилия. Светлана в суде говорит, что я морально на нее давил. Но все было наоборот — и это она несколько раз позволяла себе меня ударить. Пытаясь наладить отношения, Николас предложил обратиться к психологу. И, хотя супруга сначала отказывалась, несколько встреч со специалистом у них все же было. — Ситуация усугубилась и приняла новый оборот, когда она стала ходить с нашими детьми в русскую православную церковь. Я сам человек православный, с уважением отношусь к вере. Но ее новое увлечение и знакомства, которые она там обрела, меня настораживали. Как-то мы ехали в метро со старшей дочерью. Неожиданно она пересела на другую сторону. Я спросил, в чем дело. Она ответила, что не хочет сидеть рядом с чернокожим пассажиром. Я очень удивился, спросил, почему. «В церкви я слышала, что женщина, с которой мама познакомилась в церкви, говорила, что это грязные люди», — ответила она мне. Я был так рассержен! Это недопустимо. В ее садике была чернокожая сотрудница — наполовину африканка, да и в городе часто можно встретить чернокожих людей. Как можно учить такому детей?.. А однажды Светлана показала мне на телефоне фото парня в майке с изображением Путина. Я не понял, кто это. «Это сын священника, — заявила она. — Посмотри, какой молодец — патриот!» Я спросил, чем вы там занимаетесь в церкви, при чем здесь политика? Был момент, когда дочь начала целовать мои руки. Я спросил, что она делает. Она ответила, что ее этому научили в церкви. Я не против религии, я сам верующий человек. Но мне не нравилось, что происходило с моими детьми после таких встреч. Я считаю, что именно женщина, с которой она познакомилась в церкви, помогла Светлане увезти от меня детей. Это произошло в один из апрельских дней в 2017 году. Николас, как всегда, утром отвел детей в сад. Вечером их должна была забрать мама. Вернувшись домой после работы, он не застал ни Светлану, ни дочерей. — Я позвонил в детский сад. Мне сказали, что мама забрала детей, потому что им нужно было к доктору. Это ложь, ничего такого мы не планировали. — Николас чувствовал себя сломленным, — говорит крестная мама детей. — Он плакал, как маленький ребенок. Звонил Светлане, в полицию, больницы, знакомым и родственникам Светланы. Мы накануне встречались со всей семьей, никто не знал, что Светлана планирует уехать в Беларусь. По словам Николаса, прошло больше месяца, прежде чем супруга ответила ему, что остается в Беларуси вместе с детьми. — Суд в Швеции признал, что без моего согласия она не имела права увозить детей на постоянное место жительства в другую страну. Мои дочери по рождению гражданки Швеции. Шведский суд признал меня единственным опекуном. Второй год я пытаюсь доказать это в Беларуси. Я не могу участвовать в воспитании детей, не могу видеть их в любое время, чувствую, что их настраивают против меня. Я хочу дать им образование и достойное будущее. В Швеции девочки с рождения были записаны в лучшую школу страны, но сейчас не имеют возможности в ней обучаться. Я не хочу чувствовать себя донором спермы. Это мои дочери, у меня нет и, думаю, уже не будет других детей. И я буду бороться за них до тех пор, пока дышу. Мать: в Швеции можно хорошо жить, если ты готов платить за это своими детьмиСама Светлана сейчас называет эмиграцию в Швецию «большой ошибкой». — Это было интернет-знакомство через брачное агентство. Николас предложил мне выйти замуж, возможность учиться и работать в Скандинавии. Я не чувствовала себя там уютно, у меня было много сомнений, но в 2008 году поехала к любимому человеку. Когда ты турист, идешь в группе со своими людьми, вам показывают картинки — все красиво и здорово. Когда ты эмигрант, надо привыкать к тому, что ты никогда не будешь, как у себя дома. Нужно смириться с тем, что ты всегда будешь на втором месте, ты чужой. Я думала, когда приеду, буду учиться, но была поставлена перед фактом — сразу выходить на работу. По итогу у меня были очень хорошие характеристики с работы, но это стоило большого труда. В Швеции нужно вкладывать в пять раз больше сил, чем в Беларуси, чтобы всего добиться. Пара прожила вместе девять лет. По словам Светланы, ее партнер отказался отказался жениться даже после рождения детей. — Семь лет он нигде не работал, из них пять я полностью содержала семью. Он вложил все свои деньги в покупку квартиры, на ремонт уже не хватало, и он попросил меня взять кредит на 10 тысяч евро. Конечно, я согласилась, потому что думала, что мы семья. В итоге кредит я выплачивала сама. После пяти лет совместного проживания, сожительство в Швеции приравнивается к законному браку. Николас сказал, что я должна подписать бумагу, что не претендую на его жилье. Я сделала это, потому что считаю, что семья не может строиться на меркантильных интересах. Я любила детей, любила его и надеялась, что у нас еще будет крепкая и хорошая семья после всех испытаний. Слова Николаса о том, что она отказывалась подписать брачный договор, она называет ложью. — Когда родились девочки, не все было хорошо, но приходилось терпеть. Я несколько раз поднимала вопрос о регистрации брака, он говорил «категорически нет». Ничем не объяснял, а я не настаивала. Если человек хочет, он сам говорит. Конфликты, вспоминает Светлана, усилились, когда Николас вышел на работу — преподавателем математики в школе. — Он сразу забрал себе половину детского пособия (в Швеции отец имеет на это право), все семейные расходы разделил на двоих, хотя я еще находилась в отпуске по уходу за младшим ребенком (дочери было 1,5 года), и я вынуждена была выйти на работу, а