Золотой гребешок, золотые волосы

Источник материала:

Золотой гребешок, золотые волосы

Во времена Генриха Гейне хозяйки в прирейнских городках, нанимая горничных и кухарок, вынужденно уступали их требованиям, оговаривая специальной строкой в контракте: не более трех “рыбных” дней в неделю. Ведь на самом деле рыбы было в реке столько, что скуповатые фрау норовили экономить на питании прислуги, заменив в ее меню дорогую свинину на дешевую осетрину.
Кoнcтантин CКУPАТOВИЧ
Но недаром же Германия является родиной научного социализма: если уж служанка спорила с хозяйкой, значит, имела право, значит, справедливо отстаивала свой классовый интерес от чрезмерной эксплуатации. И что характерно, государство ей это право гарантировало всей силой своего, как сказал бы друг Гейне Карл (Маркс), репрессивного аппарата.

Представляется, в современной Беларуси вряд ли наберется хотя бы десяток служанок, которые с таким пылом спорили бы с нанимателем при заключении контракта. А число тех, кто обратился бы в этот судьбоносный момент за помощью государства, и того меньше. По меньшей мере бесполезно, а если “по гамбургскому счету” — отвезут на Окрестина.

А после Гейне в Германии случилась промышленная революция, потом верх над всеми соображениями взял принцип безудержного экономического роста и прозрачные рейнские воды стали напоминать сточные. Как воды современной Свислочи в городской черте и ниже по течению. Естественно, рыбное стадо в Рейне поуменьшилось, а потом и вовсе чуть не сошло на нет.

Но пришли “зеленые”, стали будить обывателя, тот (вот уж злокозненная сила!) навалился на правительство, а правительство, подчеркнем, вынужденно увеличило финансирование природоохранных мероприятий — раз и направило усилия репрессивного аппарата против тех, кто в природу гадит, — два.

Поэтому Рейн постепенно перестал вонять, говоря по-научному, шламом, воды очистились, рыбные стада возродились. Но уже, понятно, без осетровых, которым, утверждают специалисты, вода требуется первозданной чистоты.

Поэтому бурная реакция на запрет въезда в Евросоюз группы нашенских должностных лиц обычно невозмутимого секретаря Центризбиркома Николая Лозовика (не хочу рыбачить на вонючем Рейне, лучше — на Днепр или на какие-нибудь Дрисвяты) может быть объяснена только психологическим срывом, но никак не причинами рациональными.

Потому что рациональными мотивами столь агрессивное противопоставление рейнского сазана днепровскому объяснить нельзя.

В Беларуси многие виды деятельности требуют на то специального разрешения государства. Без лицензии, например, даже специалисту нельзя заниматься социологией. Но на психоанализ, кажется, запрета нет. Поэтому, вспомнив из когда-то читанного, попробуем проникнуть в интимный мир нашего специалиста по избирательному праву, а может быть, даже и в его подсознание. И окажется, что (может быть) все дело в том, что в определенном возрасте у мужчин начинается рецидив романтического мировосприятия. Хочется соловья послушать, минимум, хочется, максимум, гм... А уж если переел политики, то готов хоть головой в омут.

И ночами не спится, и душу будоражит та (учили в школе), что сидит на прибрежной скале (г-жа Лорелея (Лурлея) на берегу Рейна, высота 200 м) в лучах заходящего солнца, расчесывая золотым гребешком золотые же волосы, и поет столь зовуще, что редкий рыбак пройдет, зажав волю в кулак, вниз по фарватеру. Остальных песнь влечет на скалы с неумолимостью Кашпировского, заставлявшего лиц озабоченных ставить “будильник” на время “до”, а не “после”.

И ведь на самом деле, бедолаги, терпящие упреки домашних и дружеские подначки больничных нянечек, ставили-таки свои будильники на назначенное время. Хотя помогло немногим. Но ведь от надежды разве откажешься!

А теперь попробуем смоделировать наш случай. Трудный политический сезон позади, нужные Родине результаты получены, нервы, естественно, истрепаны. А впереди планы, комплексная психофизиотерапия. Можно и на Рейн махануть. Постоять в прибрежном лозняке, поплевать на немецкого опарыша, словить рыбку, посмотреть на их хваленую Лорелею, а может (чем черт не шутит, когда батюшка спит), и подцепить ее на крючок или что у них есть еще там. На немецких, в смысле, удочках.

А тут — бац, слезай. Надевай штаны и бегом на службу.

...И это все Лорелея сделала пеньем своим?