Язеп Фарботко — поэт "Нашай Нiвы" и дипломат БНР

 

В конце марта 1918 года в Киев для переговоров с руководством Украинской Народной Республики прибыла первая официальная делегация Белорусской Народной Республики во главе с Александром Цвикевичем. В составе белорусской делегации, как указывают украинские историки, находился консультант Язеп Фарботко (Міхалюк Дорота. Дипломатичні зносини Білоруської Народної республіки та Української Народної Республіки і Гетьманату у світлі документів (березень - грудень 1918 р.)).

 

Кроме военно-политических вопросов, на переговорах обсуждалось экономическое сотрудничество Беларуси и Украины. В Киеве организуется совместная торговая палата, действует Белорусско-украинское товарищество сближения. По результатам этих переговоров в Беларусь с Украины двинулись эшелоны с зерном и мясом.

 

Да, можно утверждать, что "БНР представляла собой призрачное политическое образование, ибо она не имела ни государственных границ, ни системы местных органов власти, ни настоящей армии и полиции". Однако существует один совсем не призрачный факт: повального голода в Беларуси (в отличие от России) в ту пору не было! В конце апреля 1918 года Народный секретариат (правительство) БНР утвердил устав и персональный состав Белорусской торговой палаты в Киеве во главе с Митрофаном Довнар-Запольским, и эта внешнеторговая организация на определенном историческом этапе решила продовольственную проблему…

 

В конце 1980-х годов у меня не имелось доступа к архивным материалам БНР. Но зато в руках был объемистый фотоальбом, посвященный выпускникам Минской мужской правительственной гимназии 1914 года. Последний выпуск мирного времени. Сорок пять фамилий — белорусских, русских, еврейских, польских, немецких, татарских. Появилась идея выяснить, кто из бывших гимназистов оказался чем-то особенно славен, кто из известных современников является их потомком. Однако поиск труден, если у нас тысячи Александровичей, Борисевичей, Володько, Жилинских, Мацкевичей.

 

Вот, к примеру, Яша Александрович — Яков Степанович. До того, как его след затерялся в гражданскую войну, он, по некоторым сведениям, успел стать адвокатом. Происхождением же был из родовитых белорусских татар.

 

За возможной подсказкой я обратился к своему университетскому преподавателю, ученому-литературоведу Степану Хусейновичу Александровичу. Профессор развел руками.

 

— Увы, среди своих родичей не могу припомнить человека, которого вы ищете. А кто еще из татар был в том выпуске?

 

— Чимбаевич, Шахаратов, Мурзич.

 

— Да, тоже распространенные в Беларуси фамилии…

 

Очень хотелось увидеть дерзкую фигуру гимназиста Элиасберга за музыкантом Карлом Элиасбергом — уроженцем дореволюционного Минска, который в 1942 году в осажденном Ленинграде был первым дирижером при исполнении Седьмой симфонии Шостаковича. Но опять же фамилия оказалась достаточно распространенной…

 

Об этих изысканиях я рассказал историку Виталию Скалабану — специалисту в области белорусских персоналий.

 

— А давайте еще раз пройдемся по списку фамилий, — предложил Виталий Владимирович.

 

Я начал перечислять:

 

— Михаил Коварский — будущий редактор газеты "Киевская коммуна", умер в гражданскую от тифа; Борис Тренин — стал адвокатом; Шолом Левкович — сын известного в городе фабриканта-колбасника; Владимир Морозов — сын главного врача минского госпиталя… Наваренко, Каютов, Жирмунский, Этингер, Менжинский, Бамдас, Маковецкий, Кугель… Гутовский, Шефер, Семинский, Фарботко…

 

— Стоп,— сказал Скалабан. — Как звали гимназиста Фарботко?

 

— Иосиф Августинович.

 

