Мозырский «сказочник»

Источник материала:

Жизнь, которая идет по спирали

Краевед Александр Бобр знает множество исторических фактов, легенд и преданий. Он заведует музейным делом в Мозыре и часто завораживает рассказами о родной земле телезрителей и радиослушателей. Мозырянам такие передачи нравятся. Бывает, даже на улицах узнают Александра Григорьевича, останавливают и просят рассказать «об этом здании или о том переулке»…

“Мозырь дышит историей”
Детство краеведа прошло в живописнейшем районе города -- Соловьевке. Своеобразном заповеднике, где самым большим домом был двухэтажный. Зато неподалеку располагалось все, что может привлечь юного следопыта: набережная Припяти, Пилиповский сад, цистерианские монастыри -- женский и мужской, помещичья усадьба. Даже школа занимала три старых деревянных корпуса. Один из них когда-то принадлежал секретарю Распутина -- мозырянину Симоновичу.
Наверное, на подсознании это и определило выбор профессии. “В Мозыре все дышит историей”, -- замечает Александр Бобр. Поначалу он, правда, видел себя военным -- как дядя-полковник, который шесть лет жил на Кубе и был советником Фиделя Кастро. Потом пошел в политехнический, полтора года проучился и понял, что ошибся. Тогда и поступил на истфак БГУ. Диплом защищал, конечно, по истории Мозыря -- эта работа вошла в десятку лучших в Советском Союзе.
Александр Бобр начинал работать в сельской школе. Перешел в краеведческий музей научным сотрудником, потом стал его директором. Лет тридцать изучал архивы: минский, московский, ленинградский, сотрудничал с Академией наук и “Салтыковкой”. Связи -- с Краковским и Варшавским университетами. Теперь же историк курирует музейное дело в городе: “Работы много. Архивы постоянно разбираются, пополняются, появляются новые сведения. Мне иногда не хватает времени. Я бы сделал ставку на молодежь…”
Кладоискатели
«Когда-то и мы были молодыми -- лазали, искали, -- рассказывает Александр Бобр. -- Обнаружили остатки архива мозырской полиции, первой советской милиции. Практически все наши находки переданы в краеведческий музей. Мы же работали для того, чтобы потом рассказать, показать людям».
В свое время краеведы нашли три монетных клада на территории города. Хранились они в мозырской земле со времен Речи Посполитой. «Беларусь занимает первое место по ежегодным находкам монетных кладов, -- делится Александр Бобр. -- Слишком трудная судьба была у нашего народа, он сначала копил, а потом прятал…»
Началось все в 1978 году на Соловьевке. Улица там расположена у подножия холма, а наверху -- огороды. Александр Григорьевич вспоминает: «Пришел мой друг детства и показывает две монеты начала XVII века, билоновые -- серебряная фольга сверху, а внутри медный сердечник».
Оказывается, заметили их, когда копали картошку. Плугом подцепило горшочек, и монеты растянулись по огороду. «Краеведы, свистать всех наверх! -- весело продолжает историк. -- И в ноябре мы всю землю с этой грядки -- «сотки» три-четыре -- перебрали пальцами». Удалось найти еще 23 монеты и остатки горшочка.
Второй клад обнаружили за речкой, на левом берегу Припяти. Там когда-то стоял хутор. В 1979 году был весенний паводок, вода поднялась почти на шесть метров, затопила прибрежные деревни, даже часть городских улиц. А летом, когда сошла, мозырянин -- из отдыхающих -- случайно наступил на монетку. Та лежала на самой поверхности. Естественно, он тут же все перекопал…
«Мы узнали об этом через неделю, но решили все же наведаться туда, -- говорит Александр Бобр. -- А за это время найденные монеты успели разойтись от Владивостока до Калининграда. Моментально. Нумизматы -- народ четкий, между собой связанный».
Александр Григорьевич считает этот клад одним из самых неудачных. Ведь ценится именно полнота находки: чтобы можно было составить описание, понять, откуда монеты пришли и какого достоинства были. Но тем не менее краеведы не привыкли унывать. Сделали деревянный лоток, прикрепили снизу сетку, вооружились лопатами и отправились промывать песок по берегу, на расстоянии метров пятидесяти. 244 монеты они нашли дополнительно к тому, что уже было утеряно!
Последним кладом Мозырь поделился в марте 1985 года. Возле стадиона «Юность» прокладывали теплотрассу. Ковш экскаватора зацепил промасленную тряпочку, из которой посыпались монеты. Третья находка сохранилась полностью. «Добросовестный попался товарищ, сразу сообщил нам, -- благодарно отзывается о рабочем краевед. -- Мы взяли там 987 монет».
