"Ни один белорус не попросил вернуть перечисленные деньги". Сергей Долидович - о неудаче на Играх

Источник материала:

Сергей Долидович — единственный в мире лыжник, который принимал участие в семи Олимпиадах. Для подготовки к Играм в Корее 44-летний белорус собрал чуть больше 30 тысяч белорусских рублей на краудфандинговой платформе. Рекордная Олимпиада для народного спортсмена состоялась, но по состоянию здоровья Долидович снялся с первой же гонки. А позже заявил, что готов вернуть деньги тем, кто разочарован его выступлением. SPORT.TUT.BY поговорил с Сергеем о неудаче в Пхенчхане, сложнейшем сезоне и том, почему наш биатлон и лыжные гонки скоро могут достигнуть дна.

«Не получалось угнаться даже за последними номерами. В голове крутился вопрос: „Почему я не могу ехать?“»

— Вы говорили: «Когда температура ниже -15 градусов, стараюсь не бегать». Были уверены, что на зимней Олимпиаде столбик термометра не опуститься ниже этой отметки?

— В прошлом году в это же время лыжники бегали в Пхенчхане на клистерной мази для плюсовой температуры. Я был готов, что в Корее может быть холодно, но не настолько. На некоторых участках трассы было минус 17 градусов. В 16 лет я переболел воспалением легких и с тех пор стараюсь не бегать при большом морозе. Погоду очень сложно предсказать. Например, четыре года назад в Сочи был плюс. Я не хочу оправдываться, но мой организм просто не справился с морозом в Корее.

— Помните, что происходило в голове, когда собирались сойти с дистанции?

— Это было вынужденное решение, порыв. Просто почувствовал, что не могу угнаться даже за последними лыжниками. Преодолел три с половиной километра, а дальше в голове крутился один вопрос: «Почему я не могу ехать?». Когда остановился, заметил, что у меня обморожен нос. В тот момент еще не осознавал, что на этом Олимпиада для меня закончилась. Дальше пошли таблетки, температура, решение лететь домой. Через три дня я вернулся в Минск.

— Биатлонистов и фристайлистов встречали в аэропорту с оркестром и плакатами. Какую картинку по прилете увидели вы?

— Ничего запоминающегося. Никто меня не встречал. Даже когда в предыдущие годы возвращался домой с чемпионата мира, остановившись в одной десятой от пьедестала, прилетал в пустой аэропорт. В этот раз был рад тишине. Первые дней десять вообще ни с кем не хотел общаться.

— С какими мыслями возвращались домой?

— Естественно, мне было плохо. Когда мы затеяли краудфандинг, скептиков и тех, кто меня поддержал, было 50 на 50. Уже тогда понимал: если оступлюсь или провалюсь, падение будет болезненным. После неудачи на Олимпиаде столкнулся с волной негатива. Количество злобных комментариев возросло. От любви до ненависти, сами знаете, всего один шаг. Критиковать меня — это правильно, но не говорить «зачем он туда поехал?». Я все отдал, чтобы пробежать, весь сезон готовился, старался… Я не могу упрекнуть себя даже в небольшой лени или недоработке по ходу сезона.

— Главной мотивацией была рекордная цифра — седьмая Олимпиада, которая не покорялась еще ни одному лыжнику?

— Я вообще не привязывался к этой цифре. Мне уже позже сказали, сколько спортсменов в истории участвовало в семи Олимпийских играх. Не считаю это особенным достижением. Ехал за справедливостью и сам нашел шанс, который мне не дали. Десять лет назад моя история просто не имела бы шансов на успех. Но сейчас помогли СМИ и соцсети. Я понимаю, что всю систему победить невозможно, зато можно бороться с отдельными людьми и несправедливостью. Я это доказал.

«Во вселенском масштабе неудача на Олимпиаде — ерунда. Даже после терактов через два-три дня мир оживает и идет дальше»

— Вы считаете, спортсмен должен уходить на пике?

