Денис Дудинский о Намибии: "В борьбе за жизнь всегда кого-то съедают. И это может произойти с тобой"

Источник материала:

Сейчас СМИ по всему миру следят за путешественницей Кассандрой Де Пеколь. «По всему миру» — в прямом смысле, потому что никто не знает, в какой стране девушка окажется завтра. Она поставила себе цель до конца года побывать в 196 странах. С учетом того, что в 181 Кассандра уже заглянула — почему нет? Если всё удастся, её имя попадет в Книгу рекордов Гиннесса.

Герой нашего интервью путешествует не ради рекордов. А потому может себе позволить неспешные и глубоко личные знакомства со странами, которые его позвали.

Как Денис Дудинский, солист группы DaVinci, телеведущий («Беларусь 1») и учредитель международного туристического агентства «ФарЭвей», выбрал новую точку для путешествия под названием «Намибия» и чему она его научила — в этом материале.

Напоминаем, что наши предыдущие разговоры с Денисом можно найти здесь:

1. Денис Дудинский о поездке в Эфиопию: «Пришлось выпить с вождем кровь козла — традиция есть традиция»
2. Денис Дудинский о путешествии в Панаму и Коста-Рику: «Не ты смотришь на океан — океан смотрит на тебя»
3. Денис Дудинский о путешествии по Африке: «Это чувство восторга и безысходности одновременно»
4. Денис Дудинский о Перу: «Во время таких поездок понимаешь, что значит «возродиться из пепла»

Люди

— Традиционный вопрос: как решили, что пора познакомиться с Намибией?

— Все мы, взрослые, пытаемся реализовать детские мечты. И многие идеи, зачастую лучшие, оттуда же — из детства. Так получилось и в этот раз: слушал детские стихи — и понял, что надо ехать в Намибию. (Улыбается.)

Дело было так: я приболел — играл одновременно в «умирающего Марата» и Карлсона, когда он был «самым тяжелобольным в мире человеком».

Чтобы развеселить меня, моя девушка читала вслух «Айболита» Корнея Чуковского. И на строчке «Мы живём на Занзибаре, в Калахари и Сахаре» я ожил! Воот, думаю, Калахари, точно! Занзибар и Сахару видел, а Калахари нет. Надо ехать!

Дальше просто: открываешь карту и смотришь, на территории каких стран находится пустыня Калахари. Когда дошёл до Намибии, сразу вспомнил: под ней, в коричневом школьном атласе, было уточнение — «территория, оккупированная ЮАР». А ещё были такие марки советские: черная рука с разорванной цепью и подпись — «Свободу Намибии!». Помню, в детстве запоминал все эти сложные слова — апартеид, сегрегация, расовая дискриминация — и по-настоящему сопереживал народу Намибии. Представлял себе истощенных негров, которых бьют плетьми жестокие колонизаторы в пробковых шлемах! С тех времен, видимо, Намибия где-то в сердце осталась, нужен был только Чуковский, чтобы её там найти.

Потом оказалось, что и виза в Намибию для белорусов не нужна — просто приезжайте, и всё. Вот мы собрали группу — и поехали.

— Но, насколько известно, доехали не в полном составе.

— Да… История не самая веселая, но стоит ею поделиться, чтобы другие туристы были внимательны. Товарищи путешественники, пожалуйста, следите за своими паспортами! Даже проверенная туристическая компания и опытный гид не могут отвечать за то, что происходит в вашем личном документе.

Так получилось, что у самого близкого для меня человека в группе срок действия паспорта заканчивался меньше чем через полгода. Узнали мы об этом, когда уже прилетели во Франкфурт. Катарские авиалинии не разрешили лететь в Намибию с таким документом.

Пытались разобраться с проблемой 4 часа: звонили в посольство ЮАР, миграционную службу Намибии… И они даже прислали по факсу бумагу — мол, нет проблем, приезжайте. Всё равно не сработало.

До вылета меньше часа остается, меня группа ждёт, а мы даже паспортный контроль еще не прошли. Сотрудники аэропорта предупреждают: «Господа, сейчас и вы не улетите»…

И вот мы уходим, а моя девушка остаётся в аэропорте Франкфурта. Оборачиваюсь и вижу такую картину: она медленно-медленно разворачивается, тащит за собой свой рюкзачок, и плечи у нее вздрагивают. Да тут у кого хочешь сердце разорвется! Хоть бросай всё и…

— Но была группа?