— А вот это — удача!.. Послушайте, что я пишу о нем в биографической заметке. Поэт и литературовед Язеп (Юзюк) Фарботко. Родился в Налибоках на Столбцовщине 23 августа (по старому стилю) 1893 года. В 1914–1918 годах учился на физико-математическом факультете Киевского университета. С 1916 года участвовал в работе клуба "Беларуская хатка" в Минске. В 1919-м — актер "Белорусского советского театра", сотрудник литературно-издательского отдела Наркомпроса Литовско-Белорусской ССР. В 1920-м — администратор Белорусского театра в Минске. Затем оказался в Польше… В двадцатые и тридцатые годы занимался научно-биологической деятельностью… Как поэт дебютировал в 1912 году в газете "Наша Нiва" юмористическими стихами "Зацьменне" и "Зруйнаваў". Стихотворения "Роднаму краю" (написано в 1915-м, опубликовано в 1919 году), "Звон" (публикация 1919 года) проникнуты болью за горькую судьбу Родины, верой в лучшее будущее. Произведения Фарботко отмечены тонким лиризмом, мастерством версификации. Писал триолеты и сонеты — в том числе сонет "Памяцi Максiма Багдановiча". На белорусский язык перевел отрывок из поэмы Адама Мицкевича "Пан Тадеуш". В книге "Беларусь у песьнях. Лiтаратурна-гiстарычны нарыс", изданной в 1920 году, представил историю белорусской поэзии в тесной связи с борьбой народа за социальное и национальное освобождение. Про Фарботко сказано в третьем томе изданного в 1922 году в Петрограде капитального труда академика Карского "Белорусы"…

 

Сегодня к сказанному Виталием Скалабаном можно добавить общеэнциклопедические сведения:

 

"Язэп Фарботка (5 верасня 1893, в. Налібокі Ашмянскага пав. — 8 чэрвеня 1956, Лодзь), беларускі нацыянальны дзеяч, паэт, фатограф, навуковец. Скончыў Мінскую класічную гімназію (1914), да 1918 вучыўся ў Кіеўскім універсітэце. Уключыўся ў беларускі палітычны і культурны рух на Украіне і ў Мінску (1918-1920). У 1920—1924 вучыўся ў Віленскім універсітэце, пасля працаваў там выкладчыкам заалогіі. У 1932 абараніў кандыдацкую дысэртацыю. Займаўся мастацкай фатаграфіяй і дзейнічаў у "Віленскім фатаклубе" Яна Булгака. Працаваў таксама ў Ваяводскай управе ў Вільні ў сельскагаспадарчым аддзяленні. Пасля вайны арыштаваны і сасланы ў Данбас. У кан. 1945 пасяліўся ў Лодзі".

 

Но если биографические справки об этом человеке покажутся сухими, то вот один-единственный факт. Он — как образ. Раскроем изданный в 1975 году сборник воспоминаний "Шлях паэта", который посвящен Максиму Богдановичу, и прочитаем строки, вышедшие из-под пера Зоськи Верас:
 

 

"Надыходзiў Новы год — 1917-й… Пастанавiлi спатыкаць яго ў "Беларускай хатцы" ўсёй грамадой. Наладзiць усё i выслаць запросiны даручылi Багдановiчу i мне. Сабралiся ўсе, хто толькi ў той час быў у Мiнску. Прыйшлi: М.Багдановiч, Ядвiгiн Ш., Альберт Паўловiч з дачкой Уладзяй i зяцем Ю.Фарботка…"

 

 

Представим прифронтовой Минск кануна 1917 года. Неподалеку от железнодорожной станции, которую не так давно бомбили германские цеппелины, действует "Беларуская хатка" — одновременно и общество помощи беженцам, и клуб национальной интеллигенции. Кто мог собраться там в новогоднюю ночь вместе с Максимом Богдановичем — последнюю новогоднюю ночь поэта?.. Конечно же, только ближайшие друзья и единомышленники. Ядвигин Ш. — это писатель Антон Левицкий, один из зачинателей белорусской прозы. Он старше Фарботко на целых 24 года, но, что любопытно, — выпускник той же Минской мужской правительственной гимназии. Альберт Павлович, с которым породнился Иосиф Фарботко, — это поэт-юморист и драматург, служил в управлении Либаво-Роменской железной дороги. Всего на два года старше Иосифа поэт Максим Богданович. И у всех этих людей общим было сотрудничество с издававшейся в Вильно газетой "Наша Нiва".

 

Пока была жива в Вильнюсе легендарная Зоська Верас (Людвика Сивицкая-Войтик), успел я задать ей в личном письме вопрос о минской встрече нового 1917 года. Ответ получил через Виталия Скалабана:

 

"26/VI.1987

Вільня

Паважаны Віталь Уладзіміравіч.

Учора атрымала ліст ад рэдакцыі “Советская Белоруссия”, ад карэспандэнта аддзела культуры Сяргея Крапівіна.

Калі ласка, перапрасіце яго ад майго імя, што не адказваю яму асабіста, а на Вашыя рукі. Каб хоць крыху лепш чулася, то магла б і па-руску напісаць, у канцы, можа, ён бы і па-беларуску прачытаў — але пісаць мне вельмі цяжка. А Вы ўжо, думаю, і мой цяперашні почырк зразумееце.

