Тайна экспедиции. Что Федор Конюхов увидел в «точке Немо»?

Источник материала:

Федор Конюхов стал первым человеком в истории, которому удалось в одиночку пересечь на вёсельной лодке Южный океан от Новой Зеландии до пролива Дрейка, разделяющего Южную Америку и Антарктиду. Переход проходил в крайне суровых местах — «ревущих сороковых» и «неистовых пятидесятых» широтах. Лодка не один раз переворачивалась во время шторма, но Конюхов выжил. Как ему это удалось, легендарный путешественник рассказал «АиФ».

154 дня одиночества

Владимир Кожемякин, «АиФ»: Федор Филиппович, перед экспедицией злые языки говорили, что вёсельная лодка не выдержит столь дальнего и сурового плавания в холодном Южном океане. Как она показала себя?

Фёдор Конюхов: Раз я тут, с вами, жив-здоров, значит, показала хорошо, выдержала натиск океана, доставила меня к намеченной цели и выполнила задачу, ради которой её проектировали. Ей досталось по полной программе — даже больше, чем мы рассчитывали. Вместо 100−120 дней я провёл в плавании на месяц больше — 154 дня, из которых 100 — это шторма. А каждый месяц в Южном океане, можно сказать, приравнивается к полугоду. Тем более что в этих широтах уже начиналась зима — снег, град и ощутимый холод.

— Вы сообщили из океана по спутниковой связи, что лодка трижды переворачивалась во время шторма. Как это произошло?

— Если быть точным, то 4 раза — три переворота подряд во время 12-балльного шторма и ещё один на подходе к архипелагу Огненная Земля, в проливе Дрейка. Там на мелководье поднялись крутые волны, метров по 8. Но хорошо, что каждый раз лодка опрокидывалась не через нос, а продольно, боком. Иначе она падала бы обратно в воду плашмя, и с корпуса наверняка сорвало бы антенны и оснастку. Но и без того к концу плавания из-за таких ударов отказало почти всё оборудование — слава Богу, работали рация и навигатор.

— Почему после подобных «кульбитов» лодка снова возвращалась на ровный киль? Что в эти минуты происходило с вами?

— Выручал математический расчёт, заложенный в конструкции: к примеру, в дно судна было заложено 100 кг свинцового балласта. Во время шторма я лежал в герметичном отсеке, в пологе, пристёгнутый на всю длину своего роста. Поэтому и не падал на крышу перевёрнутой лодки. Если бы упал, это не позволило бы ей вернуться в нормальное положение.

— Какой момент был самым тяжёлым?

— Когда на 106-й день путешествия лодку накрыла первая волна 12-балльного шторма. Океан слился с небом. Горизонт пропал. Не было ни океана, ни неба — сплошная летящая вода. Скорость ветра на порывах превышала 50 узлов (90 км в час). Но самую большую опасность представляли волны высотой свыше 10 м, которые обрушивались на лодку четырежды за минуту. Длина таких волн — 300−350 м, я называю их «утюгами». Эти горы утюжат океан, оставляя после себя белый пенистый след. Раз в 15 секунд такая гора проходила под днищем и устремлялась в сторону мыса Горн на огромной скорости. Лодка полностью утопала в ветровых пенистых гребнях. Этим штормом повредило ветроуказатель, контролировать лодку стало очень сложно, я боялся допустить ошибку и поставить судно бортом к волне — тогда переворот становился неизбежен.

И ещё одно сильное переживание, которое накрыло меня в этом плавании, — чувство полного одиночества. Не обычного, а какого-то космического, что ли. Миновав 48-й градус южной широты, я стал первым, кто на вёслах приблизился к океанскому полюсу недоступности — так называемой «точке Немо». Рядом с ней находится кладбище космических кораблей, куда сводят с орбиты и затапливают отработавшие свой срок спутники и космические аппараты. Это место считается самой пустынной зоной в Мировом океане. Отсюда до любой суши одинаково — 2688 км и до ближайшего корабля, может, тоже тысяча километров. Выходит, что ближайшие люди — это космонавты на МКС, пролетавшей надо мной на высоте «всего» 400 км.

— Вам удалось запечатлеть 10-метровые волны на камеру?

— Хотел бы, но это было невозможно: я лежал в своём пологе и молился: дожить бы до утра! Вот о чём думает человек в таком жёстком шторме — а не о том, как бы развлечь аудиторию на Ютубе. Сын Оскар сказал мне после плавания: «У тебя на фото только закаты, восходы и альбатросы. А где жесткач?» Но в шторм лишний раз не возьмёшь камеру в руки, там уже не до неё.

Пропустит ли стихия?

— Вы сказали, что эта экспедиция была самой тяжёлой из всех, в которых вы до сих пор участвовали. Почему?

— Потому что она оказалась самой сложной. Поясню на примере. Скажем, восхождение на Эверест тоже имеет очень высокую категорию сложности, но время риска там спрессовано, штурм занимает несколько дней. Полёт вокруг света на воздушном шаре — риск и возможность погибнуть каждый день, но всё-таки не месяцы, а примерно две недели. И даже когда ты идёшь на лыжах к Северному или Южному полюсу, поход продолжается 60 или 70 дней, но никак не 154 дня, из которых 100 дней — сплошные шторма. К тому же можно и в спокойную погоду получить травму или погибнуть. То есть получается 5 месяцев постоянного напряжения.