— Из тринадцати человек к тому же. Так что надо было казаться собранным и ироничным. И продолжать путешествие. А с обладательницей дрожащих плеч и рюкзака мы встретились в том же аэропорте на обратном пути. Предупреждая вопрос: нет, она не находилась там всё это время. Просто успела слетать в Португалию, где давно хотела побывать, и вернуться.

— Давайте к моменту вашего приезда в Намибию вернёмся. Что вы знали об этой стране до путешествия? Кроме «свободу Намибии!»…

— До поездки я, как всегда, прошерстил иностранноязычные форумы. Прочитал, что в Намибии живет около двух миллионов человек при территории в пять раз больше Беларуси. То есть если на расстоянии в сотню километров от тебя есть человек — вы уже близкие соседи. Хороший вариант для интровертов. (Улыбается.)

Намибия — одна из самых благополучных и богатых стран Африки. Потому что «сидит» на алмазах. Ясное дело, их в основном экспортируют, но и Намибии что-то перепадает. Мы сами убедились: в намибийских городах есть европейский такой лоск. Идёшь по улице, и кажется, что ты в небольшом, вполне себе замечательном городке Германии. Подкрепляется ощущение тем, что люди на улицах хорошо говорят на английском и немецком. Ну и на местном — африка́анс, конечно. Кстати, фраза «спокойной ночи» на африкаанс звучит как «хуянах» — и это обычно приводит интеллигентных и образованных белых людей в дикий восторг. (Улыбается.)

Вайфай, вкусный кофе, большие торговые центры — всё это в Намибии есть.

Но вот выходит из дорогого авто человек — в хорошем костюме, с айфоном в руке, «всё как надо»… А рядом с ним, на земле, у входа в молл, сидят люди в набедренных повязках. Пытаются продать свои поделки туристам…

И такие контрасты во всём. Намибия — это курортный городок с цивильной туристической жизнью и бескрайняя пустыня, которая поглощает всё живое. Это народность цвана, говорящая по-английски, воспитанная в строгих католических традициях, и язычники-бушмены, не понимающие ни одного языка мира, кроме местного птичьего наречия. Это наконец климат, где и +50, и +15 — норма.

— С чего началось ваше знакомство с этой страной контрастов?

— Со столицы — города Виндхук, в котором чуть больше 300 тысяч жителей. Похожа столица Намибии… На город Брест! Аккуратненько, безопасно, никакого национального колорита. Из достопримечательностей — замечательный автопарк и церквушка на окраине. Больше ничего!

— А население?

— А население чувствует себя неплохо. Работы в столице хватает, зарплаты — нормальные: местный, который владеет английским и работает помощником продавца в магазине, получает около 400 евро. Для Африки это более чем круто. Страну плотно держат в руках Германия и ЮАР, но жители этому рады: им дают удочку, благодаря которой можно выудить рыбку. Правда, пользуются удочкой не все…

— Например?

— В том же Виндхуке есть целый квартал с хижинами, где живут те, кто ничем не хочет заниматься. Государство выдает какие-то небольшие субсидии на жизнь — их это вполне устраивает… Сидят себе целыми днями у хижин-шалашиков из шифера и жестяных листьев, пьют, и ничего им больше не нужно. Но — беззлобные. Улыбаются…

— Это удручает или???

— Когда первый раз сталкиваешься, конечно, удручает. Но потом начинаешь задаваться вопросом: это вынужденная ситуация или осознанный выбор человека? Оказывается, выбор. У каждого есть возможность занять свою нишу — и в Намибии тоже.

— Есть позитивные примеры?

