Мирный теннис

Источник материала:

Заслуженный тренер Беларуси Николай Мирный считает, что украл у своего сына детство...

Этот человек называет себя мирным и мудрым, а свою силу видит в гибкости характера. Остается только догадываться, как он в своей жизни все успевает. Николай Мирный — отец троих сыновей, а также в одном лице друг, менеджер, тренер, массажист и консультант по финансам известного спортсмена — теннисиста Максима Мирного. Об успехах сына, о “сроке годности” в теннисе и о жизненной мудрости рассказывает заслуженный тренер Беларуси.

— Николай Николаевич, скажите, соответствует ли фамилия Мирный вашему внутреннему миру?— Я думаю, что другой фамилии у меня и быть не могло, так как за всю свою жизнь я еще никого не тронул пальцем. Нужно сказать, что и моих детей я воспитывал в том же духе. Да и теннис — это не воинственный, а мирный вид спорта. Так что могу сказать, что наша семья с соперниками на корте борется с помощью интеллекта и физической подготовки.— Ваша фамилия в мире спорта очень известна. Приходилось ли вам ради продвижения этого “бренда” чем-нибудь поступаться в жизни?— Я не думаю, что удалось бы что-нибудь выстроить, если бы мы думали о знаковости фамилии. Просто в жизни Максим очень рано понял, что необходимо работать. Ко мне это осознание пришло гораздо раньше, ведь когда ты хорошо работаешь — это обязательно приносит свои плоды. В детской спортивной школе Макс был самым лучшим не потому, что у него такая фамилия. Мой сын терпеливо шел к своей цели и заслужил признание в спорте.— Вы с детства приучали его к этому труду и говорили о том, что нужно много работать?— Безусловно! Более того, не говорил, а просто брал его за руку и в любую погоду бегал с сыном. Мы жили в Серебрянке, а там был пятикилометровый круг. Вот так и тренировались. Иногда я проезжаю там и всегда наблюдаю за одним отцом, который со своим маленьким мальчиком бегает так же, как когда-то мы с Максом. Всегда хочется остановиться и сказать им, что они идут по нашим стопам. — Получается, что таким образом вы Максима испытывали?— Да, так и есть. В своих интервью Максим честно признается, что все это он делал для того, чтобы не обидеть и не расстроить меня. А еще боялся получить подзатыльник от своего папы. Правда, изначально о спорте мы не думали. Я просто верил, что если буду находиться рядом с сыном, присматривать за ним, помогать, то и он будет идти в верном направлении. Максим постоянно был на глазах, так что у него даже не было возможности похулиганить.— Извините, но получается, что у вашего сына не было детства?— Не было. Признаюсь, я украл детство у своего сына. Но во всех своих интервью и рассказах он благодарит меня за это. Он всегда понимал, что улица личность не развивает. Безусловно, дети набираются опыта, получая тумаки и набивая синяки, но развития от этого не происходит. Часто спрашивают: почему теннис? Честно признаться, выбор на теннис пал не сразу. Я сам волейболист, моя мама пловчиха, и я хотел обхитрить всех и физически подготовить сына к своему виду спорта. Поэтому-то мы и стали с ним накручивать пятикилометровые круги вокруг Серебрянки. Кстати, нас там часто видели тренирующимися, а я был очень тщеславным человеком. Поэтому, когда нашу фотографию поместили в городской газете, мне было очень приятно, что мы с Максимом и там вместе. А потом я просто привел сына к своему товарищу, тренеру по теннису. У Макса стало получаться, а когда в начале 90-х развалилась вся система спортивной подготовки, мы сразу приняли предложение поехать в США, поступившее нам от одного американского спонсора. Вернее, с Максом поехал тренер, а я отправился за океан потом.— Вы думали о том, что отъезд — это в какой-то степени риск?— Да, конечно. Но я достаточно рисковый человек. Только интуиция или какие-то другие чувства помогают мне делать подобные шаги.— Первое время вам было очень непросто жить в Соединенных Штатах. Я слышал, что вы работали на четырех работах?— Я уже не помню, на скольких точно, но работать приходилось много. Другого выбора не было. Ведь нужно было жить, кормить сына, ездить на соревнования. Нас, конечно, очень поддерживал мистер Ник Боллеттиери, в академии которого мы занимались, но для поездок на со-ревнования необходимо было зарабатывать собственные деньги.— А в какой момент Максим понял, что у него по-настоящему что-то получается?