Я помню: "Мама предложила спрятать Катю - зарыть в землю". Истории о войне от наших читателей

Источник материала:

9 Мая — день, когда мы отмечаем День Победы и вспоминаем наших бабушек и дедушек, которые смогли добиться мира путем нечеловеческих усилий. С каждым годом тех, кто пережил войну и мог бы о ней рассказать, остается все меньше, поэтому роль детей, внуков, правнуков, которые сохранили их воспоминания об этом событии, сложно переоценить. Редакция LADY.TUT.BY во второй раз собирает письма читателей, чтобы рассказать истории свидетелей Великой Отечественной войны. 

«Успокойся, не говори глупостей. Какая война?!»

Мою семью, как и миллионы других, война не обошла стороной. Хочу рассказать о нашей бабушке Марии Васильевне Касьян. В этом году ей исполнилось бы 95 лет. Вспоминать о войне бабушка не любила: слишком тяжелый след остался в душе.

Июнь 1941 года. Западная Беларусь. Марии было тогда 16 лет. Как-то, возвращаясь с поля, она услышала тяжелый гул. Он не утихал, и девушка поняла — война. «Успокойся, не говори глупостей. Какая война?!» — не согласилась ее мать. А потом были четыре долгих года страданий.

«Идем по дороге, и вдруг — самолеты. Ревут так громко, что уши закладывает. Все в панике бросились бежать… В этот момент застучали пулеметы. А вокруг поле, никуда не денешься. Мне повезло, уцелела лишь чудом. Самолеты сделали только один заход и улетели, оставив много убитых», − вспоминает моя бабушка.

Весной 1943 года девушку увезли на принудительные работы в Восточную Пруссию. Работала на ферме от рассвета до заката, спала в хлеву на сене, терпела побои, ела что попало, а часто и вовсе голодала. Было невыносимо тяжело. Не выдержала — сбежала. Два месяца добиралась домой через Пруссию и Литву.

«Очень хотелось есть. Я так еще никогда не уставала. Все мысли перепутались. Казалось, что за мной постоянно кто-то гонится. Помню, вышла к большой реке. Это был Неман. Как раз пограничная застава. Длинный мост, и по обоим его концам − вооруженные часовые. Конечно, немцы. Я подумала: „Вот пройду этот мост — и попаду домой“. Подождала, пока часовые отвернутся, и побежала. Так бежала, что ног не чувствовала, не видела ничего — только противоположный берег. Получилось — заставу проскочила. Как — не знаю. Затем ночевала в лесу, на кладбище, в поле. И наконец вернулась домой».

Но радость от возвращения была преждевременной. Несмотря на все усилия, долго скрываться не получилось — девушку обнаружили, хотели расстрелять, но сделали милость и отправили в лагерь в Волковыске. Голодных и полуодетых, пленников гоняли строить дороги и мосты. Бабушка выжила. Ее вновь отправили в Германию. И вновь побег — по пути к границе с Польшей Мария выпрыгнула из вагона поезда и вернулась домой. Еще долго ей предстояло прятаться в подвале дома, боясь, что немцы найдут беглянку и расстреляют всю семью. Заканчивался 1943 год.

С огромной радостью Мария Васильевна встретила день освобождения Беларуси, а потом и долгожданную Победу. «Все так этого ждали. Радовались, поздравляли друг друга, смеялись и плакали одновременно…»

После войны бабушка больше сорока лет проработала в районном узле связи, ей присвоено звание ветерана труда. Мария Касьян была очень скромным и трудолюбивым человеком с сильным характером и несгибаемой волей. Она не любила вспоминать про войну. Но каждый раз, когда за окном расцветала сирень и мир праздновал День Победы, на ее глазах появлялись слезы. Чего было в этих слезах больше: печали, страдания или все-таки — счастья?

«Ночью они взломали решетки и ушли на волю, а детей кинули в лагере»

Моя бабушка Реня, в девичестве Молокович, родилась 20 февраля 1933 г. на Любанщине. Ее отец, Молокович Александр Емельянович, имел высшее образование, был директором школы и активным коммунистом. В 1941 г. ему исполнился 31 год. Ее мать, Молокович Анна Иосифовна, росла сиротой, мало училась, но была совершенно грамотной. Она была отличной хозяйкой, что и спасло детей от голода во время войны. Родители бабушки поженились рано, в 41 году они ждали пятого ребенка.

Бабушка помнит, что до войны их дом был полной чашей, что и послужило поводом для обвинения в том, что директор школы — кулак. Ему чудом удалось избежать ареста.

Когда началась война, он сразу же ушел по призыву, их часть формировалась в Слуцке, который сильно бомбили. Военная часть отца пробивалась за линию фронта, и он, уже в военной форме офицера, заехал в деревню. Мать просила его остаться, боялась за детей, но он отказался. Его часть прорвалась за линию фронта, но уже после войны семья получила горькое известие, что он погиб в декабре 1941 г. Судьба сложилась так, что в это самое время у него родился сын, бабушкин брат, которого назвали в честь отца Александром.

