Главная
Гороскопы
Владимир Полупанов, «АиФ»: Володя, к своему юбилею вы выпустили новый альбом «Слова на бумаге». Очень похоже на название спектакля Гришковца «Прощание с бумагой».
Владимир Шахрин: Действительно есть схожесть. Поэтому когда у Жени Гришковца был день рождения, я ему написал поздравление и в конце приписал: «Извини, что не на бумаге и не на открытке». Мы долго не могли придумать название. Ничего в голову не приходило. Я задался вопросом: а что эти разные песни объединяет? И понял, что все они написаны на листочках бумаги. И музыка сделана не на компьютере. В оформлении альбома художник Александр Коротич использовал отсканированные черновики — из бумажных листочков с текстами песен сделал фигурки музыкантов и поджёг их. У меня дома хранится множество этих рукописей, рука не подинимается их выбросить. Это как старые струны, которые только недавно стал выбрасывать. Они, как и всё в СССР, были в жутком дефиците. Прошу прощения за сравнение, но я как блокадник хранил их годами. Было «голодное» время, когда все музыканты их ещё и варили.
— Зачем?!
— Когда струны начинали звучать глухо, их снимали и клали в кипяток. Таким образом весь жир от пальцев с них выпаривался. После кипятка они звенели как новые. Наше знакомство с Андреем Макаревичем состоялось в 1988 году на третьем фестивале Свердловского рок-клуба. На следующий день мы летели в Москву одним самолётом в эконом-классе и весь полёт разговаривали. Он сказал многое из того, что сбылось. Он говорил о том, что они выступали в Европе и Америке с концертами. Я ему: «Нам бы в Москву выехать, а Америка с Европой нам точно не светят». Макаревич меня обнадежил: «Да ладно, будет у вас и Америка, и Европа». Так и случилось. И сказал, что наша группа будет долго жить. В финале Андрей достал из сумки новые нераспечатанные струны для электрогитары «Ла Белла Рок-н-ролл» и протянул мне. Это был царский подарок. До той поры я даже в руках не держал новых американских струн. Я их распаковал, когда мы записывали альбом «Не беда».
— В одной из новых песен есть строчки: «Время придёт выбирать, с кем встречать рассвет и для кого петь. На что ты готов ради этого мира? На какой войне ты готов умереть?» Ты для себя ответил на эти вопросы?
— Я бы не стал эту песню петь, если бы не ответил. Мой мир — это моё ближайшее окружение: семья, друзья, музыка, город, в котором живу. Может, это звучит эгоистично, но в большей степени я готов отвечать за это. Понятно, что слова «война» и «мир» в припеве достаточно условны. Но я готов умереть за близких, детей и друзей. Кстати, школьники из Нижнего Тагила сняли на эту песню 4-минутный фильм про свой город. Там есть кадры, где на доске учитель пишет «Время пришло выбирать» и ставит знак вопроса. Получилось честно и трогательно. И главное — ты понимаешь, что 15-летние люди правильно тебя считали.
— Твой коллега Евгений Маргулис сказал мне в интервью, что с музыкантами лучше близко не знакомиться, чтобы не разочароваться. Согласен?
— Это же прописная истина: не хочешь разочароваться в своём кумире — не знакомься с ним.
— У тебя были такие разочарования?
