Невероятные белорусы. Как минчанка, потерявшая работу, проводит экскурсии, чтобы помогать животным
07.08.2020 09:02
—
Новости о Коронавирусе
|
Пандемия, потеря работы, смутное время в стране: в период больших бед очень просто забыть о бедах, которые, на первый взгляд, кажутся маленькими. Экскурсовод и волонтер Марина Головач рассуждает иначе: — Возможно, мы делаем маленькое дело. Но именно потому, что оно маленькое, мы в силах довести его до конца — и принести пользу. Экскурсоводом Марина была давно, а вот волонтером стала недавно. Когда поняла, что больше не может смотреть на бездомных кошек и больных котят в своем дворе. Оказалось, что помощь животным дело затратное не только эмоционально, но и финансово. Просить денег было стыдно. И тогда Марина нашла выход: обменять свои знания гида и способность увлекательно рассказывать интересные истории на пожертвования, которые позволят продолжить то, что для нее важно. — Прогуливаясь со мной по Минску, люди могут узнать о нем что-то интересное, а заодно помочь тем, кто живет в нашем городе без крыши над головой. Все, кто приходят на такую экскурсию, для меня благотворители и меценаты. И мы с вами, кстати, сейчас находимся в том месте, где тема меценатства особенно важна и подкреплена историческим опытом. Мы решили не упускать такую возможность — и на час стали туристами в собственном городе. Присоединяйтесь к нам: слушайте рассказ Марины про людей, чьи судьбы тесно связаны с площадью Независимости, и наш рассказ — про саму Марину, личность не менее интересную. История первая. Про меценатку, которая лишилась всего— Я всегда начинаю эту экскурсию с Красного костела, — рассказывает Марина. — Костел появился в Минске в начале 20-ого века, его очень не хватало городу: было много католиков, а храмов для них — мало. И когда костел наконец был построен, жить поблизости сразу стало очень престижно. К нему мы еще вернемся, а пока давайте обратим внимания на два здания, которые находятся рядом. Раньше здесь была окраина Минска с дровяными складами, но, как я уже сказала: после строительства костела район стал престижным, и здесь появились сразу два прекрасных доходных дома в стиле модерн. Первый этаж в одном из них занимала Мария Магдалена Радзивилл, одна из величайших меценаток нашей истории, чье имя надолго было забыто. Магдалена родилась в Российской империи в 1861-ом — в год отмены крепостного права, возможно, и это сыграло свою роль в том, какой прогрессивной женщиной она стала для своего времени. Родилась Магдалена в известной дворянской семье Завишы-Кежгайло, где ценили наши культурные традиции — дома говорили только на белорусском языке. Саму себя Магдалена называла «шляхцянкай беларускай». В 21 год она выходит замуж за испанского кронпринца Людвига Юзефа Красинского. Людвигу около 50, и через 13 лет брака он оставляет ее вдовой. Несмотря на то, что все состояние он завещал общей дочери Марии-Людвике, Магдалена не бедствовала. У нее было отцовское имение и прогрессивная жилка, которая позволила приумножить состояние. Магдалена могла себе позволить и зарабатывать, и тратить заработанное на помощь другим людям, ведь череда просящих никогда не уменьшалась. Она построила костел для белорусской общины в Лондоне, клинику в Минске, корпус для семинаристов в Вильнюсе. Она спонсировала одаренных студентов, которые поступали в Виленский университет, издание Нашей Нивы, книги белорусских писателей и поэтов — к примеру, первый сборник Максима Богдановича. И это далеко не полный список! В 1904-ом году Магдалена знакомится с мужчиной, который поддерживает ее во всем и также проникнут идеей белорусского национального возрождения. Это Николай Радзивилл — старший ребенок в семье, наследник и воин, который уже успел проявить себя в русско-японской войне. Через два года, несмотря на кривотолки, они женятся — и их перестают принимать в высших кругах общества. Почему? Потому что Магдалене было 45. И общество, которое и так считало ее не ровней мужу в социальном плане, никак не могло одобрить брак, в котором не будет наследников. Это не повлияло на союз Николая и Магдалены — он был счастливым. Вплоть до первой мировой войны, когда Николай был убит на поле битвы. Магдалена осталась одна. До революции она жила в Минске, а потом сменила несколько стран, где искала пристанище — Польша, Литва, Германия. Когда там начались пронацистские настроения, она переехала в Швейцарию, где и прожила до самой смерти в 