Сама себя не узнает

Источник материала:

Сама себя не узнает

Порой так хочется сказать...
Последний начальник сыскной полиции Российской империи, кстати, уроженец Минской губернии, Аркадий Кошко в одном из своих рассказов на тему "полицейские и воры" утверждал, что у хорошего опера должны быть развиты до совершенства все внешние чувства.
Кoнcтантин CКУPАТOВИЧ
Чтобы уметь, допустим, разоблачить карточного шулера, у которого "не говоря уж об осязании, но и зрение и слух, равно как обоняние и вкус, работают без отказа".

Нынешним нашим милицейским такая симфония чувств не нужна. Во многих случаях хватает уха, настроенного на частотный диапазон, в котором произносятся всякие нехорошие слова. Речь идет о матерных. Отсюда минимизация мотивов, приземление страстей до уровня ниже плинтуса, унификация преступлений и наказаний.

Единственное различие — место и время. Один матерился, когда забирал ребенка из детского садика, второй — выйдя покурить на лестницу, третий — в публичном месте, оскорбив словом резиновую палку. Приговор один — "сутки".

Правда, если указать, что все это происходит в наши не отличимые один от другого дни и на территории одного государства, то унификация воспринимается как полная.

Когда же читаешь воспоминания знаменитого земляка (не Дзержинского, разумеется, который, к нашему стыду, тоже родился под Минском), удивляешься разнообразию убедительно изображенных им страстей и мотивов, толкавших людей на роковые поступки. Разнятся между собой преступления, разнятся и наказания.

Представляется, что такое принципиальное несовпадение между "тогда" и "теперь" определяется разным подходом к делу. При Кошко сыск запускался по факту совершенного преступления и имел своей целью поиск лица, укравшего, допустим, бриллианты у графини Н., самих бриллиантов и возврата их потерпевшей, вынесения этому лицу законного наказания.

Важно при этом было установить, что на самом деле делалось. Что говорилось — тоже важно, но только в качестве косвенной улики "за" или "против" подозреваемого. Если дворник указывал, что драгоценности похитила бедная племянница графини, барышня "с томиком Блока в руках", которая при этом материлась, подзывая извозчика, то, скорее всего, преступление совершил дворник по предварительному сговору с извозчиком. А не барышня.

У нас же действуют по принципу: виновен тот, кто сказал "мяу". Или мог сказать.

Поясним, почему. В отличие от буржуазного, ползуче-эмпирического сыска, пролетарский формировался на научной основе. Еще не было государства нового типа, но в теории был определен круг потенциальных государственных преступников. Это эксплуататорские классы, для которых мироедство в силу их общественного положения является способом существования. Они также вынуждены быть грамотными, посещать театры, иметь банковские счета, владеть акциями, посылать жен "на воды", отводить душу на Нижегородской ярмарке.

Поэтому, утверждалось, пролетарские органы людей не прессуют, преступников не ищут — они "положительно упраздняют" среду, которая преступников порождает. Потому если кто отправлял жену в Ниццу, то ее нужно было посадить, если кто дебоширил на ярмарке, то ярмарку — закрыть, если кто получал дивиденды, то фабрику — отобрать.

И хоть вопросы это и несложные, но теоретические (в них уверенно плавали только Ленин с Бухариным да Дзержинский с Менжинским), для рядового топтуна-опера был составлен обширный и предельно конкретный прейскурант. Если у кого мясо в щах — буржуй, кальсоны теплые носит — буржуй, одеколон не пьет, а морду освежает — буржуй, если требует свободы слова — неисправимый буржуй.

После, правда, были сделаны послабления. Например, со временем разрешили иметь зубную щетку и пользоваться ею без особого риска потерять зубы.

Но риск остался. В доказательство процитирую нашу замечательную Конституцию, о которой одни говорят, что она есть, другие — что ее нет:

"...Свобода собраний, митингов, уличных шествий, демонстраций и пикетирования, не нарушающих правопорядок и права других граждан Республики Беларусь, гарантируется государством.

...Каждый имеет право на свободу объединений..."

И вот представьте, как всякая особа женского пола, Конституция каждое утро смотрит на себя в зеркало. Для нее зеркало — это осуществленные права и свободы. И себя не узнает.

И как же бедной хочется сказать...