И все же самая ценная для Александра Григорьевича -- из всех экспонатов краеведческого музея -- «мозырская мадонна». Уникальная находка случилась на горе Коммунаров. «В 1982 году на окраине зоны раскопок мы нашли керамическую пластинку, изразец. Сохранился он на три четверти. Казалось бы, в Беларуси эти изразцы на каждом шагу встречаются. Но одна особенность: привычен геометрический орнамент, а на нашей мозырской плитке изображена женщина в парадной одежде конца XVI века». Это единственная в Беларуси находка подобного рода. Что-то похожее обнаружили при раскопках башни Гедимина в Вильнюсе. Но плитки не идентичны.
Возможно, скоро в краеведческом музее появятся новинки. В районе мебельной фабрики в 1941 году был спрятан архив, который не успели вывезти. А недавно во время ремонтных работ там обнаружили подземный ход. В старые времена все служило военным целям и делалось довольно просто. Рылась траншея, обкладывалась «пальчаткой» -- крупным кирпичом (XVII--XVIII). Делался свод, сверху все засыпалось, задерновывалось, и через пять лет -- попробуй найти следы…
Пока вход в туннель замуровали. Чтобы исследовать подземелье, нужна специальная подготовка. Спертый воздух, обвалы могут стоить жизни любопытным.
“Экополис”
Это особый тип школы. “Экополис”, который возглавлял Александр Бобр, был единственным учебным заведением подобного рода в Беларуси. Экологический город -- но здесь речь идет скорее об экологии души.
Идея принадлежит москвичке Марии Ролик. Потом она продала ее ЮНЕСКО -- и многие страны подхватили. В Беларуси программу приняли на республиканском уровне. Курировал ректор Национального института образования. На базе школы состоялось два международных семинара. Мария Ролик, когда приезжала со своими ребятами, заметила: мозыряне пошли дальше остальных.
Эта система, можно сказать, безотходное педагогическое производство. Родительская школа -- замкнутый цикл образования. “То есть сначала мы учим родителей, -- поясняет Александр Григорьевич. -- Женщина только узнала, что будет матерью, -- мы уже берем ее на учет. Проводим консультации, начиная с медицинских, заканчивая педагогическими”. Дети идут в школу, заканчивают ее и, сами становясь родителями, продолжают обучаться, водят туда своих детей, а потом и внуков.
Это школа-театр. Обучение ведется через игру. Школа психологии -- одну из важнейших ролей в процессе обучения и воспитания играет психолог. В мозырском “Экополисе” на два класса был один специалист, который присутствовал на уроках, следил за состоянием детей. Урок мог длиться от 15 до 45 минут. Как только дети начинали уставать, становились невнимательными, занятие прекращалось.
“В девятом классе мы давали уже двенадцать специальностей, -- рассказывает Александр Бобр. -- Часовой мастер, сапожник, автослесарь, продавец, даже зубной техник -- было оборудование. Это диктовлось жизнью, мы же начали работу в 1993 году”.
“Экополис” -- целая система. Начинается все, конечно, с детского сада. Была также своя станция юннатов: опытный участок, свинокомплекс, огород. Там городские дети получали агроспециальность. В эколого-биологическом центре проводились занятия по интересам. Американские, немецкие преподаватели читали лекции. Специальная концепция занятий вырабатывалась доктором наук.
“Мы работали только четыре года. Не успели закончить полный цикл, -- с сожалением замечает Александр Григорьевич. -- Трудно сказать, почему программа сорвалась. Для того чтобы экополисная система заработала, в нее нужно включать новые резервы -- как капитал, который должен постоянно работать, а не лежать в чулке. Сначала городские школы, потом сельские… По всей республике. Путь реализации сложный”.
Но первый опыт все же был удачным. Приезжали сотрудники Национального института образования, чтобы протестировать ребят из “Экополиса”. “Показатели наших малышей в детском саду и начальных классах были на 15--20 процентов лучше, чем в минских школах, -- замечает Бобр. -- В садике они уже разговаривали на бытовом уровне на двух иностранных языках. Процент поступления -- очень высокий и стабильный”.
У москвичей опыт был не столь удачным. Они ввели систему только в детских садах. А потом не знали, что делать с этими детьми. По уровню развития шестилеток нужно было брать сразу во второй-третий класс. У мозырян таких проблем не было.
Сейчас интерес к “Экополису” возрождается. Есть энтузиасты. Все материалы, документы сохранились. Александр Бобр уверен, что будущее за школой этого типа: “Ничего не пропадает. Жизнь действительно развивается по спирали и хорошее не забывается. Рано или поздно люди возвращаются к тому, что было полезно, и двигают идею дальше -- это и есть прогресс”.
Ирина Бабич.
НА СНИМКАХ: историк Александр БОБР; в историческом центре города когда-то каждую песчинку перебрали руки мозырских краеведов.
Фото автора.