Чтобы украсть миллиард, надо, чтобы сначала кто-то его заработал

Источник материала:

Едва сообщили о том, что исполком НОКа лишил “Прессбол” олимпийской аккредитации, позвонил знаменитый спортсмен, с которым мы знакомы еще со школьной скамьи: “Ну что, Бережков Ламанчский, вперед, на очередную мельницу? Знаю я бойцов, всю жизнь борются, но у них коттеджи в царском селе, а у тебя одни долги”... Право, не нашелся, что ответить старому другу — состояние было шоковым, — но, честно говоря, и спустя много дней и бессонных ночей возразить прагматичной логике нечем. Денег в “Прессболе” за 17 лучших лет жизни я не скопил, а недругов нажил...

Критикуемые нами чиновники со временем матереют, не дают себе труда в выборе оружия и отчета в действиях — бьют чем попало, за что ни попадя. Теперь ситуация вовсе абсурдная — лишили места на Олимпиаде только за то, что в олимпийской семье воруют, а наше зеркало просто не отворачивается. Аргументов у воров не много, правды в них по определению еще меньше, потому в качестве жупела этого войска висит ярлык: негосударственное издание. Частное! Коммерческое!!! Этим все сказано...
Что-то не слышал, чтобы в нашем государстве отменили рынок, ведь даже английские лорды, попадающие на прием к президенту Беларуси, подчеркивают здесь свой коммерческий интерес. В “Прессболе” же трудоустроены более полусотни граждан страны, газета не получает дотаций из национального бюджета, брезгует зарубежными грантами, полностью сама себя содержит и исправно платит налоги — более полумиллиарда рублей в год. Ведь чтобы миллиард из казны украсть, надо, наверное, чтобы сначала его кто-то туда положил, не так ли?..
И потом, если серьезно рассматривать вопрос учредительства, не обойтись без экскурса в историю. “Прессбол” родился 17 лет назад как один из сотен в перестроечном СССР, а последнее пятнадцатилетие является лидером на рынке спортивной прессы суверенной Беларуси. За этот период газета пережила пять форм собственности — от штатного подразделения хозрасчетного хоккейного клуба до самостоятельного унитарного предприятия — и едва не обрела шестую, но остается в пятой по воле и разумению нынешнего руководства... НОКа.
Вы удивлены? Спросите об этом у первого вице-президента НОКа Алексеенко. Летом мы официально обратились к Геннадию Павловичу с идеей объединить усилия, предложили Олимпийскому комитету выступить соучредителем готового бренда, самого массового спортивного издания страны.
Главной мотивацией такого проекта стала желанная и естественная цель любого специализированного СМИ — говорить о спорте ежедневно, хотя бы пять раз в неделю, а лучше в цвете с самого утра понедельника. Мы не просили денег — ресурс НОКа в альянсе с журналистским коллективом “ПБ”, на мой взгляд, мог произвести гигантский медийный скачок, причем накануне Пекина. Ставилась задача с белорусским продуктом выйти на рынки Прибалтики, Украины, России, где “Пресс- бол”, уверен, не затерялся бы...
Самое “слабое” место такого проекта — утрату газетой своей независимости — лично я, напротив, воспринял как очередной гражданский стимул. И не потому, что НОК — организация общественная (хотя сегодня волей чиновничьего кумовства она фактически превратилась в “олимпийский” департамент Минспорта). Глубоко убежден, что деление СМИ на свои и чужие, красные и белые, государственные и негосударственные, с профессиональной, журналистской точки зрения, — нонсенс. Отдать приказ на публицистику возможно разве что секретарю в приемной или ротному писарю, а купить публичное мнение — это у человека низкого, беспринципного, подлеца. Настоящий журналист по определению своей профессии может ошибаться, заблуждаться, но он никогда от своего имени не изложит на бумаге то, что не думает. Имя ведь в журналистике дороже всего, берегут его смолоду. Мы сохраняли бренд при всех формах собственности, независимо от настроения учредителей — всегда и во всех самых острых ситуациях принимали окончательное решение и писали правду. У нас в редакции так. Закон о печати иного не предусматривает. У кого-то иначе?!
Вторил и Алексеенко. Обсуждая проект альянса, Геннадий Павлович признался, что к “Прессболу” разные люди относятся по-разному, многим хотелось бы закрыть издание, но мешает им это сделать президент, которому нужна объективная, независимая, даже альтернативная картина в спорте. Это здорово подкупило, и на таких принципах я уже был готов вынести на обсуждение коллектива новую стратегическую инициативу. Тем более что сам Алексеенко, как показалось, тоже загорелся, воспринял предложение с энтузиазмом: утвердим, нарисуем дорожную карту, наметим проекты... Что случилось потом, мне неведомо, но с течением времени азарт чиновника стал угасать — “потом”, “не успел”, “пока не до этого”, — пока наконец из его уст не прозвучал вердикт: “В администрации не поддержали”...