ребенка отдать в сад. Он провоцировал меня и устраивал дома постоянные скандалы, записывал все на диктофон. Если я из-за усталости оставляла в раковине посуду после ужина, он фотографировал это. Выгонял меня из дома в присутствии детей, запрещал приглашать в гости русскоговорящих друзей. Под предлогом улучшения наших семейных отношений вынудил меня пойти к психологу, где стал обвинять, что я плохая мать, религиозная фанатичка, плохо и неправильно воспитываю детей, не пускаю их на гомосексуальные фестивали. Девочкам на тот момент было полтора и четыре с половиной года. — Почему вы отказывались от помощи специалиста? Вы же сами по образованию психолог. — Во-первых, в Скандинавии обращение к психологу фиксируется документально. И потом каждое слово может быть использовано против меня. Во-вторых, я считаю, лучше договориться дома. Когда начинают вмешиваться посторонние люди, мне кажется, могут происходить необратимые вещи. Живя в Швеции, особенно в последние годы, я все время боялась, что у меня заберут детей. По-моему, там все родители живут в таком страхе. Детей могут забрать, не объясняя причин. Мои знакомые сталкивались с этим… И в этой толерантной стране почему-то не очень толерантное отношение к Русской православной церкви. Мне запретили надевать детям в детский сад крестильные крестики. — Николас говорит, был против ваших визитов в церковь, потому что там была замешана политика… — Какая политика может быть в церкви? В нашем городе было всего два маленьких православных прихода. Церковь для меня была единственным местом, где я могла встретиться с соотечественниками. А для моих детей это была единственная возможность говорить на русском языке, потому что вне церкви русский они слышали только от меня. — А какое отношение ваша семья имела к гомосексуальным фестивалям? — Я столкнулась с тем, что негативное отношение, неприятие гомосексуальных отношений может быть причиной того, что детей могут изъять из семьи. — Но вы же когда ехали в Швецию, знали, что там легализованы однополые отношения? — Не знала. Я не сидела и не изучала документы. Я ехала не в Швецию, я ехала к любимому человеку. Светлана настаивает, что Николас знал, что она планирует поехать с детьми в Минск, чтобы оформить младшей дочери гражданство в Беларуси. — В апреле 2017 года я с детьми, с его согласия, прилетела в Минск, чтобы зарегистрировать младшего ребенка в Минске и сделать ему белорусский паспорт, на тот момент в Швеции не было посольства Беларуси. Прилетев в Минск, я вдруг четко поняла, что так дальше продолжаться не может, что я бессильна и не могу защитить своих детей в Швеции. — Почему вы не решили вопрос в суде, пока еще жили в Швеции? — Иногда бывают ситуации, когда приходится принимать нестандартные решения, если стоит вопрос жизни и здоровья детей. Я сохраняла семью, сколько могла. Когда приехала с детьми в Беларусь, поняла, что здесь я могу быть защищена. — По закону, мать и отец имеют равные права. Но вы единолично решили, что дети будут жить с вами, не посоветовавшись с Николасом. Вы не считаете, что это несправедливо по отношению к отцу? — Что вы скажете на то, что он, не спрашивая, не уважая меня как маму своих детей, пошел к куратору (из органов опеки — прим.ред.) и заявил, что я плохая мать, терроризирую всех дома и опасна для детей? Он делал фотографии, записывал на диктофон наши конфликты. Я предполагаю, он планировал забрать у меня детей, лишить меня родительских прав. Тем более, он выгонял меня из дома на глазах у девочек. Я защищала своих детей. В Швеции дело об опеке над детьми рассматривалось заочно, Светлана не приехала на процесс. — Если дети вернуться в Швецию, они никогда не смогут увидеть маму, которая будет заключена в тюрьму, — настаивает Светлана. — В Беларуси дети могут общаться и с мамой, и с папой. В Швеции у них не будет мамы, и неизвестно, будет ли когда-нибудь вообще. Тем более, дети очень быстро и хорошо адаптировались в Беларуси. Светлана настаивает, что не препятствует встречам отца с детьми. Первое время, по ее словам, предлагала ему даже жить в ее квартире. — На что Николас ответил, что мы живем в «черном гетто» и «что может дать его детям эта страна?».И добавил, что «он будет делать все возможное до конца своих дней, чтобы забрать у меня детей и вернуть их в Швецию», — поясняет наша героиня. — Если бы меня сейчас спросили, я бы никогда не уехала из Беларуси. В Швеции можно хорошо жить, мягко спать, если ты готов платить за это своими детьми. Я благодарна нашей стране, властям за то, что они защищают жизнь и будущее наших детей. Светлана обращает внимание, что отец не поддерживает финансово дочерей. Николас говорит, что привозил девочкам подарки и несколько месяцев переводил на счет матери по 230 евро, но позже прекратил — до передачи детей ему на воспитание, как объясняет он сам. Два года родители судятся и не могут договоритьсяНиколас настаивает, что дети были вывезены незаконно, а значит, их должны вернуть в Швецию. — Эта ситуация международного права, — поясняет его адвокат Елена Машонская. — Существует Светлана считает, что поскольку ее дети не только граждане Швеции, но также граждане Беларуси, решать спор об определении места жительства детей нужно в белорусском суде, который постановил, что девочки должны остаться с матерью. Николас не согласен с этим и намерен обжаловать решение. Чтобы разместить новость на сайте или в блоге скопируйте код:
На вашем ресурсе это будет выглядеть так
Два года родители судятся и не могут договориться, с кем должны жить дети. |
|