На зоне рисуют Христа

Источник материала:

На зоне рисуют Христа

Евгений ОЛЕЙНИК, фото автора

Говорят, что в критических ситуациях проявляются лучшие человеческие качества. А относится ли это утверждение к людям, которые по тем или иным причинам были отправлены в места не столь отдаленные? Ведь они оказались в положении, хуже которого вряд ли что придумаешь. Как оно отражается на обитателях колоний, число которых во всех странах мира отнюдь не сокращается? Эти люди жили в нормальном человеческом обществе и возвратятся в него, и этому обществу далеко не безразлично, что принесут они в обычную жизнь: злобу, ненависть, агрессию и разврат или раскаяние, веру, надежду и любовь. Важно и само отношение окружающих к этим людям. Ведь когда никто тебе не доверяет, сам перестаешь верить в себя. Косые взгляды, ненависть и страх – вот что видят на свободе осужденные. Заслужили ли они такое отношение? Стоит ли им напоминать о содеянном, если они уже понесли наказание? Мне интересно было понять, как мог отец-военврач оставлять меня, совсем маленького, на попечение солдат из дисциплинарного батальона. Ведь это те же заключенные, только в военной форме. В конце концов, я, став взрослым, как и все, боялся «откинувшихся с зоны». И вот у меня появилась возможность найти ответы на некоторые из этих вопросов