1945 году. Магдалена была очень бедна — потеряла все имения и доходы. Но все равно до последних дней получала письма от просителей. Сохранилась даже ее переписка с одним из них, где Магдалена пишет: «Пан Бог, наверное, шутит надо мной и не знает, что все мое состояние осталось за большевиками. Тех немногих денег, что у меня есть, едва хватает на пансион моих старых слуг». То есть, даже в бедственном положении она не могла оставить без помощи слуг, которые больше не могли работать и обеспечивать себя. Будучи глубоко пожилой женщиной, у которой не осталось средств, она все равно делала добрые дела: живя при монастыре, обучала сирот и вязала для них теплую одежду. Магдалена Радзивилл покоится, как она и хотела, в Минске — правда, воля ее свершилась только в 2018-ом году, когда ее останки были перезахоронены в костеле Пресвятой Троицы (Святого Роха) на Золотой Горке. История вторая. Про шпионские игры, террориста и «убийцу века»— После прихода большевиков к власти, эти два здания (Марина показывает на те самые доходные дома у костела) были объединены — их отдали под административные кабинеты и квартиры большевистской номенклатуры. В одной из таких квартир в 1924-ом году произошла загадочная история: здесь был задержан известный террорист Борис Савинков. Борис родился в семье с революционными настроениями: отец боролся с царским режимом и закончил жизнь в сумасшедшем доме, брат был репрессирован. Утратив веру в мирные способы борьбы, Борис пришел к террору. Он имел политический вес, был лично знаком с Черчиллем, владел иностранными языками, а еще часто менял псевдонимы и внешность. Поймать эту незаурядную личность было совершенно невозможно. А он, за то время, пока его пытались вычислить, успел принять участие в организации убийств министра внутренних дел Плеве и московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича. После большевистской революции Борис отбыл в эмиграцию и осел в Польше, где организовывал политические диверсии против большевиков с Юзефом Пилсудским. Например, они засылали в крестьянские колхозы агитаторов, которые провоцировали крестьян на восстание против советской власти. Шансов свергнуть власть было мало, но большевикам они досаждали. Неприятно было людям. (Смеется.) Было принято решение ликвидировать Савинкова и план, в котором не обошлось без предательства. На связь с Борисом выходит представитель минской группы сопротивления большевикам, говорит, что они успешно провели уже несколько операций, приглашает Бориса приехать. И делает это так убедительно, что осторожный Борис вместе с супругой приезжают в Минск, где на явочной квартире, в этом самом доме, у него должна состояться встреча с группой. Они с женой завтракали, когда в квартиру ворвались 20 чекистов. Его задерживают без единого выстрела и переводят на Лубянку. Бориса пытались вербовать — шли на уступки и разрешали даже встречи с женой на правительственных дачах. Но, видимо, психологическое давление было мощным, так как в 1927-ом году он выбрасывается с 4-ого этажа, предварительно отправив письма соратникам и старой маме. Он пишет, что нет власти лучше Советов, и он раскаивается в том, какой жизненный путь избрал. Но говорят, что в письме был шифр, который подсказал маме Бориса, что написано все это под принуждением. А еще говорят, что Борис не сам выбросился из окна — он, как минимум дико боялся высоты — а ему помогли. Именно о нем пишет Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ», вспоминая, что на зоне ему довелось услышать рассказ чекиста, который хвастался тем, как он и трое его подельников выбросили Савинкова из окна за то, что тот не кололся на допросах. Марина отмечает, что шпионские игры на площади Независимости этой историей не заканчиваются. Через 36 лет в центре детективной истории окажется гостиница «Минск», где жил Ли Харви Освальд — единственный подозреваемый в убийстве президента Кеннеди. — Ли Харви разочаровался в капитализме и буржуазном строе во время службы в армии. Он уверовал в то, что социализм — единое благо, и мечтает приехать в СССР. Освальд обращается за политическим убежищем, но кажется не надежным товарищем — и ему отказывают. Зато приглашают на экскурсию в Москву, где он снова требует, чтобы его оставили в Советском Союзе. После очередного отказа впечатлительный Освальд предпринимает попытку суицида, но его спасает горничная. Его помещают в психиатрическую больницу, а вопрос гражданина Освальда по новой