Героиня - пэтэушница, мат разрешен. Белорусский драматург о признании в Уругвае и успехе в России

Источник материала:

Пьесы Андрея Иванова ставят в Уругвае, России, Латвии, Эстонии и Украине, но в Беларуси о нем знают лишь специалисты. TUT.BY поговорил с драматургом и узнал, почему родители выдают себя за ровесников своих детей, чтобы общаться с ними в социальных сетях, почему автор-филолог не стесняется использовать нецензурную лексику и почему пьесы Андрея Иванова востребованы по разные стороны океана.

«Маме не пришлось менять девичью фамилию — она встретила папу, и у него была такая же. Так что я — Иванов в квадрате»

— В Уругвае обо мне узнали случайно. Переводчик Alberto Guarnieri очень любит и специализируется на славянских авторах. Он искал свежие пьесы среди победителей российского конкурса «Любимовка» и сначала открыл для себя творчество белоруса Дмитрия Богославского, а затем и мои пьесы.

Андрей Иванов — этнический русский, родился в Амурской области. Его родители познакомились в Узбекистане.

— Маме не пришлось даже менять девичью фамилию — она встретила папу, и у него была такая же. Так что я — Иванов в квадрате, — смеется Андрей. — С одной стороны, мои предки — уральские казаки с реки Яик, с другой — купцы и священники из Смоленской и Воронежской областей, но я, к сожалению, не очень хорошо знаю эту историю, нужно копать архивы. Их потомки в силу разных причин попали в Узбекистан — кто бежал от голода в 1920-е годы, кто — приехал воевать с басмачами.

В Брест Андрей попал в возрасте семи лет, там в столице прошли его детство и юность, там сформировалось его мировоззрение, поэтому Иванов считает себя белорусским драматургом.

Писателем Иванов решил стать в шесть лет и долгое время считал, что умение писать прозу — это высочайшее искусство.

— Хотя сейчас я знаю, что драматургия сложнее прозы. В драматургии нужно быть лаконичным, а в прозе у тебя есть некоторая вольность.

С театром Андрей соприкоснулся в 10 классе, когда попал в студенческую театральную студию, но в итоге поступил на филфак Брестского университета. Работал журналистом на телевидении и в газете, техническим редактором в издательстве. Путь к сцене начался у него с кино.

— В Минске я окончил киношколу. Среди преподавателей мне попался драматург Андрей Карелин, который помог поверить в себя. Мой дипломный сценарий «Шахид» получил приз на конкурсе в Казани. После чего два года я писал сценарии к сериалам. Позже заинтересовался театром и понял про себя, что драматургия и журналистика — это похожие области. И там, и там ты рассказываешь разные истории про людей. В журналисты тоже просто так не идут. Интерес к людям — главное.

«Пьесы о современной Беларуси вряд ли поставишь в государственных театрах. Скорее в частных проектах, которых в Минске немного»

Несколько лет назад Иванов окончательно понял, что офисная работа — не для него, и переехал в Москву. По мнению Андрея, именно в этом городе больше, чем в Минске, ценится творческий труд и, конечно, больше спрос на него.

— Вообще, с этим городом я рискнул — сначала переехал, а на месте уже одновременно искал работу и жилье. Но тебе не приходится быть драматургом вопреки всему. Если работаешь, то все в порядке. Последние мои работы — сценарий к спортивной драме по мотивам биографии чемпионки России по фридайвингу (подводное плавание с задержкой дыхания) и пьеса «С училища» (номинирована на грядущую премию «Золотая маска», самую престижную в России, как лучшая работа драматурга. — Прим. TUT.BY). Для меня особенно важны «цеховые» контакты, не в плане «о, полезные люди!», а ощущением сопричастности, пониманием, что создаешь с этими людьми современную медиасферу, эдакий голос времени. Творчество, в принципе, — одинокое дело, а лабораторные проекты напоминают тебе, что ты не один, а в компании прекрасных людей занимаешься общим делом.

Хотя конъюнктуры везде хватает, ведь почти вся культура завязана на правительстве. Это такое проклятие художника — быть спаянным с государством. Пьесы о современной Беларуси нечасто ставят в государственных театрах. Скорее в частных проектах, которых в Минске немного. А в России много частных инициатив и фондов, у которых есть определенная доля свободы. Конечно, во многом они потом пожинают плоды. К примеру, речь о Театре. doc, который постоянно переселяют, полиция к ним вламывается регулярно, как когда-то к минскому Свободному театру.

«Это очень сильная тема для бессознательного восприятия — замешан инцест»

В Минске пьесу Андрея «Это все она» можно увидеть на сцене Республиканского театра белорусской драматургии, где идет одноименный спектакль.

— Конфликт в этой пьесе — история из жизни. Моя знакомая работала детским психологом в школе и рассказала о целой серии случаев. Родители не находили контакт с детьми-подростками, регистрировались в соцсетях и выдавали себя за подружку или приятеля. Услышав историю про маму и сына, я прямо вцепился в эту историю. Это очень сильная тема для бессознательного восприятия — замешан инцест. Как драматург я выбираю истории, которые могут выстрелить. Мне показалось очень интересным деление на мир реальный и виртуальный, на то, какие мы есть, и на то, какими хотим быть.