— Да, когда намибиец начинает работать с элементом немецкой ответственности, получается очень интересная смесь. Он может приятельски похлопать тебя по плечу и станцевать с тобой местный танец, но в то же самое время чётко выполнить свою работу и сделать даже больше, чем должен. Наши сопровождающие-гиды во всех точках путешествия — подтверждение этому. Слаженная работа, приветливость, никакого угрюмого ворчания за спиной, мол, «эти белые тут отдыхают и развлекаются, а нам следи и убирай за ними». Каждый раз, когда нужно было прощаться с гидом, кто-то из группы предлагал: «Слушайте, он был настолько прекрасен — нужно оставить чаевые!». Деньги принимали сдержанно, элегантно, по-европейски: «Спасибо, с вами было очень приятно работать. Приезжайте ещё!». Никаких нареканий к работе местных, они молодцы.

— А традиционная африканская безалаберность, о которой мы говорили в прошлых интервью?

— Слово «безалаберность» здесь легко заменить на «непосредственность».

Вот сидим мы в кафе, показываем друг другу какие-то фотографии, смеемся. Официант приносит кофе, ловит волну всеобщего веселья… И тут же подсаживается к нам! Ещё экран телефона к себе пододвигает: мол, дай-ка я посмотрю, что там у вас, плохо видно! Сначала напрягаешься, а потом думаешь: да ну, я же в Африке, всё в порядке.

Денежные отношения в Намибии очень интересные — как и во всех африканских странах. Спрашиваешь у таксиста: сколько стоит доехать от аэропорта до города? «Десять долларов», — отвечает. Ну, отлично! Говоришь: «Ребята, поехали!». Четверо садятся в такси, и водитель тут же: «Ааа! Тогда 40 долларов!». Почему?! А у нас оплата, говорит, по количеству человек. Ехали бы вдесятером — была бы соточка. Ну, может, на 95 договорились бы после торга. (Улыбается.)

— Вы сказали о том, что каждый может занять свою нишу, в том числе, и в Намибии. А справедливо ли это утверждение? Есть, допустим, стартовая возможность получить нормальное образование?

— Да, в Намибии очень сильное католическое образование — даже в деревнях есть прекрасные школы. Внешне — это одноэтажные, весело раскрашенные здания с флагом Намибии. А внутри можно найти неплохие компьютерные классы — думаю, не во всех белорусских школах такие есть.

Школьники хорошо одеты: белые рубашечки, тёмно-синие шорты, в руках — портфели. Никаких уроков в набедренных повязках, как нам может воображение нарисовать. Дети, кстати, с удовольствием, не из-под палки поют всегда и везде гимн Намибии — «Намибия — земля отважных» называется.

На стенах классов — надписи для учеников: «Будь отважным», «Будь смышленым», «Если друг устал, помоги ему». Для учителей — другие таблички: «Запомните, что ученик — это личность. И повторяйте себе каждый день, что перед вами будущие великие люди». По-моему, это здорово!

Никакого социального неравенства в сфере образования нет, более того, власти убеждают жителей племён отдавать своих детей в школы. Но соглашаются на это единицы, да и то нехотя. Ну потому что работать надо: фенечки плести на продажу, скот пасти, землю пахать… Какая школа, о чём речь.

И так во всем. Племена не хотят ничего менять в укладе своей жизни.

— А предпринимаются попытки этот уклад изменить?

— Приведу пример с бушменами. Власти запретили им охотиться. Почему запретили? Потому что те начали втихаря отстреливать домашний скот, который живёт у крестьян, и устраивать стычки с другими племенами.

Государство предложило: давайте-ка вместо этого будем учиться работать и зарабатывать. Целую программу специально для бушменов составили, дали место в парламенте для представителя их народности. А бушмены сказали: идите-ка вы куда подальше со своей программой и парламентом, мы свободный народ, делать ничего не будем.

«Так вы же от голода помрёте!» — «Помрём, но с гордо поднятой головой». — «Ну, тогда разбирайтесь сами…»

Разобрались: смертность бушменов от болезней и голода резко выросла всего за несколько лет. Власти вернулись с инициативой: «Давайте мы будем водить к вам туристов с экскурсиями, чтоб вы совсем не вымерли?»

Ну… давайте.

Конечно, со стороны это может выглядеть дико: кажется, что бушменов превратили в цирковых зверей или петрушек для развлечения «белых». Это коробит. Но надо понимать: только благодаря этим «песням и пляскам для туристов» бушменам удаётся выживать.

— Это можно назвать работой за еду?