— Конечно были. Миша Козырев (журналист телеканала «Дождь» — Ред.) рассказал хорошую историю, уже ставшую байкой. Расскажу, не называя фамилий. Большая компания, где были в том числе и известные музыканты, для новогодней вечеринки сняла загородный дом в Подмосковье. Миша Козырев пригласил туда свою маму. В первый вечер часть музыкантов под определёнными препаратами впала в эйфорию. Наутро мама говорит Мише: «Какой интеллигентный человек музыкант N. Мы с ним так здорово о поэзии поговорили. Он так красиво излагает свои мысли». На второй день этот же самый человек решил продолжить праздник текилой с водкой и довёл себя до скотского состояния. Стал гонять по всему участку свою жену, требую у неё ключи от машины, чтобы поехать в Москву. Она их не давала, потому что муж был пьян в стельку. В итоге музыкант поймал жену и избил. Мама говорит Мише: «Как это может быть? Вчера это был интеллигентнейший человек, а сегодня скотина». Сын ей ответил: «Ты помнишь советские времена? Когда "выбрасывали" дефицит, то в нагрузку давали какую-нибудь дрянь. То, что не нужно. Так вот, когда Господь раздаёт талант, а это дефицитная вещь, он в нагрузку даёт человеку какую-нибудь дрянь». Очень точно сказано. У всех есть свой «довесочек».
— У тебя тоже?
— Во-первых, я не считаю себя настолько талантливым. Мне кажется, когда Господь раздавал дары, он мне чего-то недодал. У меня больше от характера, упорства и повышенного чувства ответственности. Если берусь за что-то, стараюсь довести до ума. Во-вторых, такие вопросы лучше задавать людям со стороны. Я не был алкоголиком или наркоманом. Живу всю жизнь с одной женой. Никогда в жизни женщину не ударил. Дома не ругаюсь и не матерюсь. В коллективе вроде бы тоже пользуюсь уважением. Так что, видимо, эта история не про меня.
— Вы в группе действительно чересчур положительные. Да ещё и людям помогаете. Слышал, недавно собрали для больной девочки гигантскую сумму.
— У пятимесячной девочки из нашего города редчайшее генетическое заболевание СМА (спинальная мышечная атрофия). Их называют «смайликами» от названия болезни. Только одна фармацевтическая компания в Америке производит лекарство. Один укол стоит 2,5 млн долларов. Моя дочь попросила меня подключиться к этому, и мы начали сбор средств. Почему-то думал, что мы такие деньги не соберём. Не верил в успех, но участвовал. В результате горожане собрали порядка 80 млн рублей. И недостающие деньги дал владелец крупной компании. О чём это говорит? Несмотря ни на что мы ощущаем себя одной страной, единой нацией, и мы неравнодушны друг к другу.
— Нас только беда может объединить?
— Не только. У меня есть желание снять видеоролик ко Дню Победы. Взять в руки коробочку с орденами и медалями и сказать. У нас огромная страна. Что объединяет оленевода с Чукотки, пастуха из Дагестана, сталевара из Магнитогорска и музыканта с Урала? Вот эта коробочка с боевыми наградами Великой Отечественной войны наших дедов и прадедов. Я не сторонник разговоров, мол, хватит тратить деньги на парады Победы и милитаризацию. Мы тратим деньги не на милитаризацию, не для того, чтобы сотрясать перед всем миром оружием. А для того, чтобы эта коробочка с медалями имела ценность для всех нас. Да, это пропаганда. Но важно, чтобы мы её хранили и нас это объединяло в одну страну. К сожалению, музыка Чайковского не объединит меня, оленевода и сталевара. А коробочка с наградами сможет.
— Ещё одно доброе дело, к которому вы причастны, — строительство культурного центра в посёлке Малый Турыш. Как продвигается дело?
