Александр КИЧКАЙЛО: «Пригласил легендарную женщину на драники. И она помогла!»

Источник материала:

ЕСЛИ судьба каждого человека — это сюжет для романа, то историй из без малого 80-летней жизни Александра Трофимовича КИЧКАЙЛО, почетного гражданина Брестской области, кандидата технических наук, заслуженного строителя БССР, бывшего заместителя председателя Совета Министров БССР, хватило бы на увесистый многотомник. Он строил огромные заводы не только в республике, но и за ее пределами, поднимал сельское строительство Беларуси. Каждый работник АПК сегодня знает объекты, возведенные под его руководством, такие как Остромечево, Беловежский, Жемчужный… И, без преувеличений, на весь мир знаменит мемориал в Брестской крепости, в создание которого, наряду со знаменитыми художниками, архитекторами и скульпторами, вложил немалую долю своего труда строитель и руководитель Александр Кичкайло.

Автором главного входа на территорию мемориального комплекса «Крепость-герой» был народный художник БССР, скульптор Андрей Бембель, который предложил, чтобы вход в крепость был как проем в виде пятиконечной звезды. Этот вариант он объяснял так: пятиконечная звезда — символ воинской чести и доблести. Бембель настаивал на том, чтобы звезда была как бы надтреснутая и стенки-пропилеи звезды должны быть облицованы черным лабрадоритом, особым видом гранита черного цвета. Им же должны быть облицованы и углубление для Вечного огня Славы, и плиты мемориала с выгравированными именами погибших — главный элемент комплекса, где за две недели до этого захоронены останки защитников Брестской крепости.

Но за три недели до открытия мемориала оказалось, что лабрадорита… нет. И добывают его только в одной точке Советского Союза — в карьере Головино Житомирской области Украины.

— По звонку Машерова Мазуров, первый заместитель Косыгина, написал бумагу Щербицкому, первому секретарю Компартии Украины, и я с этим письмом поехал в Киев. Пришел в ЦК, и четыре часа местные «кагэбисты» изучали мои документы, мою биографию, прежде чем пропустить меня к Щербицкому, — рассказывает Александр Кичкайло.

Очень неприятное ощущение осталось у него от той встречи. Между руководством Украины и Беларуси контакта не было, а было противостояние. Шла подспудная борьба: кто важнее для Москвы — Украина или Белоруссия. Вот эта ревность и сыграла злую шутку. Во-первых, ему даже не предложили сесть. А во-вторых, прочитав письмо и увидев подпись Мазурова, Щербицкий вынес категоричный вердикт: «Не будэ!»

Сколько Александр Трофимович ни просил, ни доказывал, что это святое дело, которое очень важно для памяти погибших солдат, в том числе и большого количества павших при защите Брестской крепости украинцев, партийный деятель оставался непреклонным. Говорил, что весь лабрадорит идет на строительство мавзолея Хо Ши Мина.

Что делать? Вышел Александр Трофимович грустный, раздал секретарям в приемной подарки из Белоруссии — конфеты «ассорти», и они подсказали, куда обратиться — в «Главнерудпром».

Руководитель его принял, отнесся с пониманием, и на следующее утро они вместе выехали в Житомир. Встретил их директор, но в «разобранном» состоянии: вышел навстречу и… упал на пол. Оказалось, директора всю ночь «угощали» «лица кавказской национальности», которые приехали, чтобы выманить у него все тот же лабрадорит, но для личных нужд.

— Я, конечно, в долгу не остался: белорусская колбаса, белорусская водка. Зато вернулся домой победителем, а вскоре в Брест пошли вагоны с лабрадоритом. Правда, работать мастерам, которые облицовывали памятник и выбивали имена павших, пришлось круглосуточно. Зато успели вовремя, к самому открытию.

Что генсеку не понравилось на белорусском вокзале

Общался Александр Трофимович и с другими сильными мира сего. Примерно за полгода до встречи с Фурцевой была у него примечательная история с Брежневым. Тот по дороге из Германии заезжал в Варшаву, где его уж очень хорошо принимали, возили в Беловежскую Пущу, устраивали банкеты.

А в это время на Брестском вокзале все областное руководство во главе с Машеровым и председателем Совмина Киселевым не один час мерзли на перроне в ожидании поезда генсека.

Наконец, поезд прибыл на Варшавскую сторону вокзала, но Брежнев долго не показывался. Когда он все же вышел из вагона, его повели в так называемые «депутатские» комнаты. Машеров его пригласил туда отдохнуть с дороги — пока колеса в поезде менять будут. Но что-то Брежневу там пришлось не по вкусу.

