Иван Айплатов: сейчас в моде 90-е со всем этим трэшем вареных джинсов
18.04.2018 10:36
—
Разное
|
Сегодня фактически первое имя, которое образует ассоциативный ряд с понятием белорусская мода — это Иван Айплатов. Он не просто известен, но и хорошо продается. А это дает необходимую для творчества свободу. На днях Иван Айплатов С нее и начался разговор корреспондента Naviny.by с Иваном Айплатовым. — Какие ткани используете в новой коллекции? — Итальянские, немецкие, на процентов девяносто — натуральные. — Мне кажется, или современная мода, массовые бренды переходят на синтетику? — Да, синтетики теперь много. Есть дешевые синтетические ткани по цене меньше доллара за метр по закупке. Однако современная синтетика разная. Есть такие ткани, которые выводят влагу и позволяют телу дышать, сами при этом не намокают, есть синтетика, которая вообще не подвержена загрязнению. В изготовлении тканей теперь используются нанотехнологии. А есть алькантара, которая стоит 150-180 евро за метр. Это ткань наподобие замши — очень износостойкая и используется для автомобилей. Так что синтетика синтетике рознь. — Вы шьете из белорусских тканей? — Жду, когда наш производитель предложит конкурентную ткань. Когда мне предлагают полушерстяную ткань, есть 30 предложений, и я выбираю по цене, доступности, тактико-техническим характеристикам. На белорусскую ткань пока не обратил внимания. Я не говорю, что у нас вообще нет хороших тканей, но в целом индустрия находится в зачаточном состоянии. — А качество работы белорусских портных вас устраивает? — Руки в Беларуси золотые. Легкая промышленность Беларуси на постсоветском пространстве занимала одно из центральных мест. В Беларуси были свои журналы моды, а Центр моды был на уровне московского. В нашей стране есть люди, которые умеют шить, не зря огромное количество производителей размещают заказы в Беларуси. — Ваша новая коллекция капсульная. То есть женщина может подобрать набор вещей для офиса, для светских мероприятий, верно? — Действительно, есть несколько капсул — city, office и event, из которых получится полноценный гардероб. Бренд остается верным флёру спортивной эстетики, и в этой коллекции к ней добавляется экскурсия в 1970-е. — Получается, можно купить капсулу и избавиться от мучений подбора и выбора. — Мучения всегда будут. Человек никогда не бывает полностью доволен собой и вещами, просто у нас в магазине работают грамотные специалисты-консультанты, которые могут помочь собрать комплект. Но надо сказать, что люди нечасто покупают одежду в комплекте, подбирая сразу какую-то часть гардероба. — Странно. Кажется, это так удобно, если нашел своего дизайнера, — прийти в магазин и подобрать себе один или несколько комплектов. Неужели так даже люди с большими деньгами не делают? — Иногда туристы — из России, из стран Прибалтики и не только — покупают сразу несколько вещей. Вообще это разумное желание — купить комплект одежды. Если мы говорим о работающих, у большинства нет времени на поиск вещей, если, конечно, это не люди, которые ловят от этого определенный кайф. — Почему так сложно найти магазин или дизайнера, который подходит? — Потому что в разных компаниях разный подход. Некоторые шьют комплементарный размер. Это когда 44-й размер — это на самом деле 46-й. Мы, правда, так не делаем, у нас размер в размер. В любом случае, это удача, когда человек находит себе магазин, в котором ему все подходит по посадке, эстетике, дизайну. — Почему намек на 1970-е? — Мне нравится эстетика 60-х и 70-х. Это просто тема для коллекции, прямых цитат я не делаю. Исключение — брюки-клеш, это прямая цитата. Ну, а в общем сейчас в моде 90-е со всем этим трэшем вареных джинсов. Я все это понимаю, но эта эстетика мне не очень близка. — Как часто у вас появляются новые коллекции? — Два раза в год. Вообще, наверное, чем чаще, тем лучше, ведь люди любят обновления. Я все время делаю дополнения в коллекцию. Могу позволить себе что-то придумать, и вещь будет на полке магазина через два-три дня. — Сколько стоит самое дорогое ваше платье? — Платья и цены бывают разные. В данный момент, может быть, самое дорогое стоит в магазине около 1000 рублей. Были, конечно, и дороже. — Вы думаете о том, что чувствует женщина, когда надевает ваше платье? — Когда я создаю платье, стараюсь почувствовать, что будет дальше, может быть, даже увидеть какую-то историю. Я представляю ситуацию, в которой женщина может оказаться, моделирую ее. А вот что она чувствует в моей одежде, я не знаю. — Какая история будет, например, в этом платье — в пол в нежных пастельных цветах. — Прекрасная нежная история, что-то романтическое. Это точно средиземноморье. Это платье в пол и требует каблуков. Мы стараемся делать длинные платья, потому что высокие женщины часто жалуются, что не могут найти платье по размеру. Правда, иногда женщины всех комплекций так говорят. — А индивидуальным пошивом не занимаетесь? — Практически нет. Это обусловлено экономическими причинами: столько времени, сколько я потрачу на одного человека, я потрачу на модель, которая будет тиражироваться. Соответственно, все расходы для создания одной модели должны лечь на одно, а не