рассматривают самые высокие инстанции. Решено, что раз человек готов был пожертвовать жизнью ради Союза, можно предоставить ему убежище. Когда Ли Харви выходит из больницы, его отправляют в Минск — город приличный, но не такой опасный как Москва — работать слесарем на радиозаводе. Первые месяцы своей минской жизни Освальд проводит в гостинице «Минск» в 433-ем номере, работает из рук вон плохо, но зато заводит дружбу со студентами иняза. Те первый раз в жизни видят живого американца — да еще и при деньгах, готового подарить настоящие джинсы. Любопытно, что и обожающие его студенты, и коллеги по цеху, которые терпеть не могли Освальда за лень и матпомощь от государства, сходятся в одном: он не мог совершить то, в чем его обвиняют. Не слишком умный, мягкотелый, безалаберный — и вдруг «убийца века»? А дело было так: в Минске Освальд начинает скучать — получку, которая более чем в 5 раз превышает доход обычного рабочего, просто некуда тратить. Он жалуется в своем дневнике, что тут у нас ни боулинга, ни ночных клубов — только профсоюзные танцы. Ли Харви женится на белоруске, столько же нацеленной на эмиграцию, как он сам когда-то, и получает разрешение на то, чтобы вернуться в США. По приезде они быстро разводятся, и Ли Харви остается в Техасе — том самом штате на юге США, где и был убит любимейший американцами президент Джон Кеннеди. Ли Харви работал в типографии, расположенной в одной из шести высоток на въезде в центральную часть города Даллос. В этой типографии он и был пойман с поличным и винтовкой. И якобы именно его выстрелы привели к смерти президента. Впоследствии исследователи сомневались и в том, что Освальд владел столько отточенными навыками стрельбы, и в том, что он в принципе сделал те самые выстрелы — этому противоречило то, в какую сторону откинулась голова Кеннеди. Однако узнать правду нам уже не удастся, ведь через два дня после задержания Ли Харви был убит выстрелом в живот прямо в полицейском участке. На этом расследование прекращается, так как только в штате Техас действует закон: если обвиняемый в убийстве не может сам отстаивать свою честь в суде, судебное слушание проводиться не может. Смерть Кеннеди до сих пор остается загадкой, вокруг которой вьется масса конспирологических теорий, но факт: в 60-ых история Америки навсегда влилась в историю Минска. История третья. Про самую известную девочку Советского Союза и ее любовь из Минска— Как зовут эту девочку? — Марина показывает портрет и заранее смеется, предчувствуя наш ответ — «Алиса Селезнева!». — Нет, зовут ее Наталья Гусева, но для всех она, конечно, была Алисой, любимейшей в СССР девочкой. Любима она была и 16-летним белорусским мальчиком Денисом Мурашевичем. Однажды Денис услышал по радио, что Наташа приезжает в Минск, где снимется в серии фильмов. Он не растерялся, позвонил на Беларусьфильм и представился журналистом молодежной газеты. Сказал, что хочет взять у Натальи интервью. Там ему ответили, что график у Натальи плотный, от съемочного процесса ее отвлекать не будут, но, мол, попробуйте позвонить в гостиницу Минск, где она остановится — попытайте счастья. Бинго! Друзья Дениса, такие же отчаянные парни, как и он сам, идут на завод «Горизонт» (который до этого был радиозаводом, где работал Ли Харви Освальд!) и добывают там большую картонную коробку. Укрепляют ее фанерой, чтобы не развалилась в пути, и «запаковывают» Дениса. Так как прямо напротив гостиницы был Главпочтамт, сотрудникам «Минска» не показалось странным, что артистке Гусевой принесли такую большую посылку от поклонников. Правда, сказали: «Такую огромную — сами тащите!». Да с удовольствием! Бабушка, с которой приехала Наташа, покупает сувениры в ГУМе, сама Наташа в растерянности… «Ну, мы поставим и пойдем, ладно?», — говорят ребята. Она кивает, сокрушаясь: «Как же мы с бабушкой ее повезем…» … Через час, когда напуганные друзья Дениса, у которых к тому же осталась его верхняя одежда и обувь, позвонили по телефону в номер Натальи Гусевой, бабушка со смехом сказала, что юный влюбленный пьет чай — приносите обувь, забирайте своего друга. Но самое интересное было потом: ребята начали переписываться, встречаться, а повзрослев, поженились и стали родителями дочери Алеси. История четвертая. Про то, как Эйнштейн хотел в БГУ работатьМарина предлагает обратить взгляд на главный корпус БГУ — и рассказывает: — Представьте себе: в 1931-ом году Альберт Эйнштейн мог стать преподавателем факультета