Он фыркнул и сказал, что вернется в вагон. Но поезд уже отогнали на перестановку колес, за шесть километров от вокзала. И тогда Брежнев, не дожидаясь машины, резко развернулся и направился прямо по шпалам в сторону поезда. Охрана — за ним. Говорят, охранникам даже пришлось его на руках подсаживать в приподнятый над рельсами вагон. Когда колеса заменили и поезд подъехал уже к Московской стороне вокзала, Брежнев даже не вышел к белорусскому руководству.

Этой же ночью, в два часа, в доме Кичкайло раздался телефонный звонок — рано утром быть на бюро обкома. Бюро обкома вели Машеров с Киселевым. Понятное дело, что вопрос был все тот же: ситуация с Брежневым. Предположили, что генсеку не понравилось помещение, в которое его привели для отдыха. И дали Александру Трофимовичу команду: за десять дней все перестроить-переоборудовать так, чтобы больше таких казусов не выходило.

А вокзал-то — секретный объект. Документации, схем и планов днем с огнем не сыщешь, тем более в такие короткие сроки. Причем бумаги явно были в Минске, в управлении Белорусской железной дороги, а никак не в Бресте. В итоге отстроил Кичкайло новые депутатские комнаты, правда, не за десять дней, а за три недели. С шикарной спальней, залом для приемов, бильярдной. И, как оказалось, в самое ближайшее время помещение пригодилось для встречи с Фурцевой.

Кстати, Фурцева «под драники» поведала Александру Трофимовичу много чего секретного. Например, как спасла Хрущева, когда Политбюро собиралось его сместить. В тот день им даже из зала  было запрещено выходить, но, поскольку она была женщина, для нее сделали исключение, и она смогла улизнуть якобы в туалет.

Благодаря этому ей удалось предупредить легендарного Жукова, который в срочном порядке за одну ночь подготовил Пленум ЦК КПСС и доставил в Москву его участников. А Фурцева за ночь написала Хрущеву выступление.

Как известно, спустя пару лет Хрущев «отблагодарил» Фурцеву неожиданным исключением из членов Политбюро, а потом и из членов ЦК.

Однако Никиту Сергеевича со временем все равно «подвинули», а она продолжала оставаться одной из самых, если не самой влиятельной женщиной в Советском Союзе еще долгие годы.

Вместо банка — больница

Сразу после открытия мемориала в Брестской крепости Петр Машеров решил забрать Александра Кичкайло в Минск. Хотя самому Александру Трофимовичу этого совсем не хотелось. Нравилось ему в Бресте: люди, работа, сам город — тихий, спокойный,  да и дети к школе привыкли. Зачем переезжать? Тем более что Кичкайло в то время был одним из самых вероятных претендентов на должность председателя облисполкома.

Попросил помощи у первого секретаря Брестского обкома партии Владимира Микулича. Но разговор тогда был короткий. Машеров Микуличу сказал, как отрезал: «Если он через две недели не переедет — будете оба ходить по улицам и читать объявления, где такие идиоты на работу требуются».

Так и перебрался в столицу. В Минске поднимал колхозное строительство: стал председателем межколхозных строительных организаций. В районах эти организации тогда были технически слабы: телега — в лучшем случае, 5—6 лошадей. У самых везучих в активе имелись старые автомобили, списанные в колхозах.

И опять Петр Миронович помог. Многие из тех комплексов, которые сегодня на слуху — «Беловежский», «Остромечево», «Западный», «Жемчужный», — строились именно тогда… И так по всей республике! При этом строили не только фермы, но и всю инфраструктуру поселков: дома культуры, магазины, кинотеатры, гостиницы, жилье…

— Кроме того, в каждой области возвели заводы крупнопанельного домостроения. В Жлобине дорогу на металлургический комбинат  тоже мы строили, а не Министерство дорожного строительства. Уложились всего в 4 месяца, и это не просто дорога, а с двумя мостами… А потом в Москве убедились, что Министерство сельского строительства в стране слабо и не способно решать задачи переустройства, и тогда его передали под наше начало, — вспоминает Александр Трофимович.

Через некоторое время Кичкайло отправили в Могилев руководить облисполкомом. Проблем там было больше, чем в других областях: самая низкая плотность дорог на квадратный километр и на количество жителей. Особенные проблемы —  с механо- и энерговооруженностью на душу населения. Почему-то Могилев обеспечивался в то время техникой по остаточному принципу: когда другим выделяли, скажем, трактор Т-150, то им — Т-40.

