Бресту 1000 лет. Как археологи и школьники откапывали «Белорусские Помпеи»

Источник материала:

В 1961 году 29-летний аспирант Петр Лысенко приехал в Брест со своим научным руководителем Валентином Седовым. Цель визита была амбициозная — выявить городище древнего Берестья. Поработали, изучили, но искомого не нашли. Именитый наставник вернулся в Москву, оставив своему протеже наказ: «Твоя тема — тебе ее и решать». Молодой Петр Лысенко вызов принял, перечитал исторические источники, проанализировал графические материалы, карты, планы, чертежи и восемь лет спустя в раскопе на Волынском укреплении Брестской крепости обнаружил следы летописного Берестья. В тот момент Петр Федорович даже подумать не мог, что на подъем древнего города из-под земли у него уйдет 12 лет, за которые было многое: и археологические сенсации, и «помидорная война», и хождение по кабинетам чиновников разных уровней с просьбой выделить средства на строительство музея.

С Петром Федоровичем Лысенко мы встретили в его кабинете на втором этаже института истории НАН Беларуси. 87-летний зубр отечественной археологии гостей из Бреста встречает по-особому: всматривается, изучает, спрашивает, какую школу закончил. А вдруг перед ним один из двух с половиной тысяч школьников, которые несколько десятилетий назад помогали раскапывать Берестье.

— Бывает идешь по городу, какой-то дядечка пожилой подбегает к Петру Федоровичу и кричит: «Ой, здравствуйте. Вы меня помните? Я у вас был в 75-ом году на раскопках», — рассказала супруга и коллега Петра Федоровича Наталья Дубицкая.

— Они уже пенсионеры… Деды с внучатами, — улыбнулся ученый.

«Это настоящее научное открытие. Немедленно в печать»

Поисками Берестья ученые занимались задолго до Петра Лысенко, но безрезультатно. Еще в 1954 году архитектор Юрий Егоров предположил, что древний город может располагаться на одном из островов у впадения реки Мухавец в Западный Буг. Семь лет спустя археолог Юрий Кухаренко поддержал эту точку зрения, добавив, что при строительстве Брестской крепости были уничтожены остатки оборонительных сооружений древнего Берестья и, возможно, городище.

Вооруженные данными, собранными предыдущими поколениями исследователей, в 1961 году в Брест приехали археолог-славист Валентин Седов и тогда еще аспирант Петр Лысенко. Вначале ученые обошли Цитадель крепости, затем перебрались на Волынское укрепление, где семьи сверхсрочников развели огороды.

— Пошли мы по огородам, нашли керамику XVI—XVII века. Более древнего ничего не было. Походили-походили, день, другой, третий. Седов махнул рукой и сказал: «Твоя тема, тебе ее и решать». Он умыл руки, а мне деваться было некуда. (…) Что? Станешь отказываться от рекомендации своего научного руководителя? У меня ни опыта тогда не было, ничего. Было только чистое поле, беленький лист, на котором все, что найдешь, будет твоим открытием, если ты это надежно обоснуешь. Если это будет признано в научном мире не халтурой и дешевкой, а более-менее аргументированным обоснованием, — рассказал собеседник.

В то время Брест для Петра Федоровича был объектом «непрофильным». Он готовил кандидатскую по городам Туровской земли. По сути поисками Берестья ученый занимался в свободное от основной работы время.

В результате долгих научных изысканий он пришел к мнению, что городище древнего Берестья могло располагаться на юге одного из бастионов крепости — на Волынском укреплении. Своими выводами он поделился с Седовым:

— Через неделю-полторы я получаю ответ от Седова: «Это настоящее научное открытие. Немедленно в печать».

Результаты своих трудов Петр Федорович представил на конференции молодых ученых в 1964 году. Местоположение древнего города было определено, но пока только теоретически.

«Покажите ваши черепки»

Теория ученого получила свое подтверждение лишь четыре года спустя.

— В 1968 году что-то Буг разыгрался, хлынул мощным потоком и размыл контрольно-следовую полосу у пограничников (на белорусско-польской границе — Прим. TUT.BY). И вот они взяли свои экскаваторы и самосвалы, и давай ковырять земляные укрепления Брестской крепости XIX века.