физики и математики БГУ и членом Академии Наук БССР. Больше того, он сам об этом ходатайствовал. А началось все с его знакомства с необыкновенной личностью — Яковом Громмером, выходцем из Бреста. До 26 лет Яков не изучал ничего, кроме Торы, и готовился стать раввином. У юноши был серьезный физический деффект — он страдал акромигалией, проще говоря, гигантизмом. Непропорциональное тело, круглая голова, тяжелая челюсть. Чтобы стать раввином, Якову нужно было жениться на дочери раввина старого. Однако девушка наотрез отказалась выходить замуж за мужчину с такими особенностями внешности. Яков обижен, он разрывает свои отношения с религией и уходит в науку, не имея при этом даже среднего образования. Тем не менее, он уезжает в Швейцарию и получает там ученую степень! Причем известные математики выступают в его защиту, отмечая необыкновенные способности этого человека. Яков остается в Европе и попадает в ассистенты к Эйнштейну. Альберт был человеком гениальным и трудным — ассистентов он менял как перчатки. Громеру же удалось продержаться рядом целых 13 лет! Тем не менее, в 30-ые годы Громмер вынужден покинуть учителя и уехать в Советский союз — он не выдерживает претеснения евреев, унижения и угроз. Приехав, он в восторге пишет Эйнштейну: «Здесь нет антисемитизма! Здесь тотальное равенство и толерантность». Поясню, почему ему так казалось: вплоть до 1936-ого на нашей территории действительно сложилась беспрецедентная ситуация. Здесь было равенство четырех языков: белорусского, русского, польского и идиш. Евреи чувствовали себя свободными людьми, чью культуру уважают. Эйнштейн, уже попавший под гнет нацистов, объявленный врагом Гитлера номер один, под большим впечатлением от писем своего ассистента. Он ходатайствует к ректорату БГУ о том, чтобы ему разрешили приехать и заниматься тут научной деятельностью. Ректорат принять такое серьезное решение не готов — ведь Эйнштейн неблагонадежен и не раз высказывался против коммунизма. Гикало тоже отказывается взять на себя ответственность и запрашивает телефонный разговор со Сталиным. Так, решение принимает именно он. Сейчас трудно подтвердить эти слова, но говорят, что в трубке прозвучало: «Пусть этот сионист играет на скрипке при своей синагоге». Увы, Эйнштейн нам не достался, а Громмер умер своей смертью в 33-ем году — к счастью для него, потому как вскоре Минск ждала нацистская оккупация и холокост. История пятая. Про (не)любовь еврейской девушки и немецкого офицера— Кажется, я могу проводить отдельную экскурсию только про Дом Правительства, — смеется Марина. — Сейчас не буду, но дайте хоть один факт скажу: в 1937-ом году наш Дом Правительства выиграл на международной выставке в Париже гран-при в номинации «лучшее административное здание в мире». Дело в том, что стиль конструктивизм, в котором оно построено, считали на Западе едва ли не единственным серьезным достижением СССР. Это выдающееся здание стало свидетелем Великой отечественной войны и оккупации Минска: здесь разместили вспомогательные службы люфтваффе с радиорубками на крыше. А на котельную, расположенную в этом же здании, пригоняли работать евреев из минского гетто. Здесь и случилась история любви между юной еврейкой Ильзой Штайн и офицером Вилли Шульцом, который был старше на 30 лет. Он заметил Ильзу на службе, начал уделять ей особое внимание, приносил дополнительный паек и суп из офицерской столовой. А однажды и вовсе спас жизнь: зная, что готовятся погромы в гетто, задержал рабочие колонны евреев в Доме правительства. Так как в Минске был установлен комендантский час, они уже не смогли покинуть здание — и избежали смерти. Такие поступки не могли оставаться незамеченными: на Шульца поступают донесения о том, что он состоит в связи с еврейкой. Опытный офицер понимает, что если не начать действовать прямо сейчас, он не спасет ни возлюбленную, ни себя самого. Шульц вступает в сговор с еще одной узницей гетто Леей Гудкович, муж которой состоит в партизанском отряде. Просит: «Если нас примут, я организую побег для тебя и Ильзы». Партизаны соглашаются помочь, только если он спасет 20 человек — и Шульц идет на это. Он достает документы о том, что увозит евреев на заготовку дров, убивает водителя, а сам направляет грузовик в лес, где прячутся партизаны. Шульца и Ильзу переправляют в Москву, но вместе им быть недолго. Через некоторое время Ильзу переправляют в Биробиджан, а Шульц через полгода погибает в тюрьме — по официальной