— С одной стороны, это так. С другой — деньги они мгновенно пропивают. Живут в грязи и нищете, ничего не делают, но зато наловчились из корней местных растений готовить какую-то бормотуху. Пьют её с утра до вечера. Кажется, независимо от того, живёшь ты в Австралии, Намибии или Беларуси, крайность, к которой приходят люди, когда у них что-то не получается, формулируется одинаково: если всё плохо — пей.

— Вы очень спокойно об этом говорите. Адаптировались к таким картинкам за время путешествий?

— Да. Но, несмотря на это, не получается остаться равнодушным, когда видишь худенького ребенка со вздутым животиком, с ног до головы обсиженного мухами. Или когда даешь детям конфеты, а они не знают, как их есть — тянут в рот с обёрткой. Пытаешься отнять, чтобы снять бумажку — не тут-то было, не отдают. Проводишь мастер-класс по разворачиванию фантиков — и только на пятой по счёту конфете у ребёнка начинает что-то получаться. Эти руки с пяти лет за плугом, мелкая моторика совершенно не развита…

— C какими народностями, помимо бушменов, познакомились в Намибии?

— С химба, например. Женщин этого племени часто можно увидеть в фотоподборках о народах Африки, потому что они очень колоритны: их кожа и волосы полностью покрыты красной глиной.

По уровню быта и культуры химба не слишком отличаются от бушменов, но они более контактны. В них есть элемент цыганщины, который позволяет хоть немного заработать на туристах. Химба привозят на рынки Виндхука самодельные украшения и сувениры, трясут ими и зазывают тебя, не оставляя путей для отступления: «Support me! Support me, please!». Тебе всё это великолепие рукодельное не очень-то нравится, но понимаешь: помочь надо.

Так купил у одной из химбийских продавщиц амулет, который она при мне сняла с шеи. Оказалось, что кулон не простой, а свадебный. И обычно женщины племени дарят такие жениху. (Смеется.)

Кожаный ремешок весь в глине, от пота уже задубел… Но, возможно, именно поэтому есть в нём какая-то особая ценность. Никуда его не надену, но буду считать, что внёс свою маленькую «support» в жизнь химба.

— А есть в Намибии народности, чья жизнь организована более цивилизованно?

— Да, это гереро и цвана — с ними нам тоже удалось пообщаться.

Гереро когда-то были самой многочисленной народностью Намибии. Но в 1903 году немецкие войска вырезали 80% жителей — об этом напоминает кладбище с жертвами геноцида и мемориальный комплекс, посвященный им.

В отличие от бушменов и химба, гереро работают на фермах, занимаются ремесленничеством, торговлей. Живут неплохо, да и выглядят замечательно — у них просто незабываемые национальные костюмы! Нельзя не обратить внимание на женщину-гереро, когда она идёт по улице: сначала замечаешь пышное, невероятно цветастое платье с рукавами-фонариками и глубоким декольте, а потом — шляпу, украшенную рогами! Рога — это в честь коровы, гереро очень её почитают. Смотрится забавно, но по-настоящему эффектно.

Отдельного рассказа заслуживает народность цвана, которая живёт общинами на востоке Намибии, в пустыне Калахари. Это очень самостоятельные, серьезные, умные и интеллигентные люди. При католическом костёле для них открыты и школы, и фольклорные группы. Цвана посылают свои коллективы на международные фестивали, и можно сказать, что они вмонтированы не только в национальную, но и в мировую систему культур. В том, насколько они талантливы и профессиональны, мы смогли убедиться сами. Цвана полтора часа, раскладывая песни на 5−7 голосов, пели для нас спиричуэлсы с народными мотивами. Ещё и танцевали при этом. А потом говорят: «Ну, а теперь вы спойте свой гимн».

Честно скажу, мы чувствовали себя так, будто гимнаст-эквилибрист, который только что прошел по канату на высоте 12 этажа, предлагает нам сделать то же самое.

У одних сложное отношение к существующему гимну, другие — не помнят слов, третьи — вообще не очень-то хотят петь. В итоге нестройным хором с грехом пополам спели «Купалинку». Разумеется, цвана аплодировали нам, «белым людям». Но по сравнению с ними выглядели мы во всех смыслах бледновато.