Тогдашний директор музея обороны Брестской крепости Петр Королев нашел на месте, откуда брали песок военные, «черепки» — обломки глиняных сосудов. О своей находке он сообщил научному сотруднику Брестского областного краеведческого музея Михаилу Алексеюку, а тот — Петру Федоровичу.

— Я сел на мотоцикл, приехал в Брест. Говорю: «Покажите ваши черепки». Тот же самый XV—XVI век… А меня успокаивают: «Там еще есть». Пошли мы через мост (на Волынское укрепление. — Прим. TUT.BY) и втроем стали собирать черепки: я, Королев и Алексеюк. Собрали, стали смотреть… Заметил парочку «подозрительных». Точно определить на глаз их возраст было невозможно. Предположительно XII—XIII век.

Осенью того года у подножья бастиона Петр Лысенко заложил четыре шурфа. В первом из них он наткнулся на слой, сохранивший остатки деревянных сооружений и материалы XII—XIII века. Хотелось приняться за раскопки как можно скорее, но нужно было время для подготовки.

«Это ведь единственный букварь на территории Беларуси»

В 1969 году Петр Федорович вернулся к своим шурфам с Туровским отрядом отдела археологии Института истории АН БССР.

— Мы приехали, разбили раскоп и — глаза на лоб, волосы дыбом — деревянные постройки: один ярус, второй ярус, третий ярус. Найденный материал убедительнейшим образом доказал: местоположение древнего Берестья найдено.

С каждым годом археологи все глубже вгрызалась в землю, оголяя новые участки ремесленного квартала древнего города. С каждой найденной постройкой, артефактом, черепком они получали еще больше информации о жизни и быте древних берестейцев. Деталь за деталью пазл древнего Берестья собирался в одну картину.

Самой значимой находкой этих раскопок Петр Федорович назвал гребень с начертанными на нем 13 буквами древнерусского алфавита — кириллицы. Нашел его школьник Витя Петручик. В своей книге «Открытие Берестья» Петр Лысенко вспомнил этот момент: «Первые 13 букв древнерусского алфавита — кириллицы — это ведь самый первый, самый древний и единственный букварь на территории Беларуси. Постройка, которую очищал Витя, относилась ко второй половине XIII века. Но начертания букв показывали, что вырезаны они значительно раньше, по крайней мере в конце XII — начале XIII века. В этом не было ничего удивительного. Гребень наверняка попал в землю не в день вырезания надписи. По-видимому, он служил букварем не для одного поколения маленьких берестян. Я рассказал это все ребятам. Да, это было большое, незабываемое для всех участников раскопок Берестья открытие! Мы долго находились под его впечатлением. Витя, конечно же, получил самую большую нашу премию».

Еще одну ценную находку археологи откопали в 1970 году — постройку в 12 венцов бревен высотой с сохранившимися дверным проемом, остатками пола, печи и деталями кровли у стен. В древнерусской археологии — это небывалая редкость.

— Что методика требует? Ярус расчистил — зафиксировал чертежом, фотографиями. Но жизнь-то не кончилась на этом ярусе, жизнь была и в более ранний период, а чтобы его изучать этот ярус нужно разобрать. А здесь постройка на 12 венцов. Руки не поднимались и язык не поворачивался сказать, чтобы ее разбирали. Постройку эту вычистили, вылизали, а я все никак не могу скомандовать ее разобрать. Тут к нам подошел секретарь Брестского обкома партии Сергей Шабашов. Я ему рассказал о своих терзаниях, а он говорит: «А что, если это все сохранить».

На следующий день Шабашов привел на объект секретаря ЦК КПБ Федора Сурганова, чтобы определить перспективы музеефикации раскопа. Ведущие советские археологи идею поддержали и в январе 1972 года Совмин БССР принял решение о создании музея «Берестье».