— Каждый вправе решать сам. Стоило ли мне уйти после пятого места в Сочи? Не знаю. Чего скрывать, когда спортсмену назначают олимпийскую стипендию (около тысячи долларов в месяц. — Прим. SPORT.TUT.BY), ему важен заработок, особенно если до этого он не получал таких денег. Если бы я стал тренером, то потерял бы стипендию, даже оставшись в своем виде спорта. Так у нас устроено, хотя я считаю, что это неправильная система.

Плюс я чувствовал силы продолжать. Через год после Сочи стал четвертым на Кубке мира в Холменколлене, становился 18-м на чемпионате мира. Сейчас мы можем только мечтать о таких результатах.

— Бьорндален хочет погонять еще один год, если дочка разрешит. Понимаете норвежца, который мог уйти королем, но предпочитает бегать в удовольствие даже в качестве запасного?

— Отлично понимаю Бьорндалена. Для него биатлон — это стиль жизни. Год назад Уле-Эйнар обыгрывал всех молодых. Еще в прошлом сезоне взял два эстафетных золота на Кубке мира и выиграл личную бронзу на чемпионате мира. Люди быстро забывают о достижениях спортсменов и записывают их в старики. Таковы издержки славы.

— Чему вас научил прошедший год?

— Он закалил меня, хотя и раньше считал себя закаленным жизненными обстоятельствами. Многие люди открылись по-новому. Некоторые в важный момент отказались помогать, потому что боялись за свой бизнес или место. Были и такие, которых я в свое время подтянул, а они потом обрушились на меня с критикой. Хватался за голову, когда читал их разгромные статьи, думал: «Ну как так?».

Сейчас понимаю: хорошо, что получил эти уроки. Летом, когда мы встречались, мне было очень плохо. Давление подскакивало до 140 на 100, ходил сам не свой. А со временем научился гораздо проще ко всему относиться. Некоторые люди выносят ценные уроки после болезни или серьезных потрясений. Я благодарен, что именно таким образом получил свой опыт.

— Стали философски относиться к неудачам?

— Конечно. Раньше так расстраивался — просто капец. Воспринимал плохую гонку как конец света. Сейчас понимаю: все очень относительно и быстротечно. Олимпиада закончилась меньше месяца назад, а о ней уже почти забыли. Через два-три дня после терактов мир оживает и идет дальше. Во вселенском масштабе моя неудача на Олимпиаде — ерунда. Как пел Цой: «Муравейник живёт, кто-то лапку сломал — не в счёт».

Недавно у дочки нашли какой-то нарост на пальце, отправили удалять в онкологию в Боровляны. Вроде бы ничего страшного не обнаружили, но сразу столько мыслей закралось в голову. В такие минуты думаешь: как же ничтожны многие заботы по сравнению с настоящими проблемами.

— Поняли, что спорт это еще не вся жизнь?

— Да, и пытаюсь это всем донести. Пока мы молоды и успешны, у нас берут интервью, не обделяют вниманием, мы думаем, что это и есть настоящая жизнь. А с возрастом приходит осознание: реальная жизнь — это рутина, наша повседневность. Надо проживать моменты с семьей, думать не только о грандиозном, но и о том, что есть здесь и сейчас. Раньше мне казалось: раз я проехал сто километров, мне должны поставить памятник. А сейчас смеюсь — «за что?». Наша страна хочет иметь большой вес в спорте и других сферах. А мне кажется, что на первом месте должны стоять мелкие проблемы — нерасчищенные дворы, загаженные собаками дорожки. То, что мы хотим всех победить, конечно, правильно. Только для белорусов не это главное.

«Зачем мне благотворительность? Когда видишь, как 20 детей называют директора детдома мамой, не можешь оставаться равнодушным»

— Вы выставили на благотворительный аукцион очки и телефон, подаренные на Играх в Лиллехаммере и Пхенчхане. Их выкупили за 2965 белорусский рублей. Ожидали большего ажиотажа?