— А как они общаются с так называемыми белыми людьми? С какими эмоциями?

— Уважительно, но просто, без страха и какого-либо лебезения.

Вот видишь, например, на дороге деревянную повозку, запряженную двумя лошадками. На ней — подростки. Явно очень гордятся своим транспортом! Это как у нас «на шестёре по деревне погонять». (Улыбается.)

Спрашиваешь: «Можно с вами?». Отвечают: «Да, конечно! Садись, поедем вместе!».

А пока едешь по деревеньке, можешь увидеть настоящего намибийского денди, который выходит из одноэтажного деревянного паба. Костюм цвета кофе с молоком, шляпа в тон, белая рубашка, галстук, даже запонки у него есть!

Говоришь ему: «А можно мне на твоей лошади прокатиться?». «Да без проблем!» — и слезает с лошади, передаёт в твои руки поводья… Это по-настоящему здорово: говорить о простых вещах с человеком, совсем не похожим на тебя, живущим в другом полушарии — и понимать друг друга.

— Какая она — жизнь в общине цвана? Накладывает отпечаток на характеры, поведение людей?

— Простую историю по этому поводу расскажу — и сразу станет понятно. Когда мы всей группой гуляли по деревне, начался дождь. Сопровождающая из местных открыла ближайшую калитку и говорит: «Скорее заходите, спрячемся под крышей.» Пока пережидали ливень, спрашиваю: «А сколько вас живет в таком домике?». Она отвечает: «О, это не мой дом, я живу на другом конце деревни!». Уточняю: «А то, что мы здесь стоим так долго — это ничего?». Она смеётся: «Да нет, о чём вы? Всё в порядке». У цвана всегда «всё в порядке»: можешь зайти на любой участок, погулять по двору, покопаться в сарае, пока хозяина нет дома… Такие вот законы общежития.

— Или взаимовыручки?

— И взаимовыручки тоже, конечно. В этом плане интересно было наблюдать за нашими проводниками в путешествии. Ну, вот остановились мы на привал, едим. Кто-то яблоко не доел, кто-то отказался от мяса — вегетарианец. Казалось бы, жара — плюс 50, надо выбросить остатки еды, и всё. Но проводник собирает их в отдельный ящичек, и когда проезжаем мимо деревни, ящик этот выносит — отдает людям. Мы говорим проводнику: «Слушай, этот кусок мяса ездит с нами сутки по 50-градусной жаре. Может, не надо это есть?». А он отвечает: «Поверьте, то, что едят эти люди, — показывает рукой на ряд шалашиков, — гораздо хуже, чем полежавшее на жаре мясо. Они близки к природе, как животные, и интуитивно знают, что можно есть, а что — нельзя».

Звери

— Про близость к животным: расскажите, видели на расстоянии вытянутой руки «крокодилов, бегемотов, обезьян, кашалотов и зелёного попугая»?

— Да! Наше путешествие было логически разбито на три части: знакомство с людьми, природой и животными Намибии. Ради последнего мы отправились в национальный парк Этоша, где провели четыре дня. Уже по дороге туда встретили жирафов: длинные-предлинные силуэты вдалеке замаячили. Все давай кричать «стоп! стоп! жирафы!» и фотографировать со всех сторон маленькие фигурки на горизонте. Восторг, ажиотаж.

На второй день жирафов фотографировали уже нехотя, на ходу, прикидывая, стоит ли место на карте памяти занимать. А к отъезду на жирафов цыкали и махали руками, чтоб они отошли и не заслоняли собой слонов! Вот она — человеческая способность привыкать ко всему. (Улыбается.)

Что мы увидели в парке? Как кто-то из наших верно подметил: «суп»! Абсолютно всех животных можно найти у водопоя: тут тебе и жирафы со слонами друг друга не заслоняют, и зебры с антилопами табунами топчутся. А поглядывают на всё это в ленивой полудрёме львы, которые заняли лучшие места у воды.

Наблюдая за ними, понимаешь, что в мире животных есть все киножанры — от комедии до драмы, в нём сочетаются жизненная ирония и фатальность.