Борьба за музей и «помидорная война»

Сотрудники Академии наук БССР принимали активное участие в разработке проекта музейного павильона. Они передали архитекторам свои рекомендации для обеспечения сохранности древесины. В итоге специалисты разработали проект стоимостью 1,5 миллиона советских рублей. Минкульт такую заявку не утвердил, сославшись на дороговизну. Второй проект на 888 тысяч рублей тоже одобрения не получил. Третий вариант — за 517 тысяч — могла постигнуть та же участь, что и первых два, но тут уже взбунтовались архитекторы. Они объяснили, что павильон такой площади дешевле сделать просто невозможно. Третий вариант проекта все-таки утвердили. Однако вскоре выяснилось, что и на его реализацию денег нет. Многочисленные обращения, которые ученые рассылали в разные инстанции, результатов не давали.

К концу 1974 года вскрытые и законсервированные постройки стояли под временными навесами в очень плохих условиях. Уникальный памятник, который пережил несколько веков, мог погибнуть в ожидании своей музеефикации. Вопрос нужно было решать как можно скорее.

— Когда работы застопорились, я вышел на Косыгина (председатель Совета министров СССР, 1964 — 1980. — Прим. TUT.BY), рискуя тюрьмой и научной карьерой, — рассказал ученый.

Так получилось, что в январе 1975 года Петр Федорович проводил отпуск в абхазском городе Пицунда. В то же самое время там отдыхал и Косыгин. После долгих колебаний ученый все же рискнул обратиться к чиновнику с просьбой помочь сохранить Берестье. Лично с Косыгиным ему встретиться не удалось. Петра Федоровича принял сотрудник его референтского отдела. Он выслушал ученого, попросил изложить свой вопрос письменно, а затем передал бумагу по адресу. За день до своего отъезда из Пицунды ученый получил ответ, в котором сообщалось, что решение его вопроса поручено председателю Совмина БССР Тихону Киселеву и министру культуры СССР Петру Демичеву. По возвращении в Минск Петр Федорович узнал, что необходимые средства найдены и выделены.

Только вопрос с музейным павильоном решился, как возникли новые трудности. В 1976 году у архитекторов осложнились отношения с руководством Брестского областного краеведческого музея.

«Получилось, что организация, которая должна была оказывать нам помощь и содействие, стала всячески осложнять условия работы экспедиции, — писал Петр Лысенко в своей книге, — Вопреки решению о строительстве музея, стала бурно развиваться садово-огородническая деятельность, мешающая раскопочным работам, началось бурное строительство дач и дачек. На наш протест последовал ответ: „Вы считаете так, а мы считаем иначе. Мы здесь хозяева“. Так на древнем берестейском городище, видавшем на своем веку разные невзгоды и напасти, в XX веке разгорелась „помидорная война“, как назвали наши сотрудники эти события. Последовали и санкции. Но уже с другой стороны. Нам было отказано в финансировании на завершение работ в 1976 году. Пришлось остановить работы и выехать в Минск добывать средства».

«История Берестья — это не только открытия»

В 1981 году археологи завершили раскопки, а в следующему году свои двери открыл музей «Берестье». Павильон накрыл раскоп площадью 1118 квадратных метров, в котором на глубине четырех метров находится часть ремесленного квартала древнего города: уличные мостовые, частокол и 28 хозяйственных и жилых построек. Практически все из них стоят на том месте, где они и были обнаружены археологами. Перенесли только одну постройку — тот самый 12-венцовый дом, который стоял ближе к реке.

— В 1981 году приехал Груздилович (тогдашний председатель Брестского горисполкома. — Прим. TUT.BY). Зашел в павильон, оперся о перила, стоял-стоял, смотрел-смотрел, а потом матом как загнет на весь раскоп. Спросили: «Владимир Иванович, чем-то недовольны?» А он отвечает: «Нет. Это же так люди жили. А сейчас даешь двухкомнатную благоустроенную квартиру, а он не хочет. Дай ему трехкомнатную», — поделился воспоминаниями собеседник.

Петр Федорович защитил по Берестью докторскую диссертацию, издал на средства частных благотворителей несколько книг о древнем городе. За вклад в сохранение историко-культурного наследия он стал почетным гражданином Пинска и Турова, но до сих пор не получил соответствующего звания в Бресте, где и сейчас работает археологический музей «Берестье». Неужели не заслужил?

— История Берестья — это не только открытия, вздохнул ученый, — Это десятки лет тяжелого, мучительного труда.

Теги: Брест, Минск