— Да не было как таковых ожиданий. Хотел продать вещи, доставшиеся мне в подарок, хотя бы за магазинную стоимость. Так оно и получилось: на площадке объявлений Куфар итоговая стоимость лотов превысила стартовую цену на 30−50 процентов. Почему не получилось собрать большую сумму? Наверное, люди сейчас тщательно считают деньги.

Честно признаюсь, изначально хотел выставить телефон на аукцион инкогнито. Накануне Олимпиады вокруг меня и так было много шума. Понимал, что могут сказать: решил в очередной раз пропиариться. Но для меня главное, что я сделаю доброе дело детям, а не то, что кто-то там скажет.

— Зачем вы занимаетесь благотворительностью?

— Я не могу сказать, что делаю это часто. Три раза помогал Оршанскому детскому дому. После побед в марафонах ездил на малую родину, покупал инвентарь, вез из Минска наши велосипеды «Аист». Знакомые, которые намного богаче меня, спрашивали: «А зачем тебе это?». Даже не знал, что ответить. Я выиграл деньги и поделился совсем небольшой суммой — отдал каких-то два процента от премиальных. Пускай каждый так сделает. А то получается, что люди, которые решают помочь, выбиваются из стаи. В их поступках стараются разглядеть пиар. Не совсем правильно думать, что государство должно помогать, а не мы. По большому счету государство — это и есть мы.

— Была какая-то конкретная история, которая тронула и мотивировала помогать?

— Когда я в первый раз зашел в детский дом, у меня навернулись слезы. Я сам по себе эмоциональный, поэтому меня легко растрогать. Когда видишь, как 20 детей называют директора мамой, ты не можешь остаться равнодушным.

Почему-то считается, что благотворительностью занимаются те, у кого много денег. Но я не назову себя таким уж богатым, обеспечившим беззаботную жизнь трем своим дочерям. Не могу позволить себе перестать зарабатывать, закинуть ногу за ногу, курить и ничего не делать. Денег всегда мало. Но их можно как быстро проесть, так и отдать на более важное дело.

— Куда направили средства, оставшиеся от краудфандинга?

— 10 тысяч рублей плюс деньги, вырученные на благотворительном аукционе, пойдут Андреевскому детскому дому Оршанского района. Из собранных на подготовку денег мне насчитали 3200 рублей налога. Подал заявление в исполнительный комитет Центрального района, чтобы меня от него освободили, так это была сумма на подготовку к Олимпийским играм. Если большинством голосов освободят, то детскому дому пойдут еще плюс 3200 рублей. Я с этого ничего не выиграю, только справок придется много собрать. А захочет ли государство пойти навстречу и сделать красивую историю, узнаем в апреле.

Я постоянно подчеркиваю, что эту благотворительную помощь не надо ассоциировать с моим именем. Сам звонил директору детдома и пояснял: ни в коем случае не стоит воспринимать это как мои деньги. 7500 рублей на краудфандинге собрали люди. Плюс большой вклад — 23 тысячи на подготовку — перечислил житель США Доминик Янушкевич.

«По сей день люди говорят: главное не результат на Олимпиаде, а сам факт того, что я не сдался»

— Как думаете, почему белорусы вам помогали?

— У каждого был свой мотив. Кто-то видел во мне жертву системы, кто-то сам сталкивался с подобным. Одним из первых мне перечислил деньги мужчина, который написал, что у его сына такая же проблемная ситуация с федерацией — даже не уточнил, с какой именно. Я спросил, как вернуть ему тысячу рублей, если не соберу необходимую сумму. Он до сих пор даже не ответил… По сей день люди говорят, что главное не мой результат на Олимпиаде, а сам факт того, что я не сдался. В моей ситуации гораздо больше жизни, чем спорта. Я не выиграл на Играх, но вышел победителем из сложившихся обстоятельств. Все, кто гнобил меня в межсезонье, в итоге включили задний ход.