Бабушка рассказывала, что они, дети, начала войны не почувствовали. Мать была с ними, еды было достаточно, немцы пришли в деревню только через месяц. Односельчане уговаривали ее мать уехать из деревни, потому что отец был активным коммунистом и их ждал неминуемый расстрел. Деревня Осовец, в которой они жили, не была родиной ее родителей. Ехать было некуда, и они решили остаться на месте, в поповском доме, который стоял посередине деревни. В это время в их доме поселились две сестры ее матери с детьми, и дом превратился в муравейник.

Бабушка смутно помнит, как в первый раз в деревню приехали немцы. Первым делом сорвали флаг над сельским советом, созвали всех взрослых людей. Эта огромная толпа людей стояла очень смирно, особого страха не было, люди еще не видели убитых и повешенных. Было объявлено, что сельского совета больше нет, необходимо выбрать старосту, колхоз разрушить, все имущество и поля с урожаем поделить между членами колхоза. Это было сделано с удовольствием. Их семье, чтобы они в дальнейшем не умерли с голоду, тоже выделили часть урожая. Все колхозное имущество растянули. Но что самое страшное, люди так увлеклись дележом, что разграбили школу. Вырвали окна, взорвали потолки и пол, выбивали двери, выбросили книги, все тянули домой. Казалось, наступил конец света.

В деревне жили две еврейские семьи, их забрали в Любанское гетто, а потом расстреляли. Перед этим кто-то выдал деревенских коммунистов — они прятались в лесу, их тоже расстреляли. Теперь на очереди была семья директора школы — коммуниста. Вся деревня с ужасом следила за их судьбой. Каждое утро мать одевала мою бабушку, давала кусочек хлеба и отправляла из дома, чтобы спасти хотя бы ее, если немцы придут.

В первую зиму немцы приезжали в деревню часто. Партизанского сопротивления еще не было, и они чувствовали себя в безопасности. Недалеко от деревни находилось лесное урочище «Бажня», где «застряли» части Красной Армии. Немцы расстреливали этот лес. Красноармейцы спасались как могли, выходили из леса, просили у крестьян одежду и превращались в местных жителей. Работали у крестьян за пропитание. Их было в деревнях достаточно много.

В это время по деревне поползли слухи, что бабушкин отец жив и командует партизанским отрядом, и если деревня выдаст его семью немцам, он отомстит. И деревня таки не выдала их немцам! В это время в непроходимых лесах, окружающих деревню, было уже много партизанских отрядов.

Однажды под утро жители проснулись и увидели, что деревню окружили немцы, а кругом выставлены пулеметы. Взрослое население согнали в центр, к нашему дому. В некоторых домах начались обыски, немцы искали оружие. У одной семьи нашли пистолет, и всех взрослых мужчин из этого дома расстреляли. Бывшие красноармейцы поняли, что это сигнал для них. Они тут же ушли из деревни в партизаны. Возле деревни обосновался партизанский отряд А.И.Шубы, а также какое-то время действовал подпольный Минский обком, которым руководил В.И.Козлов. Интересно, что уже после войны бабушка 40 лет проработала инженером-конструктором на МЭЗ имени В.И. Козлова.

Лето 1942 года было самым тяжелым. Ночью приходили партизаны, днем наведывались немцы. Все жили в постоянной тревоге. К началу 1943 года деревню начали сильно бомбить. Партизаны и все местные жители ушли в лес, построили шалаши, спали на земле, еду варили на костре. Первое время было относительно спокойно. Дети чувствовали себя очень привольно, играли и даже устраивали засады, за что им сильно попадало. Но с приходом зимы их жизнь превратилась в ад. Они жили в шалаше, к утру одеяла примерзали к земле. Со временем им выделили место в землянке.

Настоящая драма моей бабушки разыгралась весной 1943 года. В один из дней кто-то дал команду, чтобы все жители лесной деревни погрузили на сани детей, взяли с собой еду и выехали из леса. Все, кто не покинул землянки, были расстреляны немцами. Мать рассадила своих детей по разным повозкам. Бабушке шел 12 год, она была старшим ребенком и главной помощницей матери. Этот огромный обоз из десятков саней блуждал по лесу. Начался обстрел, дети кричали, женщины плакали и решили выйти из леса и сдаться немцам.

Из платков они соорудили белые флаги и двинулись навстречу своей судьбе. Бабушка не может забыть ужас, который она испытала, когда они увидели, что навстречу им двигались немецкие солдаты наперевес с автоматами. У них отняли всю еду и одежду и поместили в огромном колхозном сарае. Там они провели ночь в ожидании смерти. Утром начали сортировать людей. Женщинам с малыми детьми и старикам предложили остаться в деревне. Мать решила остаться, но к ней подскочил полицай и толкнул ее на сани, закричал, чтобы она ехала вместе со всеми. Это спасло им жизнь. Все, кто остался и пошел в деревню, были через несколько дней расстреляны отрядом СС.