Пьесу «Это все она» поставили в Уругвае, Латвии, Эстонии и Украине. В прошлом году минский спектакль показали на Авиньонском фестивале во Франции. Недавно Андрею пришло предложение о постановке из итальянского Турина. Как объяснить интерес к этой истории в разных странах?

— Как оказалось, эта тема актуальна везде, где есть интернет и соцсети. Но еще надо, чтобы история хоть немного попадала в тебя. Каждый из нас был влюблен, каждый из нас был подростком, а тема сыновей и матерей — вообще вечная. Такие конфликты интересно прорабатывать. Лично у меня в семье все было в норме, но все иногда ссорятся с родителями, особенно когда ты подросток. Это нормально. Моя мама читала пьесу «Это все она» и призналась, что какие-то моменты, что касается ссор, узнавались. Меня также волнует тема интернет-зависимости, потому что какое-то время сам был таким человеком. Мне интересно, как мутирует понятие близости в отношениях из-за того, что мы стали чрезвычайно мобильными. Хотя сейчас все быстро развивается, и, к примеру, интернет-сленг в пьесе «Это все она» уже устарел. Пять лет для пьесы — это уже возраст.

«Мне этот мир не нравится, но я рос в спальных районах и смотрел на их обитателей, не сильно отделяя себя»

В пьесе «Это все она», как и в некоторых других произведениях Андрея Иванова, звучит нецензурная лексика.

— В европейских театрах на это никто не обращает внимания, а в Уругвае это вообще не проблема. Пьеса «Это все она» переведена адекватно оригиналу, но когда актер, играющий роль сына, выходит на сцену, он матерится даже сильнее, чем того требует текст, — видимо, южноамериканская экспрессивность.

Но белорусские читатели достаточно консервативны, поэтому все-таки уточняем: неужели без нецензурной лексики не обойтись?

— Не могу сказать, что я — певец мата. Главные герои моих пьес — озлобленный подросток в «Это все она» и обманутая пэтэушница в пьесе «С училища». Ну как еще они могут разговаривать? Мат в обоих случаях обусловлен ситуацией. Язык здесь — как этнографический элемент. После университета я работал журналистом и несколько раз бывал в жутковатых местах — городские свалки с их обитателями, неблагополучные семьи, подземное царство города. В каком-то смысле — это другой мир со своим языком.

Недавно спектакль по пьесе «С училища» поставили в московском театре имени Пушкина, еще одна премьера состоялась в Рязани.

— Героиня этой пьесы — такая пэтэушница, в социальной среде которой всякие отношения построены на абьюзе (термин, обозначающий психологическое насилие. — Прим. TUT.BY). Мужчины поспорили на невинность девочки, а героиня внезапно начала мстить, уничтожать чужие жизни, и свою заодно. Мне хотелось создать античную трагедию в современных декорациях, и кажется, что это удалось передать. Какой бы романтичной и трогательной ни была героиня «С училища», она усвоила схемы, образцы насилия и не умеет поступать иначе. Мне этот мир не нравится, но я рос в спальных районах и смотрел на их обитателей, не сильно отделяя себя.

Иногда становится не по себе от мысли, что кто-то действительно может так жить. Мои герои из этой пьесы — это хтонические существа (существа, изначально олицетворявшие собой дикую природную мощь земли, подземное царство. — Прим. TUT.BY), которые живут во мраке бессознательного. К сожалению, я уверен, что для кого-то это — повседневность. И не только в такой социальной страте, откуда происходит Танька, существуют такие персонажи и формы отношений.

«То, что сейчас происходит на постсоветском пространстве, — карнавалы насилия на разных уровнях»

Видео: Georgijs Surkovs Спектакль «Это все она» в Государственном даугавпилском театре (идет на русском языке).

Зачем Андрей Иванов выбирает для своего творчества такие темы?

— Мы все живем в пространстве насилия, и я уверен, что как общество мы осуждены проживать травмы прошлого. То, что сейчас происходит на постсоветском пространстве, — карнавалы насилия на разных уровнях. Насилие в основе всего — государственной политики и семьи. Но если в Советском Союзе, позднее — в 1990-е, люди эмоционально реагировали на происшествия, то сейчас, если происходят какие-то массовые бойни или террористические акции, нет такой яркой реакции. У людей выработался иммунитет, это уже не представляется как конец света и ужас-ужас.

Иванов уверен: работает только шоковая терапия.

— Только пережив ужас и утрату, в театре или кино можно понять что-то о себе, потому что мы учимся на ошибках. Театр — это в каком-то смысле ментальная прививка, где ты моделируешь ситуацию с помощью актеров. В дальнейшем психика запретит тебе создавать подобные ситуации. А может, и не запретит. Я очень надеюсь, что хоть одна мама после спектакля по пьесе «Это все она» просто подошла к своему ребенку, с которым давно не разговаривала, и спросила: «Как дела?». Это была бы моя победа.

Теги: Брест, Минск