— Сколько пришло сообщений с просьбой вернуть средства, перечисленные на подготовку?

— Ни одного. После того, как я снялся с Олимпиады, появились комментарии в духе: «Верни деньги, обманщик». Конечно, такое задевает. Я написал, что готов все вернуть, но ни один человек так и не обратился. Не думаю, что гневные комментарии писали те, кто давал эти деньги. Люди, которые поддержали меня летом, сделали это не потому что я пообещал выиграть, а потому что им оказались близки мои взгляды.

— Вы прошли семь Олимпиад. Какими вспышками запомнились разные Игры?

— Мои первые Олимпийские игры в Лиллехаммере ассоциируются с картонными домиками, которые легко собирались и разбирались, носатыми скульптурами троллей и теплыми свитерами. В Нагано увидел другой мир — унитазы с подогревом и одноразовые мобильные телефоны. Некоторые до сих пор не знают, что это такое. Можно было купить телефон, по которому поговоришь 20−30 минут и выбрасываешь. А в Солт-Лейк-Сити нам дарили одноразовые пленочные фотоаппараты.

Турин запомнился солнцем и эмоциональными людьми, которые могут «обложить» тебя, а через минуту похлопать по плечу. Ты приезжаешь в Италию, и на подсознательном уровне хочется пить вино. Много воспоминаний из каждой страны. Я до сих пор меряю свою жизнь Олимпиадами.

— Задумывались когда-нибудь о переезде за границу?

— Мне нравится приезжать куда-то ненадолго, но переезд — это совсем другое. По большому счету ты никому и нигде не нужен. Ты и у нас не нужен — каждый сам за себя. Мои дочки часто говорят, что хотели бы жить в Австрии. Но они пока не понимают, что туристические поездки, где мама и папа всем обеспечивают и за все платят, отличаются от эмиграции.

«Состояние вида спорта надо мерить не по Домрачевой и Скардино, а хотя бы по пятому и шестому номеру сборной»

— Выступление наших лыжников на Олимпиаде назвали провальным. Или оно, скорее, закономерное, учитывая динамику результатов прошлых лет?

— Последние три года у нас всегда были такие результаты. На прошлогоднем чемпионате мира мое 22-е место стало лучшим в сборной. На крупных стартах нам изредка удавалось занять одно более-менее высокое место на команду, а в Корее никто этого сделать не смог. И сразу кричат — провал. Хотя, если говорить объективно, олимпийские результаты не стали откровением.

Самое страшное даже не то, как мы пробежали, а то, что на девять лицензий у нас в стране нашлось только восемь лыжников. В Беларуси нет резерва, нет следующего поколения спортсменов. Я заболел — и белорусская сборная не смогла выставить команду на эстафетную гонку. Наши результаты в Корее — это не дно. Их еще будут вспоминать. И в биатлоне то же самое: уйдут Домрачева и Скардино — некого будет поставить в эстафету.

— Что надо изменить в подготовке спортсменов, начиная с детско-юношеского уровня, чтобы лыжные гонки стали хотя бы на один уровень с нынешним биатлоном?

— Меня зовут на ток-шоу и говорят: «А кто, если не вы, может высказать предложения?». Но я действительно не знаю, как помочь нашему спорту. Я готов к беседе, но не к шоу, где начнется «бла-бла-бла». Если я выскажу свое мнение, ничего не поменяется. Люди, которые реально что-то решают в кабинетах, не ходят на ток-шоу.

— Почему золото биатлонистов еще не показатель того, что с биатлоном в Беларуси все хорошо?

— Не надо оценивать состояние биатлона в стране по первому номеру сборной. Успехи Дарьи Домрачевой — это еще не весь биатлон. Есть национальная команда, а есть массовый спорт. Вот если бы в отсутствии Домрачевой и Скардино тренеры могли спокойно поставить в эстафету двух других девочек и результат от этого не сильно бы изменился, уместно было бы говорить, что с биатлоном у нас все стабильно хорошо. Состояние вида спорта надо мерить не по первому и второму человеку в команде, а хотя бы по пятому и шестому.