Адкладаць адказу не хачу, бо не ў мае гады гэтак рабіць… А хоць крыху аб Язэпе Фарботка паведаміць магу, што дасць магчымасць вясці далейшыя пошукі.

Я. Фарботка я бачыла ўсяго адзін раз — на спатканні Новага году 1917. Ён прыйшоў разам з Альбэртам Паўловічам, з якога дачкой Уладзяй (Уладзіславай) якраз нядаўна пажаніліся…

Абое маладзенькія, і Уладзя выглядала як гімназістка, бо яшчэ ў школьнай форме. Сукенка бранзовага (на сённ[яшняй] бел[арускай] мове “карычневага”) колеру. Так што зусім магчыма, што Я. Фарботка толькі нядаўна скончыў у Менску гімназію.

Больш яны, як і сам Альберт Паўловіч, ў “Беларускую хатку” не прыходзілі. Чаму? Не ведаю. А. Паўловіч у жыцці беларускіх дзеячоў удзелу не прымаў. Пасля са ўспамінаў яго дачок вядома, што ў іх у дому ладзіліся канцэрты. Прымалі гасцей з правінцыі. Але з нас, згуртаваных пры т-ве помачы ахв[ярам] вайны, ніхто ў іх не бываў.

Мяне гэта вельмі дзівіла, бо тады ўжо ў “Бел[арускай] хатцы” і хор У. Фальскі зарганізаваў, а У. Галубок сякі-такі аркестр са сваіх чыгуначнікаў наладзіў.

Пару гадоў таму Літар[атурны] музей Багдановіча ў ЛіМ’е надрукаваў вестку ад адной з малодшых дачок Альбера Паўловіча нейдзе з Польшчы…, што яны — малодшыя дочкі — спатыкаліся з Максімам Багдановічам у “Бел[арускай] хатцы”.

Але гэта хіба ім снілася, бо ў “Бел[арускую] хатку” ніхто з гэтай сям’і не прыходзіў. Вось бы з Літ[аратурнага] музею Максіма Б[агданові]ча дастаць Вам адрас (яны і нейкія экспанаты на бацьку прысылалі), значыцца ў Музеі і адрас, і акты быць павінны. Страціла крыху часу — пераглядзела ўсе свае запісы-успаміны, ці німа яшчэ якой весткі аб Я. Фарботка. Але нічога не знайшла.

Паглядзела на гэты свой ліст і падумала: ці будзе ў Вас, Віталь Уладзіміравіч, цярплівасць прачытаць маю “мазаніну”. Ці зразумееце? Рука не слухаецца, дрыжыць. А пісаць прыходзіцца не мала. Спадзяюся, што ласкава адкажаце.

Калі б яшчэ што трэбы было — пішыце. Рука не слухаецца, але галава яшчэ працуе…

Усяго Вам добрага ў жыцці і працы.

Сардэчна зычлівая Л. Войцік".

 

Сегодня интересен всякий человек из окружения Максима Богдановича. Но если Язеп Фарботко — зрелый поэт — в целом известен литературоведам, то гимназист Иосиф Фарботко виден пока сквозь туман… И вот что удалось мне выяснить. Уроженец Налибокского края, Иосиф был не первым в семье, кто проложил дорогу в Минскую правительственную гимназию. В Национальном историческом архиве Беларуси обнаружен следующий официальный запрос:

 

"Командир 189-го пехотного запасного батальона

По части строевой

12 января 1915 г. № 365

Господину директору Минской мужской гимназии

По встретившейся надобности прошу выслать копию документа об образовании на нижнего чина вверенного мне батальона Ивана Августовича Фарботко, выбывшего из 7-го класса гимназии в 1906 году".

 

Со всей очевидностью предположим, чем был вызван этот запрос о старшем брате Иване. Шла война, строевых офицеров катастрофически не хватало, и в школы прапорщиков отбирали грамотных людей, в том числе и бывших гимназистов.

 

Только отчего Иван был вынужден покинуть гимназию под самый конец своего учения? В 1906 году причиной, скорее всего, могло стать участие в политической деятельности. А затем, очевидно, была ссылка. В "Памятной книжке Калужской губернии на 1914 год" среди служащих губернской чертежной упомянут коллежский регистратор Иван Августович Фарботко.