А ещё «водопой» — социальный срез любого общества. Узнаешь всех своих знакомых! Кто похрабрее и при этом умеет договариваться, тот в первых рядах: одна антилопа пьет, другая — следит за львами. Местами меняются за секунду! А третья антилопа не может напиться, потому что истеричка — носится бессмысленно туда-сюда и сеет панику на пустом месте.

Хитрые зебры ищут свободную «лужу», пусть поменьше, но никем не занятую. Оккупируют её со всех сторон, и уже никого к ней не подпускают.

А вот толстый, ленивый кабан. Он лёг у подступа к водоему и всем своим видом даёт понять — лежу здесь и лежать дальше буду. И плевать ему, что все об него спотыкаются!

Потом приходит слон — он большой, и ему никто не страшен. Идёт, ни на кого не оглядываясь, и вся эта мелочь, включая кабана, перед ним расступается. Слон плюхается в центре водоёма и начинает поливать из хобота водой себя и слонят — те в абсолютном восторге, конечно, возятся, верещат.

Но каждый из «супа» следит за главным в иерархии — львом. Стоит ему шевельнуть ухом в чью-то сторону — и всех уносит взрывной волной. Лев засыпает — и все медленно, осторожно возвращаются на свои места.

А лев и не собирался-то нападать — ведь львы в «супе» самые мудрые. Они понимают, что все их видят и охота ничем не увенчается. А просто так гоняться за кем бы то ни было в 50-градусную жару — себе дороже. Куда приятнее лежать в тени у воды, поглядывая на всех и в полной мере ощущая собственную значимость. А вот придёт ночь — тогда можно будет и показать, кто в доме хозяин.

— Это какой-то фильм с телеканала Nat Geo Wild!

— Так и есть. Я, кстати, Nat Geo Wild и Animal Planet не люблю: когда ни включу, там обязательно кто-то кого-то ест. И непонятно, кого больше жалко: того, кто может умереть от голода, если не словит добычу, или жертву, которую всё-таки поймали.

А тут — всё то же самое. Только на твоих глазах.

Так мы видели антилопу, которая шла по пустыне одна с двумя детенышами. Проводник объяснил: у антилоп рождается один детеныш, значит, второй прибился — его маму убили хищники. Гид говорит: до утра ни детеныши, ни антилопа не доживут. Здесь, в пустыне, они — прекрасная еда для львов.

А львов, как уже говорил, тоже жалко.

Нам показали одного такого — старого, истощенного, с торчащими рёбрами — у водопоя. Он проиграл битву с молодым львом, был изгнан из прайда, и у него больше нет сил охотиться. И вот он просто лежит в тени у воды и ждёт — или лёгкой добычи, или смерти.

Говорю же: здесь все киножанры. И мультик «Король Лев», над которым плакали в детстве, тоже тут.

— Кстати, а кто в «супе» похож на вас?

— Ну нет, себя нельзя оценить справедливо, это нечестно! Но я бы, конечно, хотел на гепарда быть похожим. Гепарды мне нравятся! Они не охотятся за людьми. Да и вообще, красивые, стройные, быстрые…

Правда, когда они подходили к нашей машине, с интересом принюхиваясь, девушки приходили в ужас. И правильно, в общем-то, делали: если эта приятная во всех отношениях киса даже очень интеллигентно махнет на тебя лапой, путешествие может закончиться.

— Небезопасно там?

— Всё будет в порядке, если вести себя не как король жизни, мол, «дайте мне сюда этого льва, я его тут щас одной левой», а как нормальный человек, который уважает мир вокруг себя и обладает элементарным инстинктом самосохранения.

И тем не менее, в дикой природе ты ни от чего не застрахован. На меня вот ни с того ни с сего, наставив рога, пошла антилопа. Ты думаешь: ой, какая прекрасная антилопа, подойду-ка ближе, сделаю фото. А она в это время думает: ой, какой прекрасный человек, почему бы не боднуть его под ребра, например?

Надо понимать — ты в огороженном оазисе, а вокруг происходит жизнь. И она не обязана быть к тебе дружелюбной.

Палаточный лагерь, в котором мы жили, был обнесен колючей проволокой. И понятно почему: вот проснёшься ночью, захочешь в туалет, повертишься-повертишься, уже соберешься выходить… И слышишь: кого-то там, снаружи, едят.