— В чем основные проблемы лыжных гонок — в тренерских кадрах, нехватке спортсменов, тренировочных баз?

— После Сочи в спортивных школах проводилась оптимизация кадров — сократили количество детских тренеров по лыжным гонкам. А нет специалистов — нет детских групп. В Минске есть хорошая лыжероллерная трасса, но нет базы. Нам не нужен дворец, как другим видам спорта. Лыжи такой вид, где приходится вечно бегать в соплях. Но дайте хотя бы обычную базу, где можно нормально переодеться.

Моя дочка учится в гимназии № 16, где находится лучшая лыжная база Минска. Так вот даже там тренеры заполняют документацию в том же помещении, где дети качают пресс и занимаются на шведской стенке. А не будет условий для лыжников — не будет биатлона и даже паралимпийцев. С другой стороны, созданы отличные условия для национальной команды — такого инвентаря, сборов, средств не было никогда. Получается парадокс: условия есть, но подрастающих спортсменов и тренеров нет.

— Сейчас в лыжные гонки приходит намного меньше детей?

— Заметно меньше. В свое время я был призером республиканских соревнований, но не попал в интернат Витебска. Такой был жесткий отбор. На днях смотрел открытый чемпионат республики по лыжным гонкам. В один заезд объединили юниоров и мужчин, чтобы сравнить их уровень. Плакать хотелось, когда видел, как некоторые юниоры преодолевали подъемы. В свое время я подпирал мужиков, обыгрывал их и был даже в призерах.

— Каких ошибок должны избегать детские тренеры?

— Они должны позволить детям заниматься в удовольствие, не давить на них, а поддерживать. Раньше мы поражались иностранцам: как они остаются позитивными даже после проигрышей? Наш менталитет устроен по-другому: провалился — получи взбучку. Это неправильная стратегия, особенно в отношениях с детьми. Важно не загонять их, не тыкать пальцем в плохие результаты. Иначе на следующий день ребенок просто не вернется на занятия.

Думаете мои дочки ходят на тренировки, потому что им нравится бегать с соплями? Конечно, нет. Просто их там ждут подружки и веселая атмосфера на сборах. И это самое главное. Надо, чтобы лыжами занималось сто, двести, триста детей. Супер, если в большой спорт выбьется один или два человека, а остальные просто научатся кататься, дружить, развиваться и преодолевать себя.

— Как вы относитесь к тестам, которые показывают предрасположенность ребенка к определенному виду спорта?

— Я против тестирования в 7−8-летнем возрасте, когда ребенку якобы могут сказать, вырастит из него чемпион или нет. По-моему, хуже таких срезов ничего нет. Пускай ребенок занимается и радуется тренировкам. Возможно, он выбьется за счет большого желания и трудолюбия. Я никогда не выделялся суперспособностями. Видимо, повезло, что раньше не было таких тестов.

«Пойду детским тренером или открою свою школу. На хлеб с маслом хватит»

— В Минске вы планировали сделать углубленное обследование. Что оно показало?

— Ничего страшного не нашли. Для среднестатистического человека мое здоровье в норме, но для спорта высоких достижений — нет.

— Этот сезон последний для спортсмена Сергея Долидовича?

— Да, хотя я уже и в прошлом году заканчивал. Но тогда нашел мотивацию вернуться — шел олимпийский год. Сейчас уже совсем нет стимула к чему-то стремиться. Спортсмену нужна эмоциональная подпитка результатом, иначе ощущение «я ни на что не годен» серьезно ударяет по психике. Пробегу весной еще два-три коммерческих марафона и на этом, наверное, остановлюсь.

— Что дальше?

— А никакого плана и нет. Есть три дороги — пойти детским тренером, открыть свою школу или давать частные уроки инструктора. На хлеб с маслом хватит.

Теги: Витебск, Минск