на сто платьев. — А если богатая дама скажет, что хочет ваше платье в единственном экземпляре? — Если она согласна реализовать свои мечты за устраивающие меня деньги, то, конечно, не откажу. У нас в магазине есть услуга, когда мы шьем платье из коллекции размера, которого у нас нет. Приходит клиентка 56-го размера и удивляется, что не может ничего купить. И мы ей предлагаем сшить платье. — На — У меня было много провокационных коллекций. Например, коллекция на тему порно на — Почему Китай? — Вот захотелось. Это и любовь к стране, и социальная ирония, как некоторым кажется. В общем, как хотите, так и читайте. Мне нравится иероглиф как графическое изображение. Всегда нравилось брать какие-то темы не напрямую. Например, мне никогда не нравилась вышиванка как цитата из истории, но нравилось, если она пересматривалась через призму дизайна, когда это делалось интересно и по-новому. Дизайн — это что-то новое, это не реконструкция. — При том, что вас знают как белорусского дизайнера, как личность вы сформировались не в Беларуси — родились в Республике Марий Эл, в Йошкар-Оле учились в техникуме. Как вы оказались в Минске? — Поехал за любовью, здесь я женился. Географически я родился в России, эмоционально хотел бы жить как минимум в шести местах, среди которых Минск. Минск — это как домашние тапочки, которые надеваешь, вернувшись откуда-то, и успокаиваешься. Вообще это точно не моя история — позиционировать себя как представителя какой-то расы или национальности. Мне кажется, что думающий человек выше слова «белорус», «русский» или «украинец». Мои корни финно-угорские. По национальности я наполовину мариец. — А детей вы воспитывали как белорусов? — Мои дети учили белорусский язык, хотя ни я, ни моя жена его не изучали, а вся школьная программа построена, исходя из того, что в семье кто-то говорит по-белорусски. Мы эту проблему решали с помощью репетиторов. — Можем вернуться в год, когда вы были креативным директором «Элемы». Что вы теперь думаете о том периоде? — Это был очередной этап жизни, у меня было много подобных этапов в разных промышленных компаниях. На «Элеме» я работал около полутора лет. Теперь вижу рекламу «Элемы», и мне это нравится. Теперь — Не могу не спросить о том, не изменилось ли ваше мнение о женщине и ее роли в обществе. Вы сказали в 2015 году: «Когда женщина начинает заниматься политикой или говорить о ней, я считаю, что можно поставить диагноз «хроническая нехватка мужского внимания», если не сказать грубо». — Мне не очень нравятся сильные женщины. Я считаю, что сильным должен быть мужчина, а женщина должна быть нежной и опираться на него. Я прекрасно отношусь к женщине, которая выбрала политику как к человеку, который нашел себя в каком-то деле, но я бы предпочел, чтобы женщины занимались другими вещами. В моем идеальном мире она собирает цветы, получает подарки, растит детей. Я не сексист, я нормальный мужчина, который хорошо относится к женщинам и хочет им лучшей доли. Я хочу, чтобы состояние женщины в обществе было идеальным. — Давайте вернемся в реальную Беларусь, где половина работников — женщины. — Ну, моя жена никогда не работала, хотя у нее самая сложная работа — она растит детей. И она — главный человек в семье. У нас в семье каждый на своем месте. Это как на войне. Кто-то один фланг прикрывает, кто-то другой. Если кто-то дает сбой, сразу все начинает рушиться. По большому счету, меня интересует одна женщина, которая ждет меня дома, и еще десять женщин, которые сотрудничают со мной. За светлое женское будущее я не собираюсь бороться. Я свое отношение к женщине транслирую через отношение к своей жене и людям, которые рядом. Мне непонятно состояние борьбы за чьи-то права. Я понимаю, когда боролись за права чернокожих. А феминистки... Мне кажется, что это патологическое для женщины состояние. Разве кто-то забирает у женщин права? — Знаете, если бы не феминистки, женщин могли бы еще долго не иметь права голоса, наследования и даже брюки носить. — Мне кажется, цивилизация развивалась бы в любом случае. Глядя на выступления феминисток, я думаю: им что, делать нечего? — А ваша жена вашу ненависть к феминизму разделяет? — Полностью. Она, наверное, еще большая антифеминистка, чем я. — Когда-то вы назвали супругу бойцом невидимого фронта. Она же не единственный боец с трудностями быта? Вы, например, стиральную машину можете загрузить-разгрузить? — Вот сегодня утром отсортировал белье, загрузил машину. В магазин тоже езжу. Я далеко не идеален. Столько времени, сколько надо, с семьей не провожу, у меня много косяков. Однако я понимаю — что у нас, у мужчин, кроме семьи, еще есть? — Ну, у вас есть творчество, самореализация. — То, чем я занимаюсь — это эгоизм чистой воды. — Благодаря этому эгоизму вы содержите семью. — Вы говорите сейчас как мужчина, не как женщина. В целом понятно, что я одержим дизайном, своим творчеством. Поэтому я и говорю, что это эгоизм.
Фото Сергея Сацюка Чтобы разместить новость на сайте или в блоге скопируйте код:
На вашем ресурсе это будет выглядеть так
Сегодня Иван Айплатов может себе позволить что-то придумать, и вещь будет на полке магазина уже через два-три дня.
|
|