ОНИ СПАСАЛИ НАШЕ БУДУЩЕЕ!
ОНИ СПАСАЛИ НАШЕ БУДУЩЕЕ!
Вот уже 22 года прошло с того ужасного апрельского дня, когда на Чернобыльской АЭС произошла авария. Об этом написано и сказано много. Однако есть люди, о которых писали крайне редко. Они не жалели своего здоровья, спасая целое поколение белорусов. Об их работе и тех условиях рассказала врач, заведующая детским консультативно-реабилитационным отделением Республиканского центра медицинской реабилитации и бальнеолечения (бывший Республиканский диспансер радиационной медицины) Татьяна Михайловна Масловская: «Как ни странно, но я никогда не видела, чтобы хоть в одной газете писали о том, что в ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС участвовали врачи. А ведь с самых первых дней аварии, с 27—28 апреля, когда страна была в состоянии шока, создавались выездные бригады. Их задачей являлось обследование детей, получивших облучение». — Как вы попали в состав такой бригады? — В 1986 году я вернулась из Афганистана и училась в клинической ординатуре на базе 1-й кафедры педиатрии медицинского института. Там была создана бригада по обследованию детей, которой руководила доктор медицинских наук, профессор Лариса Николаевна Астахова. С нами вместе работали сотрудники кафедры, которые сегодня имеют высокие звания: доктор наук, профессор Валентина Михайловна Дрозд, выдающийся иммунолог, доктор медицинских наук, профессор директор Института эпидемиологии и микробиологии Леонид Петрович Титов. Работали с нами и аспиранты кафедры педиатрии медицинского института Светлана Михайловна Зеленко и Елена Владимировна Давыдова. — В чем заключалась ваша работа? — Нам нужно было выяснить, какое воздействие оказал радиоактивный йод на щитовидную железу и в целом на общее состояние ребенка. Обследовала наша бригада тех детей, которые были эвакуированы из 30-километровой зоны. В то время мы исследовали кровь детей на гормоны щитовидной железы, проводили иммунологические исследования… По количеству получалось около 15 миллилитров крови с человека. А это очень много. — Родители не были против? — Первое время они воспринимали наши действия очень негативно: кричали и скандалили, называли нас «кровопийцами», говорили, что мы проводим над их детьми эксперименты. Сегодня родители сами требуют, чтобы детям назначали такие анализы. А вот в то время нас воспринимали как врагов. — Как долго и как часто вы ездили в командировки? — Наше учреждение было организовано в 1987 году. У нас было огромное количество командировок. В составе выездных бригад мы ездили по загрязненным районам в течение 17 лет с собственным оборудованием: портативными аппаратами УЗИ, электрокардиографами, лабораторией. Выездные бригады были оснащены приборами достаточно высокого класса. В первое время мы проводили диспансеризацию людей, проживавших на загрязненных радионуклидами территориях и отселенных с 30-километровой зоны. Для них диспансеризация была обязательной 2 раза в год. Поэтому в командировках бывали часто. В среднем каждый врач выезжал в 5 командировок в году: 4 длинные — по две недели, одна короткая — на 7-8 дней. — А где жили бригады? — В гостиницах ночевать доводилось редко. В самом начале мы вообще жили в больницах. А больницу на замок не закроешь, поэтому принимали столько людей, сколько приходило. Получалось, что мы работали полный 12-часовой рабочий день только на приеме, а после этого необходимо было оформить всю документацию. Фактически трудились сутками. Условия проживания, естественно, были трудные, кроме того, врачи отрывались от семьи. А ведь денежной компенсации практически никакой не было. Люди работали на голом энтузиазме. Кстати, об условиях… Не стану называть участковую больницу, но когда мы там были, крысы съели угол кожаной сумки. А однажды наша бригада жила в общежитии строителей. Что можно говорить об условиях, если клопы из матрасов на кроватях покусали врачей так, что у двоих был аллергический отек! — Тогда почему же вы добровольно оставались в этих бригадах? — Мы ведь работали не только