— В этом деле нашей заслуги не так много. Всё начала Гузель Санжапова, у которой бабушка и папа жили в этой деревне, где всего-то 25 домов и 56 жителей. Она решила доказать, что и там тоже можно жить и что-то делать. И начала поднимать эту деревню, собрав активных людей. Туда провели чистую питьевую воду, установили детскую площадку. Чтобы бабушки чем-то занимались, придумала производство. Когда сами сельские жители поверили, что у деревни есть будущее, они сказали: хотим песни петь, душа просит. Так родилась идея построить современный культурный центр, который одновременно будет выполнять функции и дома культуры, и библиотеки, и небольшой гостиницы, и производства. Гузель вышла на нас, рассказала идею. И мы приняли участие в самом начале. Пригласили пару молодых екатеринбургских групп. Привезли в Малый Турыш аппаратуру, поставили сцену на месте, где сейчас строится центр, и дали концерт. Делать большой рок-фестиваль там сложно с точки зрения организации. Мы обошлись малыми средствами. Продали ограниченное количество билетов в наш туровый автобус. Люди приехали из разных городов, то есть ещё купили билеты на самолет, заплатили за отель. Зато посмотрели всю нашу гастрольную жизнь. Мы приехали, выгрузились, поставили сцену, вместе пообедали и сыграли для них концерт. Были еще и местные жители, люди из соседних деревень. Мы тогда собрали деньги на фундамент для этого культурного центра. А потом был объявлен краудфандинг — можно было купить определенное количество досок и брусков для этого центра. Условно говоря, моих 100 досок там точно есть.
Гузель недавно прислала фотографию — уже стоит каркас этого центра. Местные жители раньше собирали ягоды, производили мед и сладости на продажу, а сейчас шьют для магазина «Ikea» подушки и текстиль. В магазине есть отдельный стенд «Сделано в Малом Турыше, ручная работа». Я давно убедился, что пословица «один в поле не воин не соответствует действительности». Именно один в поле воин. Бывает так, что именно один человек начинает великие дела. И он в состоянии сдвинуть всё с мёртвой точки. Понятно, что вокруг него потом появляются люди. Но идея, первый толчок — чаще это не коллективный разум, а один человек.
— Сколько таких Малых Турышей по всей стране. На всех активных девушек, как Гузель, не хватит. Наверно, проехавшись по Дальнему Востоку, вы убедились в том, что в маленьких населенных пунктах жизни совсем нет?
— Ну, мы же играем всё-таки в крупных городах, где обстановка не депрессивная. Мы проехались по 4 городам: Благовещенск, Хабаровск, Владивосток, Южно-Сахалинск. Все они мне понравились. Каждый со своей фишечкой, характером и лицом. Мы были в таком же туре лет 5 назад. И обратили внимание в этот раз, что везде есть позитивные изменения. В Благовещенске мы играли в новом зале, который находится в общественно-культурном пространстве, построенном по принципу Лас-Вегаса — крытый город с улицами, кафе, магазинами внутри. Гигантская территория. Мы приехали в субботу, все парковки заняты. Народу битком, жизнь кипит.
Благовещенск раньше был пограничным городом «в тупике», который, по сути, обслуживал потребность пограничного округа. А сегодня, поскольку на другой стороне реки находится город Хэйхе, это торговые ворота с Китаем.
— Сейчас, наверное, торговые ворота на замке в связи с эпидемией коронавируса?
— Но мы приехали на пятый день, как были закрыты границы. Жители Благовещенска готовятся к тому, что несколько месяцев будет очень тяжело. Потому что они сильно завязаны бизнесом с Китаем.
Мне показалось, что немного обиженными чувствуют себя жители Хабаровска. Потому что в начале 2000-х там была проведена реконструкция и у города появился столичный шик. Но когда на острове Русский построили университет, сделали мост, провели саммит, то эта столичность явно переместилась во Владивосток. Именно там бурлит активная общественная жизнь. А Хабаровск сегодня напоминает забытую брошенную жену. Во Владивостоке мы играли в отремонтированном цирке, который сделан как классический греческий амфитеатр. Идеальная площадка для концерта. Все-таки древние греки были не дураки.
Очень порадовал Южно-Сахалинск, в котором меньше 100 тыс. жителей. Городок вылизан, хорошо освещён, памятники приведены в порядок. Огромный парк полон людей с детьми. Я вышел погулять в парк, не удержался и снял на видео с комментарием: «Кто-то, может быть, видит здесь несчастных женщин, которые ради материнского капитала рожают рабов государству. А я увидел счастливых людей, которые родили детей ради своего удовольствия». Там очень хороший горнолыжный курорт, три крытых катка, большой спортивный комплекс с залами для гимнастики, борьбы и др. Когда мы там были, гостиница была полна иностранцев, потому что проходили соревнования паралимпийцев по зимним видам спорта. Это говорит о том, что для инвалидов есть инфраструктура.