Предварительно договорившись с начальником ИК-14 по режиму и оперативной работе Сергеем Волосачем, я попал в исправительную колонию в Новосадах. Она открылась в августе 1958 года, и уже тогда в ней было налажено производство кухонной утвари. Прошло 47 лет, многое изменилось, однако производство в ИК-14 не прекратилось, а, наоборот, укрепилось и развилось. В цехах ИК-14 создают не только изделия из дерева, но и оцинкованную посуду, рабочую спецодежду, запчасти для МАЗа, БелАЗа и МТЗ. Само производство в зоне ничем не отличается от обычного завода «на воле»: те же станки и машины, те же усердно работающие люди, непохожие на убийц, воров и мошенников, покрытые не кровью, а копотью и гарью, пытающиеся добыть для себя больше работы, а не стянуть то, что плохо лежит. И вполне естественно, что при существующей на производстве конкуренции люди становятся мастерами своего дела. С одним таким мастером я познакомился. Сергей Анатьев попал в тюрьму за грабеж. Увидев деревянные миниатюры, которые выходят из его рук, я поразился. Как можно делать такие высокохудожественные произведения на зоне? Где заключенный этому научился? Заканчивал ли он техникум или специальное училище?
– Ни в техникуме, ни в училище не обучался. Резать научился в «малолетке» ВТК-1 в Витебске, там «корочки» получил и третий рабочий разряд. И учился-то не зря. Когда освободился, работал у местного предпринимателя, а потом... ну, вы сами понимаете.
– Вы считаете себя мастером?
– Просто нормально работаю...
– Некоторые люди относятся с опаской к работе осужденных. Считают, что в них заложена черная душа. Что вы можете сказать на это?
– Лично я отвлекаюсь от тюремных тягот, делаю свое дело, вкладывая душу. А что люди говорят, пусть говорят, лично мне никто ничего плохого не сказал.
– А не тяжело вам расставаться с вашими творениями после того, как вы вложили в них душу и столько труда потратили?
– Я ведь не для себя делаю, а для людей, приношу им какую-никакую радость, плюс я за это еще и деньги получаю. Для себя что-то новое приобретаю и кому-то полезное делаю. Один срок, второй – потихоньку чему-то новому научился, но все это умение, не задумываясь, отдам за свободу.
– Вы режете по дереву, проблем с материалом не возникает?
– Бывают, сейчас поступает мало леса. Можно было выполнять большие объемы работы и денег больше заработать. И вообще, сейчас резьба по дереву – это моя жизнь, поэтому не люблю оставаться без любимой работы.
Беседую с заместителем начальника ИК-14 по режиму и оперативной работе Сергеем Хоровым.
– Как я понял, у вас и рабочие разряды получают?
– У нас есть свое училище. На территории колонии готовят рабочих по пяти специальностям: электриков, автослесарей, сварщиков, инструментальщиков и токарей. Год учатся, сдают экзамены, получают диплом. А что заключенному еще делать, если ему дали шесть лет, а у него нет специальности? Пошел, отучился, глядишь, на свободе легче будет трудоустроиться. Потребность в рабочей силе у нас 1.200 человек на место, а в колонии содержатся 2.600 заключенных. Остальные оказываются не у дел.
После деревообрабатывающего цеха меня провели в художественную мастерскую. Теплые, нарисованные с душой, выразительные и проникновенные картины, в основном пейзажи, поднимут настроение любому. Нас приветливо встретил заведующий мастерской Антонович (его все так и зовут, по отчеству). Другие художники сдержанно поздоровались и продолжили фантазировать на полотне: кто рисовал любимые и родные места, столь желанные и недоступные, кому-то вспоминались моменты озорного детства или далекая сейчас мама. Один из местных художников Сергей Сурма так сказал о цели своего творчества:
– Цель-то, в принципе, у всех одна. На зоне, если ничего не делать, так сказать, для души, очень тяжело. А что самое главное в творчестве? Оно поднимает настроение, облагораживает человека. Ведь все наши произведения в основном здесь и остаются.
– А где вы научились рисовать?
– В художественной школе, но потом как-то забросил. На зоне опять начал. Тут ведь художников уважают и ценят.
Затем меня привели в клуб. Здесь смотрят кино, проводят массовые мероприятия, на вечерах отдыха играет свой вокально-инструментальный ансамбль.
Но оказался я не в клубе, а в настоящей березовой роще, не хватало лишь шума листвы и ласкового ветерка для полной правдоподобности. На стенах и потолке изображен рассвет в березовой роще.
Сергей Хоров пояснил:
– Это наши художники постарались. А на сцене репетирует наш ансамбль.
Музыканты сразу же показали инструменты, с помощью которых они навевают на слушателей грусть или привносят веселье .
– Инструмент у нас, конечно, «жиденький». Хотелось бы чего-нибудь получше. Но мы этот недостаток компенсируем старанием, желанием играть.
– И в каком стиле вы играете?
– В любом. Правда, в основном шансон. Он здесь котируется. Кстати, блатные песни слушателям быстро приедаются. Поэтому у нас такое разнообразие. Мы поем песни из репертуаров «Комиссара», «Арии», « Мастера – рок», песни Агутина, в общем, все, что можем услышать на кассетах. Иногда подбираем музыку на стихи местных поэтов.
По дороге в библиотеку мне показали местное чудо – домовую православную церковь святого праведника Иоанна Кронштадтского. Церковь украшена иконами, изображающими Христа, Богоматерь и святых великомучеников, крестом на двери и увенчана тремя куполами. Рядом – колоколенка. Поразительно, что все это сделано руками осужденных.
В библиотеке нас встретил заключенный со спокойным выражением лица, напоминающий типичного библиотекаря.
– Сколько у вас абонентов?
– 100 –120 человек.
– Что читают?
– В основном книги о войне, часто спрашивают Брыля, Науменко, Трифонова.
– Откуда поступают новые книги?
– Из благотворительных организаций, и родственники привозят. Периодическая печать приходит по графику, всегда есть что-то новое.
– Сколько книг в вашей библиотеке?
– 6.000. У нас есть также и спецлитература. Есть еще книги в библиотеке ПТУ.
Специального образования у библиотекаря нет, однако, по словам заместителя начальника ИК, работает он добросовестно и со знанием дела.
Очевидно, для того чтобы окончательно сразить меня знакомством с произведениями искусства, сделанными на зоне, мне показали еще один шедевр – книгу в декоративном переплете (она обтянута фиолетовой замшей и обита медью с выдавленной на ней надписью «Исторический формуляр УЖ 1514 ст. Новосады УВД Миноблисполкома», а с левого края красуется герб МВД).
Возвращался я из Новосад отнюдь не в угнетенном настроении, как предполагал загодя. Это здорово, когда руководство колонии не только следит за дисциплиной и преследует экономическую выгоду, но и заботится об эстетическом воспитании осужденных. Будем надеяться, что, выйдя на свободу, вчерашние осуженные будут жить, не принося вред обществу, а трудиться на благо его.

Теги: Витебск