О шароварах без шуток

Источник материала:

О шароварах без шуток

Некоторым артистам слово «шаровары» настолько стоит поперек их «самоидентификации», что после того, как я его произнес, меня попросили поговорить с ними о чем–либо другом. Другого было навалом, но, опасаясь, как бы и остальные мои вопросы не вызвали в людях аналогичной реакции, я решил отложить беседу до лучших времен. Интересно, когда это о широких штанах можно будет говорить с представителями шоу–бизнеса открыто, во весь голос?..

За всю свою сознательную и бессознательную жизнь в шоу–бизнесе сорванных по разным причинам интервью у меня было не так уж и много. Особняком — мои пересечения с Эдуардом Семеновичем Ханком, с которым я сделал 5 материалов, но ни один из них так и не был опубликован. Впервые мы с ним разговорились в пору пребывания мэтра на гребне волны, когда о своей теории в этой области он вещал с маниакальностью отставного композитора, когда–то очень популярного. Ханок еще раз прошелся по Антонову, которого до того в иных своих высказываниях он уже «укатал» в асфальт на Абрикосовой улице, отказав Юрию Михайловичу в творческой состоятельности, отвечающей моменту. Даже развил тему, водрузив символический вербальный памятник на месте «погребения». Когда же автор ледяного потолка ознакомился с текстом, который я принес ему на визирование, настроение мастера переменилось. «Нет, — заявил он мне и отхлебнул редакционного чая. — Антонов теперь неактуален. Записывай». И диктофон два часа писал размышления не самого последнего в Союзе мелодиста о юности и зрелости. Отдельным пунктом в воспоминаниях шел абзац, посвященный Игорю Лученку. Ничего обидного в том абзаце не было. Ханок слегка поюморил в адрес многолетнего друга, сдобрил, видимо, точными характеристиками, остановился на песнях коллеги, тоже, впрочем, не рубя с плеча. «Не пойдет, — через пару дней объявил человек, подарившей Алле Пугачевой «Волшебника–недоучку». — Ты точно все записал?» «Точно». «Н–да, — не удивился Ханок. — Вот что. Лученок неактуален. Меня беспокоит...» И диктофон, вздохнув, сам собой нажался на кнопку «Запись». Полтора часа в общем осмыслении бед на белорусской эстраде пролетели незаметно. Осмыслены были гг. Солодуха, Ухтинский, ансамбль «Сябры» и т.д. Не скрою, новый вариант я нес на утверждение композитору с волнением. Тот, по–моему, не взглянув в распечатку, сразу приступил к делу: «И главного я не сказал. Включай...»

Через несколько лет, помня об Эдуарде Семеновиче только самое хорошее, я обратился к Ханку с просьбой о более расширенном толковании книги скандальных комментариев о Пугачевой и ее свите. «Главного ты не уловил, — просмотрев снятую беседу, вынес вердикт тот, кто сочинил песню про журавлика. — Потому что я тебе забыл о нем сказать...» Уже ради интереса я притаранил к моему великому современнику «Дело № 5», ломая голову над тем, где же я на этот раз набедокурил. «Старик, — за время наших саммитов с Ханком я действительно буквально на глазах повзрослел. — Понимаешь, Алла почему–то обиделась на эту книгу. Надо бы акценты перерасставить...» И я сломался. Больше с Ханком мы ни умных, ни заумных, ни каких–либо еще встреч не имели.

Любой белорусский шоу–бизнесмен, чей стаж насчитывает не меньше лет пятнадцати, вам скажет, что бывший продюсер группы «Леприконсы» Вячеслав Гулевич практически никогда и никому не давал интервью, молча внедряя в наше сознание композиции о хали–гали. Лишь однажды я уломал Славу дать мне хоть кратенькое пояснение тому, почему карьера Митько пошла по нисходящей. Было это в начале 2000–х. И Гулевич, который со дня на день должен был ошарашить Илью страшным известием о прекращении с ним сотрудничества, согласился. Я услышал не то что откровения из откровений, важнее был взгляд на очевидные вещи человека, еще вчера (в силу обязанностей) рьяно защищавшего «дитя» от нападок журналюг, твердивших о «лепро–кризисе». Что так и есть — Митько зазнался, Митько почем зря «строит» своих музыкантов, музыкально малограмотный Митько корчит из себя мегапрофи, а песен свежих нет и не предвидится, Митько все чаще заводит разговоры с Гулевичем на предмет, а не много ли денег стрижет с ансамбля Вячеслав. Потом мы коснулись того, почему «Нейро Дюбель» так и не пробился хоть в какую–нибудь лигу российского рока. Объяснялось все просто: в нишу, на которую претендовали «дюбеля», были плотно втиснуты такие группы, как «Тараканы!» и «Наив». И потесниться, впустить наивных минчан никто и не думал. Алексей Шедько, тоже опекаемый Гулевичем, показался тамошнему слушателю слишком вторичным. Может, он и принял бы нового Шевчука, но московские медведи шоу–бизнеса, подумав, поэкспериментировов с продвижением Алексея, не добившись быстрых результатов, чисто из экономии не пожелали взвалить на себя сей проект. Очень естественным получился тот обмен информацией с Гулевичем. Однако Слава следующим утром попросил: «Ты меня уважаешь? Не надо ничего писать». Я послушался. И сегодня передал вам ту нашу беседу без подробностей и живых сценок. Да и Гулевич давно не в шоу–бизнесе. Митько же как–то выправился. А Шедько актерствует в столице России.

С Алексеем у нас случился тет–а–тет по душам в тяжелый для него период. Распадался прекрасный альянс: Шедько и его любимая женщина. Я, когда видел их вдвоем, всегда умилялся: настолько органично и цельно они смотрелись друг с другом. А за фасадом таких высоких отношений скрывалась бразильская драма. Старинные приятели половинки Шедько оказались людьми из тех самых братков, которые нет–нет, но иногда каким–то боком касались взаимоотношений пары. Алексей настаивал, чтобы таких пересечений было меньше. Обещания выполнялись, но затем все повторялось снова. Слухи, сплетни. А тут и самый старинный знакомый выплыл, тоже имевший мутное прошлое. Мир Шедько не мог существовать с тем миром. Любимая женщина же говорила, что, насовсем отказавшись от тех людей, она тем самым предаст их, сделавших для нее когда–то что–то. Всю эту запутанную историю Алексей мне рассказывал долго–долго. Было видно, что переживает, считает, что его предали. В итоге вышло грустное, резкое, на раскаленных угольках, болезненное интервью... которое Шедько попросил не публиковать...

А с шароварами у меня ассоциируется название (подчеркиваю — название, а не творчество) ансамбля «Фристайл». Помните Вадима Казаченко, на коне летящего? В этих брюках Вадим и выступал. Фамилия солиста вызывает не лучшие воспоминания у бывших согруппников музыканта. Просто начать разговор с исполнителями я хотел в шутливом тоне, забыв, что шоу–бизнес — вещь жуть какая серьезная. Не шутите с поп–артистами, а то не выйдет у вас интервью, которого ждет вся страна.

Автор публикации: Олег КЛИМОВ