версии, от менингита, по версии очевидцев тех событий — под пытками. По этой истории любви снят фильм «Еврейка и капитан». Но была эта история про любовь или про жертву, которая искала спасения? Уже внук Ильзы, рожденный от дочери, которая появилась во втором браке, студент исторического факультета пишет эссе о жизни бабушки. Оно заканчивается признанием, которое бабушка сделала перед смертью: она ненавидела Шульца всю жизнь, но пошла на это, чтобы спастись. История шестая. Про дерево, на котором осталась всего одна ветка— Как и обещала, в конце экскурсии мы вернулись к Красному костелу, — говорит Марина. — Зданию, которое сегодня особенно нуждается в нашем внимании и защите. Ведь костел сейчас стал предметом спора между государством в лице «Минской спадчины» и парафией, которую обязывают уплатить налог на землю — и сумма эта просто неподъемная. И в этом контексте история о том, как костел Симеона и Елены появился у Минска, особенно важна. В 1906-ом году представитель древнего шляхетского рода Эдвард Войнилович смог получить согласие императора на строительство костела, а это было очень трудно: Российская империя считала западную веру чем-то сепаратистским и запрещала строительство западно-европейских храмов. Но у Войниловича был большой личный стимул получить это согласие. В его семье умирают оба ребенка — 12-летний Сымон и 19-летняя Алена. Войнилович писал, что после их смерти он почувствовал себя единственной ветвью дерева, которое некогда было могучим и раскидистым. Он принимает решение вложить все родовое состояние в строительство храма, освященного в честь святых покровителей его детей. Храм был построен с использованием самых дорогих и качественных материалов, например, кирпичи привозили из Ченстоховы, духовного центра Польши, а медная крыша была заказана в Кракове. Потрачено на нее было около 300 тысяч рублей серебром. Для сравнения — шуба в то время стоила 8 рублей, а работа французского гувернера — 45 рублей в год. Храм построили в короткий срок, уже в 1910-ом он был освящен, а дети были перезахоронены в крипте храма. Но культовым учреждением ему удалось побыть всего 8 лет. Костел закрыли после прихода большевистской власти, и вместо храма здесь открыли театр. Останки Сымона и Алены были просто выброшены. Есть ужасные и, подчеркну это, не подтвержденные документально, воспоминания о том, что комсомольцы играли их черепами в футбол. Ночью верующие собрали останки и перезахоронили их на Кальварийском кладбище. К сожалению, и там они не нашли покоя. Часть кладбища была отрезана под жилую застройку, могилы снова были утрачены. Войнилович эмигрировал в Быдгощ — город недалеко от Гданьска — и ничего не знает об этих событиях. Там он и умирает в 28-ом году, утратив свое состояние и политический вес. При этом он остается меценатом, даже не имея денег: открывает сиротский приют, где сам преподает. Последняя воля Войниловича: похоронить его вместе с детьми у построенного им костела. Желание Эдварда было исполнено только в 2006-ом году: его останки привезли в Минск и перезахоронили у статуи Христа Спасителя около Красного костела. История седьмая. Про экскурсовода Марину, которая своими силами делает город лучшеПосле экскурсии мы с Мариной пьем кофе, а рядом танцует ее собака, дворняга Макс — думает, что к кофе полагается булочка. Оба они, и Марина, и Макс, преисполнены оптимизма — хотя казалось бы… — Да, я осталась без работы, но вы не пишите, пожалуйста, что я в отчаянии, — просит Марина. — Я ведь не голодаю. Да, скучаю без работы, пытаюсь ее найти, но пока ситуация не критическая. До этого я работала в туристической компании. Пришла туда после истфака БГУ: я отучилась на кафедре этнологии, музеологии и истории искусств. А еще закончила курсы экскурсоводов, и поняла, что именно экскурсии приносят мне особенное удовольствие. Некоторые я готова проводить бесплатно — настолько эти темы для меня самой интересны и важны. Например, минское гетто и Тростенец. Надеюсь, что запросов на экскурсии станет больше. Они, конечно, и сейчас есть, но пока у меня не выходит сделать это постоянным источником дохода. Возможно, просто не хватает смелости и поддержки. Так как специализация Марины — история искусств — мы не можем обойти в разговоре изъятую коллекцию картин Белгазпромбанка. Героиня признается, что для нее это событие стало личным потрясением: — В детстве я часто проводила время в Витебске у своей тети. Мы ходили в музей Шагала, и