"Дом признали аварийным 13 лет назад. Все, кто мог – съехали, а я остался". Репортаж из трущоб в центре города

Квартал улиц Филимонова, Запорожской, 2-го переулка Багратиона – это пять отселенных бараков, построенных руками пленных немцев, и еще несколько десятков двухэтажных домов, возведенных советскими гражданами.

Когда-нибудь все эти двухэтажки обязательно окажутся под гусеницами бульдозера, но сроки сноса не определены, а капитальный ремонт нецелесообразен: территория ждет инвестора.

"Двухэтажный оазис" омывается живописным Слепянским каналом и находится в самом центре города, но живут здесь, словно на заводской окраине. Особенно трудно общаться с местными жителями в светлое время суток, когда все трезвые ушли на работу.

Дом по адресу Запорожская, 24, стоит на видной стороне улицы, через дорогу от средней школы. Тускло поблескивает окнами покинутых квартир. Двор заброшенного барака – самое укромное место в округе. В перерывах между уроками школьники бегают сюда, чтобы выкурить сигарету-другую вдали от строгого педагогического надзора. На стенах дома кривым почерком надпись "курилка".

Последние 13 лет отсюда постепенно съезжали люди: кто-то построился, кому-то выделили временное пристанище. Что происходит за стенами дома, который с 2002 года признан непригодным для проживания, знают многие в этом квартале, но мрачная история двух братьев, которые остались здесь жить, по-прежнему не услышана.

– Все уехали, а эти остались, – рассказывает прохожий в спецовке. – Я с ними не знаком, только вижу, как они к колонке ходят брать воду.

Все пять подъездов закрыты на ключ. Из-за многолетнего слоя пыли уличный свет почти не проникает в глубину брошенных квартир. Только на втором этаже из окна выглядывает комнатное растение. Замечаем шевеление штор – жильцы дома украдкой наблюдают за активностью под окнами.

– Откройте, пожалуйста, мы журналисты! – кричим что есть мочи. Из-за шторы выглядывает человек.

– А зачем вы мне нужны, журналисты? – раздражен жилец. – Чем вы мне поможете? Уже 13 лет пишем, звоним, ругаемся – никому до нас дела нет. 

– Я живу здесь 50 лет, практически с рождения. Здесь никогда не было воды и канализации. Колонка на улице, туалет там же. Недавно жильцы соседнего дома на нас бочки покатили, что мы выливаем отходы себе под окна. А нам больше некуда! Жилец один грозился санстанцию вызвать. "Будем благодарны, – говорю, – если вы это сделаете".

– Мы с братом живем здесь постоянно, и еще две семьи периодически. Муж с женой из соседнего подъезда появляются редко, предпочитая ночевать у родственников. И еще два брата в том крыле, они тоже бывают наездами. А нам просто некуда идти.

Наш собеседник просит прощения, отлучается от окна и заходится долгим бронхиальным кашлем. Затем возвращается к разговору.

– Вон, видите? Стена недавно рухнула. Пришли работники эксплуатирующей службы, выложили эту стену заново, кирпич за кирпичом. 

– А по другую сторону дома тоже кладка "подгулявшая". Когда-нибудь этот кирпич упадет на голову школьникам, которые бегают сюда курить на переменах. 

– Два раза этот дом горел, несколько квартир выгорели дотла. Нашей тоже досталось. В соседней комнате дыра в потолке, голуби залетают на чердак, дохнут там и сваливаются к нам в квартиру.

Попрощавшись с последними жителями аварийного дома, идем на улицу Филимонова, где бараки, выпотрошенные мародерами и бомжами, до сих пор не сравняли с землей. Так они выглядели прошлой весной. С тех пор, кроме погоды, ничего не поменялось.

За непритягательным фасадом скрывается не менее мрачная действительность. Так, в одном из заброшенных бараков мы обнаружили дружную коммуну дворников, приехавших из Мяделя на заработки в столицу. Их обещали обеспечить жильем – и вот обеспечили. История настолько запутанная, что нам пришлось вынести ее в отдельную статью.

Дома 50–60-х годов постройки выглядят несколько бодрее, но, по словам жильцов, давно нуждаются в ремонте. Графа "последний капитальный ремонт" пуста. "Планируемый капитальный ремонт" – тоже.

Мужчина, сидящий на скамейке возле своего подъезда, реагирует на наши расспросы с некоторой подозрительностью: "А кто вы такие для начала? Вам это зачем? Для какого-то инвестора, или как понять", – но все-таки раскрывает суть дела.

– Капитальный ремонт этого дома проводился в 1979 году. По сути, дом оштукатурили – и всё. Это по тем временам называлось капитальным ремонтом. А две недели назад покрасили бордюр желтой краской. Я уж не знаю, для вас или для кого… – кажется, собеседник продолжает пребывать в уверенности, что мы представляем интересы инвестора.

– По профессии я ремонтник. Если бы я сам ничего здесь не сделал, то жить было бы просто невозможно. Грибок у всех на стенах, трубы гнилые. А в администрации говорят: "Ремонтируй – не ремонтируй, все равно вас рано или поздно снесут". В общем, посоветовали нам ничего не делать. Но жить же как-то надо...

Наш собеседник зовет нас знакомиться с женой, дескать, она лучше во всём этом разбирается. Но супруга отказывается идти на контакт:

– Какие они корреспонденты? Они тебе квартиру во вторичном жилье "впаривают"! Чтобы здесь всё снести. Это не корреспонденты, это жулики! Продажные шкуры! Гони их прочь!

– Жена моя очень скептически настроена, – объясняет мужчина. – Как и все люди здесь. Говорили, что если расселять нас будут, то на новостройку можем не рассчитывать. Уже было такое, ходили с камерой, снимали квартиры: что у нас есть, чего у нас нет… А люди потом поняли, что нашу "камчатку" снесут и дадут нам вторичное жильё. Мы же здесь выросли, и я, и супруга, деревья сажаем, дом ремонтируем, это наша малая родина. Неохота нам ее терять. Если б вы видели, как здесь летом хорошо. Всё зеленое! Сараи – так черт с ними, забирайте. Бараки вон те заколоченные, которые пленные немцы строили, тоже давно пора снести. А наши квартиры оставьте нам.