 

А вот еще имя: Антон Фарботко. В популярном российском журнале "Искры" (№ 20 от 24 мая 1915 г.), который с началом мировой войны печатал списки награжденных, отличившихся, а также убитых и раненых чинов русской армии, назван в общем списке погибших подпоручик Антон Августинович Фарботко. Один из братьев?.. Очевидно, этому близкому человеку Иосиф посвятил сонет "Памяцi забiтага брата".

 

Существует любопытный "политический" документ, касающийся самого Иосифа Фарботко:

 

"Судебный следователь Минского окружного суда и участка Минского уезда

Ноября 25 дня 1913 года. № 1825

Секретно

Господину директору Минской мужской гимназии

Имею честь уведомить Ваше Высокородие, что в моем производстве имелось (и имеется) несколько дел по обвинению духовных лиц римско-католического вероисповедания в разного рода преступных деяниях, причем поводом к возникновению этих дел послужили прошения разных лиц на имя Начальника губернии о разрешении перейти им из православия в католичество.

Как выяснилось, некоторые из этих прошений были написаны учеником 8-го класса Минской мужской гимназии Иосифом Августовичем Фарботко. Последнему около 20 лет, происходит из крестьян Налибокской волости Ошмянского уезда, католик. Лето этого года проводил в местечке Раков у своего шурина, органиста тамошнего костела Антона Янковского, по просьбе которого и по данным им образцам с целью оказать своему родственнику услугу и написал несколько прошений. 5 августа этого года Фарботко выехал из Ракова и поселился в доме Величко по Фельдшерскому переулку. В факте составления им упомянутых прошений не найдено признаков уголовно-наказуемых деяний (а в частности, пропаганды, о которой говорится в 90-й статье Уголовного уложения); Фарботко в качестве обвиняемого не привлечен".

 

Вот такое послание директору средней школы — "для сведения"…

 

Всего любопытнее то, что Иосиф представляется нам отнюдь не завзятым святошей-католиком. Тому подтверждением "Книга для записи проступков учащихся", где он значится в перечнях гимназистов, опаздывавших на молитву или даже скрывавшихся от нее в клозете. 9 мая 1914 года Фарботко "за систематичность" подобных деяний был даже арестован после уроков в классе. Отметим, что ежеутренняя молитва в гимназии была обязательной для представителей всех вероисповеданий. Ее хотя и проводили в разных помещениях, но контролировали присутствие учеников одинаково.

 

 

Вернуться в Минск в начале августа 1913 года Иосифа вынуждала переэкзаменовка по физике и латыни. Учился поэт, надо сказать, неровно. Оценки его годовых письменных работ за седьмой класс говорят сами за себя: русский язык — 4, алгебра — 3, геометрия — 3, латынь — 2. Впрочем, тройка в гимназии являлась наиболее ходовой оценкой, а переэкзаменовки были обычным делом — отчетный средний балл по учебному заведению тогда не "натягивали".

 

Что все-таки двигало Иосифом Фарботко, когда в пору летних каникул он писал от имени крестьян прошения о переходе в католичество? Вряд ли в основе лежали чисто теологические разногласия, касающиеся основ вероучений. Вне сомнения, молодой автор "Нашай Нiвы" видел в официальном православии институт имперской власти, который противостоял идеям демократии и белорусского национального возрождения.

 

Хотя законы Российской империи практически не содержали правовых ограничений по национальному признаку, но тем менее были ограничены в правах иудеи, а с 1864 года — поляки-католики. Для характеристики общей атмосферы приведем хронику из газеты "Русское слово", которая всякое проявление католицизма относила к "польскости":

 

"9 октября (26 сентября) 1906 г. Телеграммы наших корреспондентов.

ДЕМОНСТРАЦИЯ В ТЕАТРЕ

МИНСК-ГУБ., 25, IХ. Вчера в театре один из подносивших польской труппе Млодзиевской адрес гимназистов произнес на сцене речь о гнете, тяготеющем над поляками, и о восставшем на борьбу народе. Полиция составила протокол и привлекает гимназистов к ответственности за возбуждающие речи.

 

18 (05) июля 1907 г. От С.-Петербургского телеграфного агентства

УБИЙСТВА, НАПАДЕНИЯ, ГРАБЕЖИ

МИНСК, 4, VII. В Ивенце, Минского уезда, поляки водрузили католический крест у самой церкви на площади. По решению земского начальника крест подлежал сносу. Во время сноса толпа оказала сопротивление и бросала камнями и палками. Стражники дали залп. Из толпы убит один, пристав ранен, несколько стражников получили ушибы, крест снесен.

 

26 (13) сентября 1907 г. В СУДАХ.