тот факт, что его полотен там не было, только открытки и магниты — казался мне странным, неправильным и несправедливым. Ты видишь картины наших мастеров по телевизору, но не можешь познакомиться с ними лично, увидеть воочию. Поэтому, когда полотна Шагала, Бакста, Любича, Сутина появились в Беларуси — это был прорыв и большая радость для меня. Я всегда просила туристов, чтобы они нашли время и зашли в галерею Арт-Беларусь. Когда картины исчезли, я сама пришла туда — в галерею с пустыми стенами. Мне важно было запомнить это. Было ощущение, что история пишется прямо сейчас. И, видимо, не только у меня. В этот период мы вместе с друзьями отправились в Смиловичи, в музей «Пространство Хаима Сутина». Картин там тоже уже не было, осталась только одна — полотно Шраги Царфина, личный подарок Виктора Бабарико музею. Так вот: несмотря на пустые стены, экскурсовод Светлана Яковлевна, узнав о нашем приезде, специально вышла из отпуска. Провела для нас двухчасовую экскурсию, рассказывая о картинах, которые мы не видим, и не взяла денег. Думаю, мы расскажем об этом своим детям — и я надеюсь, что к этому моменту картины вернутся на место. Расскажем, что был момент, когда искусство стало заложником. — Вы, наверное, уже слышали о том, что сейчас не время думать про котов? — Конечно, слышала. Но я не согласна с этим. Все взаимосвязано. В любой трудной ситуации мы можем выстоять, только если будем обращать внимание на тех, кому хуже, чем нам, и держаться вместе. Вот смотрите: коронавирус, у врачей нет средств защиты. Кто им помогает? Люди, которые объединились ради общей цели. Дети со СМА нуждаются в дорогостоящем лечении. Кто собирает на него эти баснословные деньги? Опять же — не государство, обычные белорусы. Увольняют людей за их позицию, за то, что они говорят то, что думают — кто помогает их семьям? Те, кому не все равно. И, кстати, во всех обозначенных ситуациях это обычно одни и те же люди. Не самые богатые, не самые сильные и не самые здоровые. Просто они готовы подставить плечо. И сделать это гораздо проще, когда видишь, что ты не один. Вот и наш двор тоже стал объединяться вокруг проблемы бездомных котов. Мы, такой кошачий попечительский совет, стали друг друга замечать, знакомиться, искать решение проблемы. И наконец кто-то сформулировал: «А не стерилизовать бы их?». Только тот, кто пробовал, знает, как это трудно. Словить кошек, которые дичатся, отвезти на операцию, а после найти передержку, где животное сможет восстановить силы. Но когда нас много, справиться легче. После того, как я расклеила объявление, соседи начали отзываться. Кто-то согласился помочь с отловом, кто-то поделился клеткой, кто-то выделил место под передержку в своем гараже. Даже сосед, которого бабушки называют «бандит-Володя», согласился подежурить возле «котоловки» — и стоял там около часа. Притормозила нас только финансовая проблема: у нас двор бабушек, а с их пенсиями не всегда есть деньги на хлеб, не то что на оплату ветеринара и корма. Я сидела без работы, а просить деньги просто так у людей в Сети мне было ужасно неловко. Просто не хватало духу это сделать. И вот сижу я ночью на кухне, плачу, обняла своего кота Жорика, чтобы плохо было не только мне, и понимаю: я же могу продавать свои знания! — Люди сразу откликнулись? — Да, меня здорово поддержали. Кто-то заказывал экскурсию, а кто-то просто делился опытом. Людям, на самом деле, невероятные вещи удаются: стерилизовать десятки кошек, построить столько же будок для щенков — и все своими силами. Были и очень смешные письма: писали, что женятся на мне за мое доброе сердце. Я показала мужу, мол, ты вот жалуешься, что я сумасшедшая кошатница, а людям такое нравится. (Смеется.) Был и негатив, конечно. Писали, что я лишаю кошек радости материнства. А еще, что я не знаю, наверное, про существование онкобольных детей и хосписов. Я про них знаю, конечно, и, сколько есть у меня свободных денег, всегда перевожу. Одно другому не противоречит, да и будем откровенны: спасти онкобольного ребенка я не в силах, а больного котенка — могу. Так почему же от этого нужно отказаться? — Скольким животным удалось помочь? — На сегодня я стерилизовала трех кошек и забрала с улицы девять котят. Многих пришлось лечить, и двое из них еще не нашли свой дом. Сначала они, конечно, шипели и прятались, а теперь совершенно компанейские ребята. Они добрые, смешные и немного нелепые — таких обычно больше всего и любят. (Улыбается.).
|
|