Гуманизм и варварство

Источник материала:

ЛЕПЕШКО Борис

Гуманизм — признание ценности человека как личности, его права на свободное развитие и проявление своих способностей, утверждение блага человека как критерия оценки общественных отношений.

Болтовня об общечеловеческих ценностях, которой нас вскармливали последние двадцать лет, дала свои плоды: гуманизм и варварство, в числе прочих похожих категорий, рассматриваются ныне как абстрактные, вечные ценности, переходящие из эпохи в эпоху.

Исходя из такой точки зрения, гуманист сегодня напоминает одновременно и Альберта Швейцера, излечивающего прокаженных, и Томаса Мора, восстающего против своего короля в защиту католического единства, и тех добрых старушек, которые несли из дому сухие поленья, поскольку костер, на котором томился еретик Джордано Бруно, никак не хотел разгораться.

Быть гуманным — это значит следовать учению Христа, Будды, Магомета, Льва Толстого, Конфуция — собственно, список бесконечный.

Точно так же варвар имеет одни и те же характеристики во все времена и у всех народов. Варвар — Спартак, бросивший вызов надменным римлянам. Славяне, поднявшие меч на крестоносцев, тоже варвары. Варварами называли и нас, «тутэйшых», особенно в первой половине прошлого века.

Суть вопроса в том, что понятия эти — гуманизм, варварство — в политическом лексиконе утратили исторический контекст и стали средством для вколачивания нужных идиологем не только отдельным народам, но и целым цивилизациям.

Поскольку ты не понимаешь тех ценностей, которые тебе преподносят как результат развития западной цивилизации, — ты варвар, варвар априори. Если же включаешься в борьбу за отстаивание этих «вечных норм» — то гуманист, первосортный гуманист.

Как–то ушли на второй план те простые истины, что гуманизм во времена эпохи Просвещения и борьбы с гитлеровской оккупацией — это все же разные типы гуманизма.

А ведь если это забыть, а стать на чисто формальную точку зрения, то получится сущий абсурд. Вот Вильгельм Кубе: известно, что он вылечил зубы всей белорусской прислуге, что музицировал со всей семьей, что выражал осторожный пессимизм по поводу наиболее «крайних» акций своего фюрера. Он был сентиментален, добр по отношению к своему окружению — словом, настоящий гуманист. Даже всплакивал, когда слышал выстрелы, доносящиеся со стороны гетто — там стреляли детей, и гауляйтеру Кубе становилось грустно. Напевая меланхоличные баллады, он чувствовал себя «юберменшем»... А вот жители вверенной ему фюрером «Белорутении» вели себя как настоящие варвары: не слушались распоряжений, занимались террором и прочими «отсталыми» делами...

Церковь в средние века сжигала еретиков «пачками» — естественно, во благо самих отступников. И это был самый настоящий гуманизм. А вот попытки, скажем, альбигойцев выразить осторожный протест против продажности распространителей индульгенций объявлялись самым подлинным варварством.

То есть на деле все понимали, что гуманизм и варварство — категории не моральные, а политические. Точнее, не столько моральные, сколько политические. Но лицемерили, поскольку лицемерие всегда в цене, особенно если на кону реальная власть и реальные агрессивные планы.

Не столь давно гуманными объявлялись целые классы, скажем, пролетариат. Поскольку он, пролетариат, не имеет имущественных интересов и заботится о благе всех и каждого. Варварами, стало быть, выступали буржуазия и ее прихвостни.

Потом признали, что ошибались. И нашли выход: объявили гуманным набор общечеловеческих ценностей, который присущ определенному цивилизационному образованию.

И вновь поделили мир на гуманистов и варваров. Если у тебя в красном углу катехизис со словами «свобода» и «демократия» на первой странице — ты гуманист. Считай, что ты идешь впереди первомайской колонны с флагом наперевес и с фигой в кармане, которую показываешь всем варварам. А вот и они, этот отсталый отряд современного мироустройства. Правда, что–то их многовато: и в Китае, и в России, и в Беларуси, и в Индии, и в других странах. И все говорят о каком–то своем праве на понимание основополагающих ценностей. Странные люди: им уже всё рассказали, непонятливым даже показали, а они всё толкуют о своем...

Речь здесь, очевидно, не о понятиях. О социальной практике. Ведь трагические коллизии между словом и делом неизбежно приведут к деградации отношений не только между государствами, но и между людьми, к обострению отношений на всех этажах социума.

Мы все мыслим в категориях своего времени. Для нас «белое» и «черное» соотносится с вполне понятными житейскими вещами, и мы ежедневно делаем тот или иной выбор в пользу того или иного цвета. «Белое» не может быть цветом социального бытия на все времена и для всех народов. Точно так же и «черное» — не только цвет рухнувшей надежды.

Гуманизм сегодня не сводится исключительно к мысли о всесилии человеческого разума. Он не исчерпывается призывом любить ближнего. Он даже не сводится к активной социальной практике.

Гуманизм сегодня, помимо абстрактного человеколюбия, включает в себя и характеристики, связанные с государственными приоритетами.

Можно сколько угодно осенять себя крестным знамением, но ведь были, как известно, и Ослябя, и Пересвет.

Можно сколько угодно рассуждать о «демократической халве», но гораздо важнее реальные усилия по формированию гражданского общества.

Можно сколько угодно дискутировать о родстве людей во всем мире, но это не избавит нас от необходимости формировать патриотически настроенную молодежь.

Что же касается варварства, то оно тоже исторично. Для древних египтян гордые римляне были варварами — и это вполне понятно и естественно. Для нас сегодня морпех, издевающийся над военнопленными в Ираке, такой же варвар, как и фанатики, взорвавшие египетский курорт.

Сегодня совершенно спокойно, как о цветочных клумбах и лошадях Пржевальского, рассуждают о бомбах, которые планируется сбросить на страны, не вписывающиеся в модель «демократизации», — и эти тезисы варваров нисколько не возмущают современных гуманистов. Может, потому, что уже не разберешь, где заканчивается варвар и начинается гуманист?

Развитие цивилизации вовсе не спасает нас от варварства. Варвары просто драпируются в гуманистические одежды. Что не меняет сути.