в составе выездных бригад. К нам привозили пострадавших детей, а также эвакуированных со всей республики. Стимулировало то, что в нас была огромная потребность. Нас уже перестали считать врагами. Ведь когда в район приезжали столичные врачи, люди не упускали своего шанса. Видя, что мы нужны людям, пытались сделать свою работу как можно лучше. Сейчас даже трудно представить, что можно было жить и работать в таких условиях. Я не уверена, что нынешние врачи в таком молодом возрасте, как мои коллеги в 1986 году, смогли бы повторить наш путь. Тем более за одну зарплату. — Неужели все было настолько плохо с самых первых дней? Ведь говорят, что радиация не сразу влияет на организм? — Первые 5 лет после аварии почти в каждой командировке мы выявляли у детей 3-4 случая рака щитовидной железы. Смысл нашей работы был в том, чтобы обнаружить это серьезнейшее заболевание на раннем этапе — от этого зависело, насколько успешным будет лечение. Разве такую работу можно переоценить?! Именно благодаря труду наших бригад в конце 80-х нынешняя молодежь Беларуси сохранила большую часть своего здоровья, которого могла бы лишиться, не будь оказана своевременная мощнейшая медицинская помощь. — В глубинке всегда не хватало врачей, а в 1986 году, когда все стремились покинуть зону, и вовсе трудно было найти доктора. Это правда, что очень часто помимо своей работы вы выполняли и некоторые обязанности местных медиков? — Это абсолютно верно. Выездная бригада нашего отделения ездила в Гомельскую, Брестскую и Могилевскую области. Многих населенных пунктов, в которые мы приезжали, уже нет. Например, деревень Малиновка и Веприн Чериковского района. Пациентов из этих мест, которые были переселены сюда из 30- километровой зоны, мы наблюдали 2 раза в году. Наша бригада состояла из группы специалистов: педиатр, невролог, эндокринолог, окулист, отоларинголог, врач-лаборант. Детей не только с эндокринной патологией, но и с любой другой мы ставили на диспансерный учет и лечили. А о том, что местные врачи уезжали… Мы никогда не интересовались этими вопросами, просто делали свое дело. В Брагинской больнице я познакомилась с фельдшером Ниной Тимофеевной Богатенко. Она всю жизнь проработала в Брагинском районе и знала каждого ребенка. Бывали такие случаи, что не было вообще врача-педиатра, и она сама ходила по вызовам, принимала больных в поликлинике и всех лечила. Несмотря на то, что Нина Тимофеевна фельдшер, это очень опытный человек, с огромным чувством долга перед пациентами и безмерной врачебной честностью. — А вы пациентов своих не забыли? — Своих пациентов мы помним и сейчас. Многие из них уже выросли и имеют детей. Если кто-то из них по старой памяти к нам обращается, мы помогаем. Что интересно, в нашем учреждении сменилось много сотрудников. Большинство устроившихся на работу недавно никогда не сталкивались с проблемами, которые в свое время пережили наши пациенты. Когда я привожу одного из моих «детей», рассказываю историю его болезни, у меня спрашивают: «Это ваш?». Я не понимаю такого вопроса, наверное, подразумевается: «это ваш друг, родственник?» Я в таких ситуациях отвечаю: «Они все наши». Ведь в этих людей была вложена часть сердца, души, знаний. Они всегда чувствовали нашу бескорыстную заботу. Они нам доверяют, а мы стали почти членами их семей. — Вам доверяют намного больше, чем врачам по месту жительства… — Вы не подумайте, что на местах были плохие врачи. Нет, просто у нас было оборудование, гуманитарная помощь, специалисты — значит, мы имели больше возможностей помочь людям. И пациенты это ценили. Для меня большая честь, когда ко мне за советом приходят мои бывшие пациенты, их дети и даже внуки. Есть у нас пациентки с очень серьезными заболеваниями, и когда они рожают, мы чувствуем, что живем и работаем не зря. — Вспомните 1986 год. Как вели себя жители загрязненных районов? — Тогда в срочном порядке отселяли людей из 30-километровой зоны. Все это происходило буквально в течение первой недели. Сначала эвакуировали детей. Их расселяли по