— Он часто говорит, что это произошло в пятнадцать лет. В это время он начал выигрывать матчи, и у него появилось ощущение, что он не просто отработал, а победил. Я помню, как сын много недель подряд тренировался, а потом пришел на соревнование и выиграл у мальчика, который был сильнее его. После этого Максу хотелось тренироваться еще больше, ведь победа — это как наркотик. Вскоре начались профессиональные турниры, на которых за победы уже платили деньги. — Чем, на ваш взгляд, теннис дополнил Максима Мирного? Какие качества он открыл в нем? — Безусловно, честность и порядочность. В профессиональном теннисе практически нет нечестных людей — у Макса это в крови с детства. Еще — невероятное трудолюбие, выносливость и самоотдача во время работы. Всегда об этом задумываюсь, особенно во Флориде, где температура воздуха плюс 40. Мне тяжело стоять, а он в такую жару работает на корте. Ведь зачастую теннисные матчи длятся в течение пяти часов, и все это время нужно быть в тонусе, в форме, интенсивно работать. Тот, кто работает слабее, как правило, проигрывает. Да, от матери сын унаследовал очень сильное и хорошее качество — терпение. В таком монотонном процессе, как теннис, оно просто необходимо.— А есть ли в теннисе место для творчества?— Конечно, есть! Более того, многие теннисисты используют творчество. Кто-то выражает себя через спортивную форму, цвета на ней, у кого-то интересные эмоции, а у кого-то это проявляется в необычных ударах. — А у Максима подобные фишки есть?— Безусловно есть! У него даже кличка Зверь. А все дело в том, что часто во время ударов слева можно заметить напряженное выражение лица Макса, которое и напоми-нает “звериный оскал”. Фотографы очень любят ловить этот момент.— Скажите, пожалуйста, а как вы настраиваете Макса перед серьезной игрой? И чего перед подобными поединками говорить ему никак нельзя?— Мы анализируем игру соперника и думаем, какое оружие против него у нас есть. Непосредственно перед матчем я успокаиваю Макса, подбадриваю его и говорю, что все получится. Поймите: профессионалу не нужно много говорить. Идет только разбор игры соперника. Хороший тренер обязательно найдет у него слабые стороны, на которые и обратит внимание своего подопечного.— А как вы радуетесь за сына?— Я думаю, что вся моя радость всегда видна на экранах телевизоров. По записям игр видно, что я весь горю. Правда, очень не люблю, когда рядом со мной сидит дилетант, страшно желающий Максиму помочь. Например, счет 5:4, сын подает, и рядом начинают говорить, что Макс сейчас подаст и выиграет. В это время мне хочется закрыть рот каждому. Я абсолютно не суеверный, но очень часто игрок проигрывает, находясь в одном мяче от победы.— Чего вы как тренер в отношении сына себе не можете позволить?— Я не могу бросить его после провала. Есть люди, которые друг от друга подальше после таких моментов, чтобы не обидеть и не оскорбить. Проигравший сразу ищет причину. И как правило, не в себе: мол, выигрываю я, а проигрывает тренер. Если Максим проиграл, я всегда сдерживаю себя эмоционально, чтобы не выпалить ему в лицо все сразу. Жду подходящего момента. Как правило, жду, пока он сам скажет о том, что у него не получилось. Так и начинаем анализ ошибок.— Скажите, были ли периоды, во время которых у вас с сыном были натянутые отношения?— У Максима невероятное терпение, и зачастую наш дуэт мог бы распасться, если бы не эта его черта характера. Он по-взрослому осознает, что нам вдвоем легче, чем по раздельности. Иногда он меня не слушает и поэтому проигрывает. Я начинаю злиться и говорю, что уеду и найду ему нового тренера. Однако любые наши конфликты Максим гасит сам, звонит, и мы продолжаем работу.— Николай Николаевич, часто говорят, что вы вовсе не тренер, а просто очень хорошо устроились...— У людей есть такое качество, как зависть. Когда они видят, что я, обыкновенный мастер производственного обучения, так удачно иду по жизни с Максимом, то многие не понимают, почему у них так не получилось. Когда мы приехали к Нику Боллеттиери, то начались разговоры, что Николай Мирный чуть ли не “задницу ему лизал”, посему его сына взяли учиться. Если бы понадобилось, то ради сына я пожертвовал бы многим, и только для того, чтобы сбылись его мечты в спорте. Хочется сказать всем: будьте добрее и всегда искренне радуйтесь, если у кого-то что-то действительно получается в жизни. Тогда судьба не обойдет и вас.— Высказывание сильного человека...— Да, я сильный человек... (задумывается.) Нет, я не очень сильный человек, так как не могу найти аргументы в пользу своей силы. Хотя, возможно, моя сила заключается в гибкости характера.— А в чем заключается ваша спортивная мудрость?— Думаю, что она заключается в человеческой мудрости. Ты можешь быть  умным в шестнадцать лет, только умным. А мудрость — это опыт. Максим сейчас подходит к тому возрасту, когда мудрость дает о себе знать.— Скажите напоследок: а в чем заключается “мирный теннис”?— Наверное, в нашем неразлучном дуэте, совместном подходе и искреннем отношении как друг к другу, так и к этому интеллигентному виду спорта.