Думаешь: «Ой, да ну его! Лучше дождусь утра». Хватит того, что в гости может заглянуть скорпион, стоит ему найти маленькую щёлку в палатке.

А утром выходишь и видишь: вся земля вокруг и правда усеяна отпечатками копыт и лапок разной величины…

То, что вокруг

— Куда вы отправились после Этоша?

— В Калахари, ради которой всё и затевалось, и в Намиб — самую старую и, думаю, самую красивую пустыню в мире.

Здесь снималось много приключенческих фильмов: из последнего — «Безумный Макс», например. Но чтобы понять пустыню, надо увидеть её не на экране, а в жизни, а еще лучше — пройти по ней пешком хотя бы несколько километров.

Сразу скажу, что ничего приятного в этом нет. Путь через пустыню, кажется, самое трудное физическое испытание, с которым я сталкивался в путешествиях. Дело в климате: солнце постепенно тебя убивает. Начинает болеть голова, ноют мышцы, скачет давление. Вливаешь в себя воду, но это помогает ненадолго. Да и вода тёплая — лёд в сумке-холодильнике мгновенно тает при температуре воздуха +50. Песок постоянно в обуви, а колючки протыкают всё, кроме военных ботинок.

Но вместе с тем пустыня завораживает. Это отдельная стихия. Красные дюны высотой с тридцатиэтажный дом — залезаешь на них, чтобы встретить восход солнца, и забываешь, как дышать, от красоты.

Место, которое особенно запомнилось, — Дедвлей. Глиняное плато в пустыне Намиб… Когда-то здесь была долина с небольшими озерами и лесом, а потом климат резко изменился, и дюны перекрыли доступ воды к растениям. Жизнь в долине замерла, а свидетели событий — деревья-памятники — остались.

Там неземная энергетика. А пейзаж такой: полностью высохшая земля белого цвета, а на ней — совершенно чёрные деревья. Скульптуры, которым более тысячи лет. Обрамляют плато огромные дюны. Чтобы представить масштаб: высота самой большой из них — 400 метров.

Это что-то запредельное! Кстати, есть такой фильм — «Запределье». И он снимался как раз здесь.

Одну из путешественниц нашей группы с этим местом связывала особая, личная история. Она ничего не знала о Намибии, но, просматривая программу тура, увидела фотографию Дедвлея и в этот же момент приняла решение ехать. Оказалось, именно этот снимок много лет стоял у неё фоновым рисунком на рабочем столе. «Вот это совпадение, — говорит. — Это одна из моих любимых фотографий, и я просто не знала, где в мире есть такая красота. Конечно, я еду».

Так вот: она нашла именно то дерево, которое было у нее на заставке, сидела рядом с ним около часа, думала… Представляете: найти дерево своей мечты на краю земли?

— Расскажите, были ещё в вашем путешествии вот такие точки попадания в цель? Места, которые вас по-настоящему поразили?

— На побережье Атлантического океана есть местечко, которое называется Свакопмунд.

Температура там +15. Изморось, сырость, в океане никто не купается. Такое чувство, что ты в Паланге.

И это после пустыни, с её +50! Очень странное ощущение: ты резко оказываешься в холодном фронте и видишь своими глазами, как небо разделяется на две части — было ярким и безоблачным, стало туманным и хмурым. Снова намибийские контрасты!

Так вот: из Свакопмунда я отправился в то место, где давно мечтал побывать. Название у него поэтичное — «Берег скелетов». И там можно увидеть потрясающие по своей силе пейзажи…

Доехать туда можно только на джипе. Едешь и видишь отдыхающих на пляже морских котиков и тюленей. Они совершенно не боятся людей, позируют для фото — обаятельные ребята.

И тут же, на соседнем пляже, котик убитый, съеденный… Как говорил: Намибия — страна дикой природы, где всегда идёт борьба за жизнь. И в ней кто-то кого-то съедает. Когда видишь это постоянно, понимаешь: это может произойти и с тобой. Как в прямом, так и в переносном смысле…

О том же думаешь, когда приезжаешь на «Берег скелетов». Заезжаешь на высокую дюну, и с нее открывается такой вид: дюны переходят в океан. Дюны — бескрайние, океан — необъятный.