Что ж, насильно мил не будешь. Хотя для себя в этом отказе рассмотрел момент положительный: в самом деле, глава государства опасается потерять независимый взгляд. Однако теперь нас этим же взглядом чиновники линчуют в открытых письмах на самый верх и просят, как в 37-м: “оградите”!
А следом беззастенчиво переписывают на свой лад историю 12-летней давности, обвиняют меня в смерти первого министра спорта и президента НОКа Владимира Рыженкова. Того самого, который за год (!) до кончины от инсульта сам ответил на вопрос: “Вы, Владимир Николаевич, вообще как относитесь к тому, что даете первое интервью “Прессболу”?” — “Ну... Раз даю интервью, значит, отношусь положительно. Рад, что мы можем наконец спокойно побеседовать. То, что писал “Прессбол” все эти годы, — результат нехватки нормальных контактов между вами и мной... В сложившейся после развала Союза ситуации разобраться, конечно, было сложно всем”. (“ПБ” от 5.12.1995).
После этого Рыженков дал еще десяток интервью “ПБ”, аккредитовал нас в Атланте-96 (с тех пор газета неизменно зимой и летом освещала Олимпийские игры в качестве их участников), наконец, между нами установились теплые близкие отношения. После Атланты, за три месяца до смерти, Владимир РЫЖЕНКОВ признался:
— Так получилось, что “Прессбол” стал моей опорой и поддержкой, но я не виноват в том, что люди, которых я кормил с руки, превратились в наглых жирных котов...
Сегодня, спустя дюжину лет, обвинения в смерти этого человека в мой адрес звучат особенно оскорбительно и кощунственно, как едва ли не единственный аргумент под требованием “оградить”. В “Прессболе” за этот период погибли и умерли четыре сотрудника, а первый замредактора едва не ушел на тот свет. Давайте, господа чиновники, обвиним вас в инфаркте Беленького, ведь своими действиями вы явно не добавляете Дмитрию Ильичу здоровья...
Если, по вашему мнению, наша журналистика — это прибыльный бизнес, почему же никто не попробовал? Почему за все эти годы никто не вышел на рынок с другим проектом, не составил нам конкуренцию? И почему “жирные коты” из сытого органа Минспорта, получившие на пропитание из нашего с вами бюджета не один миллиард, нам, “цепным псам демократии”, даже не дышат в спину, а только фыркают вслед? Или “ограждение” “Прессбола” — и есть новый конкурентный план?
В нашей частной газете делить сегодня нечего. Автомобиль, столы и компьютеры — ничто в сравнении с журналистским коллективом, собранном по крупицам и проверенном годами. Разделить или оградить этот коллектив не получится — из-за ограды он не работает, — его можно только уничтожить и многие люди, я так точно, просто уйдут из профессии, которую, по сути, господа-чиновники уже пытаются запретить.
Ведь история с лишением аккредитации в Пекине — это всего лишь крупный, но второй пробный шар. Первым прошло решение Григорова отказать “Прессболу” в аккредитации при министерстве. Теперь НОК. А следом, по цепочке, подобная зараза, не исключено, прилипнет к неслабым нашим руководителям футбола, хоккея, других “силовых” федераций, потом в контракты спортсменов запишут пункты “не давать”, “не общаться” (а судя по жуткому давлению на атлетов, выступающих сегодня против решения НОКа, это происходит уже сейчас), потом нас не пустят на стадионы страны даже по купленному в кассе билету, а следом и вовсе “именем чемпионов” лишат профильной лицензии. Тут стоит только начать и кончить.
Поэтому иного пути, как апеллировать к президенту НОКа и добиваться всеми законными способами отмены несправедливого, дискриминационного, безосновательного, опасного решения, я не вижу: аккредитация или смерть, хоть и медленная.
Нам нечего терять, кроме собственных цепей, созерцать это спланированное умерщвление нашего детища я не буду, и лично для себя из развязанной вороватыми чиновниками войны вижу два выхода: хороший и очень хороший. В первом случае нам возвращают олимпийскую аккредитацию. Во втором просто сменю профессию, займусь настоящей борьбой — за денежные знаки. И тогда у моего старого друга-спортсмена больше не будет повода называть меня Дон Кихотом. Жаль только, выбор между хорошим и очень хорошим сейчас не за мной. Он — в письмах читателей, в голосах великих чемпионов, в руках президента.