Кстати, в этот раз мы не возили с собой аппарат, как это было раньше. Везде есть свет, звук, экраны. Все, что мы просили по райдеру (технические требования — Ред.), нам это поставили.
— Вы же не «Металлика». У вас требования попроще.
— Попроще. Но лет 5 назад эти города такой райдер бы не потянули. Мы, кстати, в этот раз серьёзно подготовились к туру. Нам помогал, в частности, Павел Брюн, почти 10 лет отработавший постановщиком в Цирке дю Солей (сейчас он в Театре Олега Табакова). Понятно, что мы не Цирк дю Солей, Павел ставил шоу с учётом нашей специфики. Получилось 2 варианта юбилейного концерта — для небольших площадок и для таких, как столичная ВТБ Арена, где будет чуть больше, солиднее, чем на других площадках.
Перед началом тура мы снимали в Москве большой клуб и три дня репетировали. Вешали звук, свет, экраны. Играли, останавливались, делали поправки. Для нас это был невероятный опыт. Три дня по 8–9 часов с перерывом на обед мы прогоняли программу по кругу. В этом был смысл, потому что с первого концерта ты уже точно понимаешь, что будет происходить на площадке. Концерты «Чайфа» — это, как правило, импровизационная история. У нас есть трек-лист, но мы можем поменять его, сыграть другую песню, быстрее или медленнее. А тут всё-таки мы связаны сценарием.
Наше шоу — это некая музыкальная история, в центре которой вымышленный персонаж Чайфер. Вначале он молодой и дерзкий, весь на противоречиях с окружающим миром, с самим собой. Поэтому первые 9 песен довольно нервные, жёсткие. Что для нас нехарактерно. А потом этот человек начинает искать гармонию в близких людях, воспоминаниях, нежных любовных отношениях. И в финале получается радостное путешествие — все наши хиты.
— Не альбомом ли «Стена» группы «Пинк Флойд» навеяно?
— Да, люди писали нам, что сама идея немного похожа на «Стену» «Пинк Флойд». У нас, конечно, не так глобально как у Роджера Уотерса. У нас лиричнее и проще, меньше эстетства, чем у «Пинк Флойд». Мы все-таки ближе к группе «Криденс» и «Зи Зи Топ».
— Сергей Мазаев называет вашу музыку кантри-роком. Согласен?
— Когда мы играли фан-зонах разных городов на домашнем ЧМ по футболу, иностранцы на нас так и реагировали: «О! Это же фолк-группа».
— В интонациях, мелодике ваших песен есть что-то народное, корневое, особенно в таких песнях, как «Не спеши», «Никто не услышит».
— Наверное. В тех песнях, где мы используем блюзовые стандарты, тоже основа народная. Блюз — это черный фолк. Кантри — тоже народная музыка, пришедшая в Америку из Англии. Да, можно сказать, что мы играем современную народную музыку.
— На одной из фотографий, размещенных в Инстаграм, ты стоишь с отцом Климентом. С ним связана какая-то история?
— Сергей Кривоносов, ныне отец Климент, был фронтменом группы «Овод» из Нижнего Тагила. Коллектив работал при Свердловском рок-клубе. Ребята потрясающе играли! Просто как «Лед Зеппелин». В какой-то момент ребята всей группой решили уехать во Владивосток. Может, решили, там до Америки недалеко, которую можно покорить. Но Америку не покорили, а Сергей крепко подсел на героин. И вера помогла ему избавиться от зависимости. В 2001 году он пришёл в Свято-Серафимовский мужской монастырь на острове Русский, который стал возрождаться. Начал служить регентом церковного хора. А сейчас он настоятель этого монастыря. Честнейший человек, искренне благодарный Богу за то, что смог избавиться от своих личных демонов. Я в этот раз не ездил в монастырь, был там года полтора назад. Летом там очень красиво. У отца Климента и гитара есть. И время от времени он на ней играет.