санаториям и пионерским лагерям на чистых территориях. Все подобные заведения в то время работали на переселенцев. Эвакуировали матерей с грудными детьми. Это страшнейший, тяжелейший шок для пострадавших. Люди были вынуждены бросить заработанное тяжким трудом имущество, землю, где веками жили их предки, оставить все. Как жить дальше, где и за что?.. Это стало причиной многих заболеваний нервной системы. Эти недели, как и последующие годы, были для них невероятно трудными. Тот, кто этого не пережил, не сможет осознать масштаба их трагедии. Ведь человек все вкладывает в свой дом и семью — и душу и сердце, и когда все это нужно бросить в одну секунду — это КАТАСТРОФА! — Вы проводили какую-либо санитарно-просветительскую работу среди людей? — Безусловно! Ведь существовали законы. Мы рекомендовали людям употреблять в пищу только чистые продукты питания. Но вспомните конец 80-х — начало 90-х годов, пустые полки в магазинах. До райцентров, куда привозили чистые продукты, было сложно добраться, поэтому люди питались тем, что выращивали в домашнем хозяйстве. И объяснить им, что этого делать нельзя, было невероятно трудно. Тем не менее, правительство проявляло заботу о пострадавших: грудных детей обеспечивали детским питанием, а детей постарше — сухим молоком. Однажды мы наблюдали группу детей из деревни Альманы Столинского района. Обследование этих ребят на СИЧ всегда выдавало повышенные показатели. Все лето мы усиленно их оздоравливали, осенью все возвращалось к обычной жизни. А проблема заключалась в том, что эта деревня жила на доходы от сбора клюквы. Как только осенью на болотах созревала ягода, вся деревня шла ее собирать. Сколько мы ни разъясняли родителям, что этого нельзя делать, умоляли не водить детей на болота — толку никакого… Так что всякие бывали ситуации, порой и такие вот сложные. — Скоро Пасха, Радуница. Со всей Беларуси вереницами потянутся переселенцы к могилам близких, родителей, дедов и прадедов. Это не опасно для их здоровья? — У этих людей отняли их малую родину и молодость, но не стоит отнимать возможность навестить могилы предков, прикоснуться к своим истокам. Ведь не пускают только в 30-километровую зону, а все остальные места доступны для посещения. — Скажите, а какой случай вам особо запомнился за эти 22 года? — Я не помню фамилий и не стану говорить, где это было. Долгое время мы ездили туда в командировки. Администрация понимала сложность нашей работы, нам отводили крыло участковой больницы, в нем мы и жили. И вот однажды туда привезли младенца с очень высокой температурой и судорогами. Он погибал. Мы оказывали ему помощь, используя медикаменты из нашей аптечки, а она не предполагала реанимации. До районного центра было 20 километров. Мы вызвали скорую помощь. К моменту приезда машины нашими стараниями ребенок уже был в транспортабельном состоянии. Через неделю к нам пришла мать этого младенца. Как оказалось, у малютки была тяжелая дизентерия. И она рассказала нам, что врачи скорой помощи не хотели везти ее в больницу, утверждая, что ребенок умер бы в машине. Это просто ужасно! А благодаря нам ребенок выжил. — Можно узнать, кто еще из врачей ездил с вами в бригадах? — Моя напарница, заведующая детским отделением Людмила Михайловна Василевич. Такое же количество командировок выполнили врач-окулист Мария Семеновна Фазина, врач-эндокринолог Александра Степановна Савченко, Галина Владимировна Обламская, врач-невролог Татьяна Николаевна Драничникова, детский оториноларинголог Татьяна Дмитриевна Сукало. Все эти люди сутками напролет, в ущерб своему здоровью, трудились над здоровьем тогда БУДУЩЕГО, а сейчас уже НАСТОЯЩЕГО нашей страны. — А где было более страшно работать — в Афганистане или в чернобыльской зоне? — В Афганистане было страшнее. Но и там, и здесь работа была очень важной. Я чувствовала, что нужна. Наверное, по инерции «прыгнула» из огня в полымя. Радиация ведь не стреляет. А человек живет только тогда, когда он востребован. Если твоя помощь нужна, не пугают никакие ужасы. Светлана ВОЛКОВА |
|