А в нём — шторм. И на твоих глазах, пока кутаешься в шарф, пытаясь спрятаться от дождя, корабль сносит океанской волной…

Из-за плохих погодных условий и постоянных туманов здесь, у «Берега скелетов», часто разбиваются судна. И на каждом километре можно найти их останки: от рёбер древних деревянных лодок, занесенных песком, до солидных танкеров, севших на мель в ста метрах от берега.

В такие минуты хочется погрузиться в себя, помолчать… Потому что в жизни каждого человека есть такие вот «съеденные котики» и севшие на мель корабли, которые казались сильными, большими, непотопляемыми.

Вспоминаешь их, и приходят на ум строчки Андрея Макаревича из песни «Старый корабль»: «Чтобы не стать эдаким вот музеем, в нужный момент лучше пойти ко дну».

В Намибии всё так: очень жизненно, очень жестко. Но при этом зыбко, как в туманах «Берега скелетов».

— Есть в Намибии то, к чему вы не были готовы?

— Я не был готов к таким пейзажам. Это безумно красиво. Намибия — самая фотогеничная страна из всех, где я бывал. Но даже отфотошопленные снимки из интернета оказались слабее того, что я увидел.

А ещё я, наверное, не был готов к тому, что чувствуешь, общаясь с животным миром.

Слон, переходящий дорогу и осторожно подглядывающий на машину, гепард, который подходит к авто и обнюхивает твоё лицо — ну нельзя быть готовым к таким моментам!

Ты закрываешь глаза на вдохе, а когда открываешь их — картинка не исчезает. Это не сон!

В таких поездках меняется многое внутри тебя: ты переоцениваешь себя, окружение, приоритеты. И я всё чаще прихожу к мысли, что самое ценное в жизни — это путешествия. В них исподволь, не специально, вырабатывается хорошая самодрессировка интеллекта и духа. Пейзажи, люди, впечатления — всё это само в тебя загружается, как в блендере, перемалывается… И в результате ты другой: фразы более сложноподчиненные, а суждения менее категоричные, готов задавать вопросы и отвечать — не только за себя, но и за тех, кто рядом.

В путешествиях можно найти сюжеты наших любимых фильмов, героев главных для нас книг, строчки из песен, которыми мы заслушивались. Только это — непридуманная история, и переживания, чувства, мысли — только твои.

Ты главный герой фильма, который смотришь прямо сейчас. А главное, ты, кажется, автор его сценария и режиссер.

Однажды почувствовав это, избавляешься от повседневной бытовой шелухи. Когда твоя душа наполнена такими впечатлениями, такими разговорами, такими воспоминаниями, не получается резко ответить человеку, который в транспорте наступил тебе на ногу или взял денег в долг и не отдал. Потому что очень мелко это, очень поверхностно.

И даже страшно становится моментами, ведь понимаешь: надо сейчас ударить кулаком по столу, сказать веское слово, отстоять своё… А не ударяется, не говорится, не отстаивается. Просто потому что это не Намибия. Я бы даже сказал, что это определение для большинства жизненных ситуаций, которое стоит писать в одно слово — «этоненамибия». (Улыбается.)

— А не грустно от того, что «этоненамибия»?

— Ну, конечно, когда стоишь в очереди на кассе магазина и вдруг понимаешь, что где-то далеко в это время бродят слоны, внутри начинают тикать часы, которые говорят: «Вокруг происходит жизнь, а ты этого не видишь. Где-то — слоны, а ты — в очереди, с кефиром в руке».

Наверное, что-то схожее чувствует человек, когда он сидит в тюрьме, а на воле растет его ребенок. Щемящее, абсолютно безрадостное чувство упущенного. Полностью оно меня не поглотило, но иногда приходит.

И вот тогда ты бросаешь всё, включая кефир и очередь на кассе, встречаешься с хорошими людьми, крепче обнимаешь любимого человека, начинаешь больше отдавать другим и делать что-либо без страха, с бытовой такой отвагой. Мол: «Ребята, я был в Намибии и могу себе позволить вместо „до“ взять в этой песне „ля“!».

Да, пусть будет в ля мажоре. У меня получится!

Теги: знакомства, Брест