МИНСК, 12, IХ. Окружной суд приговорил ксендза Грабовского, обвинявшегося в крещении по католическому обряду детей от смешанного брака, к штрафу в сто рублей и отрешению от должности на три месяца".

 

Можно представить реакцию директора гимназии Григорьева, когда он получил послание судебного следователя. Этого еще не хватало! Едва только разобрались с возможным участием минских гимназистов в тайном съезде "Польской прогрессивно-независимой молодежи Литвы и Белоруссии", а тут на тебе: новый диссидент объявился. Именно диссидентом (в первоначальном, латинском, значении этого слова) Фарботко и значился теперь — т. е. "несогласным", противопоставляющим себя господствующей церкви.

 

Надо было как-то реагировать, но, похоже, ни у кого в гимназии не было желания заниматься "делом" Фарботко. Волынка тянулась до 28 марта 1914 года, когда состоялось заседание педагогического совета с отдельным пунктом повестки: "Об аттестации по поведению ученика VIII класса Фарботко Иосифа". Сохранился протокол.

 

Директор предложил снизить годовой балл до четверки, но этому дружно воспротивились все присутствовавшие девять членов педсовета. Любопытно, что за балл "5" проголосовал и православный законоучитель протоиерей Димитрий Садовский. В ответ Григорьев начал извинительно рассуждать, что его может не понять начальство Виленского учебного округа. Тогда решили учесть и доводы директора, приняв компромиссное решение: задним числом Фарботко снизили оценку по поведению лишь за первую учебную четверть. Мол, пусть поступает молодой человек в университет с неиспорченным аттестатом, а далее — Господь с ним…

 

В сентябре 1919 года, когда город находился под польской оккупацией, была создана на базе 3-го начального училища Минская белорусская гимназия. Язеп Фарботко находился в числе энтузиастов, которые организовали эту национальную школу, его имя мы видим в списке членов педагогического совета.

 

Та "дружба с поляками" была весьма специфической. Исследователи минской печати времен оккупации нашли интересное свидетельство о газете "Звон", которая начала выходить 25 августа 1919 года. Уже 31 августа служащий польской администрации писал по поводу появления нового издания:

 

"Мяркую, што з беларусамі будзе клопат. Выданнем кіруе кансорцыум, а менавіта: паны Лёсік, Фарботка, Прушынскі, Касцевіч, а адказным рэдактарам de nomini з’яўляецца пані Луцэвіч. Персанал выдання складаецца з асобаў так шавіністычна настроеных, што, апроч сваёй антымаскоўскай арыентацыі, газета карысці не прынясе нам аніякай, а хутчэй, наадварот, шкоду. Яе супрацоўнікі напалову інтэлігентныя асобы, а іх амбіцыі ў справе “незалежнай Белай Русі” такія вялікія, што цвяроза і разважліва на тую ці іншую праблему ці прапанову глядзець не здольныя. Я дасюль не магу паразумецца з імі наконт іх палітычнай платформы, поглядаў на Тарыбу [літоўскі ўрад. — Рэд.] і так далей. Найболей праўдападобна, што паразумецца мне з імі не ўдасца, бо ў размове са мною гэтыя крыкуны так выходзяць з сябе, што ў іх аж рукі трасуцца, і, натуральна, ані аднаго разважлівага слова не могуць сказаць і не скажуць" [З архіва Цывільнай управы Усходніх земляў (ZCZW), што захоўваецца ў Гарадской публічнай бібліятэцы Варшавы. Дакумент выявіў і пераклаў на беларускую мову Юрась Гарбінскі. — Вiталь Скалабан].

 

И полагаем, что одна из самых эффектных вех в биографии Иосифа Фарботко — его участие в дипломатии времен Белорусской Народной Республики. В состав официальной делегации (Александр Цвикевич, Сымон Рак-Михайловский и др.) Народного секретариата БНР, которая в 1918 году прибыла в Киев для налаживания отношений с Украинской Народной Республикой, наш герой входил не только в качестве консультанта, но и управляющего делами.

 

Ну а когда в 1920 году в Минск вернулись большевики, то приспособиться к ним Иосиф Фарботко не смог и оказался в Вильно — на польской территории. Увы, таких примеров в белорусской истории немало…

 

Мы же с волнением берем в руки книгу, экземпляры которой ныне единичны. На графически-изысканной обложке надпись: "Я. Фарботко. Беларусь у песьнях. Менск, 1920". Читаем поэтические строки:

 

 

Написано современником и другом Максима Богдановича. Этим и выделился в белорусской истории Иосиф Фарботко.