Мне показалось, что это настоящий священнослужитель, к которому стопроцентное доверие. Когда нам начинают говорить «Вы продались попам…», я отвечаю, что знаком с тремя священнослужителями. Один из них — отец Климент. Другой — действующий батюшка, вокалист в группе Евгения Горенбурга «Топ». И третий — тот, что служит в маленькой деревенской церкви в Карасьезёрском, которую мы с Володей Бегуновым (гитарист «Чайфа» — Ред.) помогаем восстанавливать. Больше никаких попов я не знаю. Есть разные священнослужители. Как есть разные музыканты. Одни честно делают свою работу, а другие чешут под фанеру.
— Ты никогда не жалел о том, что ввязывался в громкие истории, как с храмом В Екатеринбурге или с фестивалем «Шашлык Live»? Твои коллеги Юрий Шевчук, Вячеслав Бутусов, Константин Кинчев, Борис Гребенщиков ни в чем подобном не участвуют, ничего не комментируют. Может быть, так правильнее?
— Думаю, что и аудитория, информационное поле сегодня расколото. Самое страшное — люди друг друга не слышат. История со сквером это показала. Стало абсолютно очевидным, то те люди, которые приходили отстаивать сквер и были против строительства, ничего не знали о позиции тех людей, кто хотел там что-то сделать. Они варились своем информационном поле. Поэтому я очень хорошо понимаю своих коллег, которые отмалчиваются. Я и сам стараюсь не ввязываться никуда и ничего не комментировать. Мне казалось, что история со строительством храма — чисто городская история. Она изначально и была такой. Но неожиданным образом ее вынесли на федеральный уровень. История «горожане за сквер или за храм» стала вдруг «ты за народ или за власть?». Передернули карты, как шулеры. Если бы сразу было обозначено, что это политическое противостояние, я бы, конечно, не стал ничего комментировать.
— А если говорить глобально, у тебя есть ощущение, что пришло время какого-то глобального выбора?
— В нашей стране на моей памяти всегда были времена, когда надо было то-то или кого-то выбирать. Например, идти в уличную банду или рок-группу? Остаться жить в стране, в родном городе или уехать куда-нибудь. То, что на эти вопросы не могут ответить молодые люди, абсолютно нормально и даже правильно. Я прекрасно понимаю, что ещё 15 лет назад в истории со сквером я бы точно был на стороне тех, кто против. Просто из принципа. Когда молодые люди выступают с революционными требованиями, это можно понять. Все бомбометали, когда были студентами. Так устроен человек. А в каком-то возрасте ты пытаешься найти гармонию, опору, почву, на которой хочется достойно доживать свою жизнь. Я хочу закончить свою жизнь не на баррикадах, а в кругу благодарных близких людей: детей, друзей, внуков. И табличка на памятнике «он погиб на баррикадах, защищая свободу» меня не привлекает. Не хочу погибать за абстрактные вещи... Мир вообще несправедлив. Он таким и будет.
— 20 марта у вас в Москве грядет большой концерт. Есть страх, волнение перед большой площадкой?
— Хоть программа нами отрепетирована, визуальная часть сделана профессиональными людьми, которые понимают, что такое хорошее шоу, я всегда волнуюсь перед любым концертом, даже если это заказник на 100 человек. И мне нравится это состояние. Поэтому волноваться буду, но уверен, что все будет хорошо. Мы сыграем 28 песен. Два часа — основная часть концерта, и минут 15–20 на бис. Мы можем играть и дольше. Но… Я как-то спросил Бориса Гребенщикова: «А почему у вас концерты с антрактом?» Он мне ответил: «Публика у нас уже взрослая, им в туалет надо. Да и нам не помешает».