Я ходил вокруг света на яхте — но на таком судне тебя защищают прочный корпус, переборки, есть мачта и паруса. Даже если ты приболел, можно настроить их, и судно будет идти на автопилоте. А на вёсельной лодке ты совсем один на один с океаном, особо спрятаться некуда. Океаны под парусом в одиночку пересекли уже десятки людей, если не сотни. Но никто не проходил Южный океан на вёсельной лодке, хотя попытки были. Это же неспроста. По сложности это всё равно что совершить восхождение на Эверест в полярную ночь.

— Что оказалось труднее — «ревущие сороковые» или «неистовые пятидесятые»?

— Конечно, пятидесятые, потому что это на 10 градусов южнее и ближе к Антарктиде, а значит, тяжелее климат, и температура воды там уже не 10 градусов тепла, как в сороковых широтах, а 5 градусов, а то и меньше, и более жестокие шторма. Из-за ледяной воды в лодке было холодно, аккумуляторы разряжались очень быстро. В первый месяц плавания всё казалось не так жёстко, но когда я пересёк 50-й градус широты, то сразу почувствовал перемену: воздух стал морозным, руки и лицо начали мёрзнуть.

— Сколько приходилось грести в этом плавании? Вы говорили, что проводили на вёслах по 18 часов в сутки…

— Это было сказано про переход на вёсельной лодке через Тихий океан — из Чили в Австралию в 2014 г. Там я проходил на вёслах подчас по 15−18 часов в сутки — днём и особенно ночью, потому что в это время нет палящего солнца. В целом в этом плавании было 70% гребли, 30% — отдыха и штормовой погоды, в Южном океане — наоборот. Поэтому 5 лет назад я прошёл 9400 миль за 160 дней, а теперь 6400 миль фактически за тот же срок. Разница в 3000 морских миль — это целый Атлантический океан. Дни те же, а прошёл на целую Атлантику меньше. Именно потому, что не грёб, а штормовал: в шторм грести невозможно. Спал урывками по 4 часа в сутки.

— Говорят, что постоянно грести в таком плавании — выше человеческих сил.

— Я же не грёб всё время. Было так: 2 часа гребу, потом занимаюсь навигацией, снова гребу, посплю час-другой, гребу, приготовлю еду, гребу, ловлю рыбу… Кроме того, приходится всё время следить, чтобы не получить травму: удары волн такие, что весло может сломать ребро, выбить плечо, а если это произойдёт — ты окажешься нетрудоспособен и будешь лежать с переломом, беспомощный перед стихией. Стихия не пропустит тебя. А если рассчитать силы и не задаваться перед океаном, считая себя всемогущим, — тогда, может быть, и пропустит.

«Кому это нужно?»

— Еще говорят: мол, Конюхов совершил уже 50 экспедиций. Но кому это нужно? Зачем в 21 веке пересекать океаны на вёсельной лодке?

— Это нужно многим. Конкретные люди и компании спроектировали мою лодку, построили ее, оборудовали, предоставили экипировку для плавания, профинансировали его. Если проект выполнен — значит, он был нужен тем людям, которые в нем участвовали. Все мои путешествия, за редким исключением, финансировались частными лицами и компаниями, не государством. Попробуйте убедить, скажем, какой-нибудь банк дать денег на предприятие, которое ему не интересно. У вас ничего не получится.

Я отвечаю критикам: «Это моя мечта». Я хотел пройти Южный океан на лодке, и я его прошел, увидел, почувствовал, прожил. Но если мне помогли, значит, это было необходимо не только Федору Конюхову… Так бывает не всегда: например, хочу начать новое дело — облететь два раза вокруг Земли на воздушном шаре, и не могу пока найти на него финансирование. «Не стреляет». Мне говорят: «Ты уже облетел один раз, достаточно». С погружением в Марианскую впадину — то же самое. Частные инвесторы утверждают, что строить батискаф ради одного такого погружения — слишком дорого. Ученые тоже отказываются: «Там нет ничего такого уж интересного». Государству это тоже не надо. Но если бы я все-таки погрузился, то вопрос «Кому это нужно?» сразу бы отпал — потому что по факту в эту экспедицию вложились бы многие люди.

В океане я плыву один. Но не один готовлю и осуществляю свои проекты. Вокруг меня команда, человек сто — людей, которые не за зарплату работают, а увлечены собственными проектами, реализуют их через мои экспедиции. Помогая им, они вкладывают силы и в собственное развитие. К примеру, судостроители решают задачу: как построить уникальную «всепогодную» лодку, которой еще не было? Интересно же сделать такое, чтобы все обалдели. Они думают: «Для нас, как для верфи, это вызов». И все объединяются вокруг необычной задачи, потирают руки и говорят: «Ух ты!».

Кроме этого, я пересекаю не только океан, но и, образно говоря, границы человеческих возможностей, отодвигаю их еще дальше, за горизонт. И доказываю на своем примере, на что на самом деле способен человек. На самом деле, очень многие границы и барьеры — у нас в голове.

А вопрос «Кому это нужно?» задают люди, которые сами не смогли, или не захотели осуществить мечту, совершить в своей жизни что-то подобное — необыкновенное, выходящее за рамки привычного, и доказать, что они могут больше чем кажется. Они не решились сделать этот шаг — и поэтому завидуют тем, кто смог.

Теги: Минск