— Считай, в области пришлось заново создавать дорожное строительство, — вспоминает Александр Трофимович. — Это был эксперимент, единственный в республике. При облисполкоме создали трест дорожного строительства, а в каждом районе — ПМК. И в первый год, как только отделились от Министерства дорожного строительства, через Госснаб и Госплан мы получили столько материалов и техники, сколько никогда еще не видели.

Для Александра Трофимовича никогда не был важен масштаб строящегося объекта, важно было другое — насколько он значим для людей. В Могилеве, прямо недалеко от Дома правительства, был страшный перекресток: объездных дорог не было, все машины шли через центр. Там собирались огромные многочасовые пробки и постоянно погибали люди, в том числе и дети. И первый подземный переход в Могилеве, построенный именно на этом месте, Александр Трофимович по праву считает одним из важных своих объектов.

Как, собственно, и многоэтажное здание больницы. Возводили в центре города 12-этажное здание для банка, напротив обкома партии. Финансировалось оно из Москвы. Строительство шло к завершению: уже велись отделочные работы.

— А у меня переселенцы из чернобыльской зоны живут в санаториях, школах, им же требуется лечение! А лечить в Могилеве негде было — одна маленькая областная больничка, — вспоминает Александр Кичкайло. — И тогда я подписал бумагу о перепрофилировании здания под больницу. Конечно, без проблем не обошлось: прибыл управляющий Нацбанком Советского Союза. Долго меня осаждал и заставил выдать гарантию на облисполкомовском бланке, что это вынужденная мера и что мы гарантируем в указанные сроки за областные средства построить новое здание для банка.

Кстати, это был единственный раз в жизни, когда Александр Трофимович не выполнил свое обязательство — Советский Союз развалился.

Зато когда в Могилев приехал министр здравоохранения и увидел здание новой больницы, пообещал выделить самое лучшее медоборудование — японского производства. И слово свое сдержал: оборудовал медучреждение по последнему слову техники.

Потом секретарь ЦК  КПБ Соколов пригласил Кичкайло в Совет Министров заместителем председателя — курировать строительство. Но пока тот ехал, строительную отрасль отдали другому. А его буквально бросили на чернобыльскую «амбразуру» — отрасль, которая к тому времени уже была безнадежно завалена.

— Честно говоря, не моя это была тематика — и я через некоторое время подал заявление и ушел на пенсию, чтобы вновь заниматься любимым делом — строительством, — объясняет Александр Трофимович.

Александр Кичкайло и сегодня в строю — консультирует строительные организации, входит в состав экспертной комиссии при Совете Министров.

Вместе с супругой они вырастили двоих сыновей: один — бывший военный, второй пошел по стопам отца — стал строителем. Внук — математик, заканчивает университет, внучка учится в седьмом классе.

Но и сегодня у Александра Трофимовича Кичкайло болит душа за любимое дело.

— Я знаю, как сделать революцию в строительстве. Сегодня оно, к сожалению, работает на полную «незавершенку», — говорит он. — Создай в каждой области одно проектно-производственное объединение, дай все права управляющему и начальнику строительного управления, дай им технику, производство стройматериалов, дай в подчинение все специализированные структуры: сантехников, электриков, дорожных работников. И сметы, и кадры — все должно быть в одних руках! И чтобы все эти люди работали на конкретный конечный результат.

И результат, уверен Александр Трофимович, не заставит себя долго ждать. Во-первых, сократятся сроки строительства. Ведь можно уже на этапе возведения стен кронштейны устанавливать и радиаторы навешивать, тогда как сейчас монтаж начинается только после установки коробки.

— А сколько документов и разрешений необходимо сегодня собрать, чтобы начать строительство, — продолжает Александр Трофимович. — За экспертизой нужно обязательно ехать в областной центр. На это уходят не только деньги, но и время: если за два месяца получишь заключение госэкспертизы —  просто счастье! Ну и, конечно, нужна хорошая школа для проектировщиков: их надо обучать, ими надо заниматься, чтобы они не допускали ляпов.

Практически каждый из нас задумывается о том, что останется после него потомкам. Александру Трофимовичу Кичкайло, который отметит в ноябре свой юбилей, об этом задумываться не нужно. Любое из его детищ — будь то огромный завод, маленький подземный переход, ферма или памятник великому мужеству героев, защищавших Брестскую крепость, — говорит о неоспоримом вкладе строителя в будущие поколения. Но он на достигнутом не останавливается, а продолжает строить…

Юлия БОЛЬШАКОВА, «БН»

Фото Сергея ЛОЗЮКА, «БН»

Теги: Брест, Минск