Семья попала в лагерь в Старые Дороги, после чего один полицай перевел их семью в барак, из которого людей отправляли обратно в деревни. Настала и их очередь, они подошли к грузовой машине, но когда бабушка уже залезала на борт машины, немец сбросил ее на землю. Машина с матерью, младшими братьями и сестрами уехала, а она осталась одна в лагере. Она помнит, что от ужаса у нее началась истерика, потом кто-то сделал ей какой-то укол.

С этого момента началась ее «самостоятельная жизнь». В этом лагере отбирали детей, чтобы брать у них кровь для раненых немцев. Однажды по бараку раздалось объявление: «Всем взрослым с вещами выйти на улицу, детей оставить в бараке». Одна знакомая женщина посоветовала бабушке, которая была очень рослой, выйти со взрослыми. Их перевезли в тюрьму г. Бобруйска и держали там две недели. В этой тюрьме она в первый раз решила умереть. Их почти не кормили. Однажды она из своего котелка нечаянно пролила суп на сапог конвоира. Он ударил ее и вылил ее суп. Она осталась голодная и решила больше не слезать с полатей и умирать голодной смертью, лежала на нарах, совершенно ослабевшая. Но нашлись добрые люди, которые заметили и подкормили ее.

Затем их погрузили в запломбированные вагоны и отправили в Минск. Три дня их не кормили и не поили. Когда в Минске открыли вагон, она пила воду из лужи.

В Минске сформировали состав для отправки в Германию. Шестнадцать суток их везли через всю Европу в полном, набитом до отказа вагоне, где для санитарных нужд была огромная бочка-параша. Люди лежали на полу, как Бог послал, люди стонали и плакали. На остановках в открытую дверь вагона были видны понурые лица немцев, которые не смотрели в их сторону. Потом что-то изменилось: когда они попали на территорию Бельгии, то увидели совершенно других людей. На станциях они бежали за вагонами, кричали, пытались что-то бросить в открытую дверь вагона. Конвоиры их отгоняли, но они все равно бежали за вагоном, что-то лопотали и бросали им белый хлеб — его отдавали детям.

Их выгрузили во Франции, в городе Шербур на берегу моря. Они попали в концлагерь, узники которого строили оборонительные укрепления. Всех отправили в санпропускник, потому что тысячи вшей покрывали их тела.

Бабушка рассказывала, что после мытья к ней подошел конвоир и отвел ее одну в другую комнату, в которой вдоль стен сидели немцы в форме СС с хлыстами в руках. С ними были две женщины-переводчицы в немецкой форме. Ее спрашивали, кто она, откуда и с кем ее привезли, где ее отец и мать. Она без хитрости ответила, что ее отец в Красной Армии, откуда она родом, что здесь она одна, без всяких родственников и что взяли ее в партизанской зоне. Что тут началось! Они смеялись так, что дрожали стены. Они тыкали в нее своими хлыстами и кричали «партизен, партизен»! Да, это было абсурдно, везти через всю Европу ребенка на строительство оборонительных сооружений. Они предложили ей ехать с ними обратно на родину, но она отказалась, наверное, сработал инстинкт самосохранения.

Дальше началась жизнь в женском концлагере: построения, пересчеты, собаки, дубинки. Она помнит, что их отрядом руководила женщина, которую звали Валентина Федоровна, которая всегда ходила с хлыстом и свистком. Бабушка жила в каменном здании, на первом этаже, сквозь решетку они могли просить милостыню у прохожих. В первый рабочий день из-за того, что у нее не было сил, она упала вместе с киркой, после чего ее на объект больше не посылали, что и спасло ей жизнь. Она работала в лагере, убирала, помогала на кухне. Работа была разная, но их, детей, обедом не кормили, они питались очистками.

За высокой, с колючей проволокой стеной находился мужской лагерь. Однажды она шла по лагерю и к ее ногам упал кусочек хлеба с маргарином. Его бросил заключенный из мужского лагеря, в котором, как оказалось после войны, находился ее дед по отцовской линии, которого взяли в плен в другой деревне Любанщины. Но увидеться они там не смогли, потому что не знали, что оба находились в одном месте.

Однажды утром они проснулись и увидели, что в бараке нет взрослых. Ночью они взломали решетки и ушли на волю, а детей кинули в лагере. Начиналось наступление американцев, и их лагерь было решено эвакуировать. Бабушка помнит, как она ехала на грузовике и во все глаза смотрела на город Шербур, который утопал в розах. Так на всю жизнь она запомнила цветущую Францию. В концлагере она видела только бетонные стены.

Их привезли на вокзал и начали грузить в вагоны. До детей никому не было дела. Крики, суматоха. Взрослые не хотели брать бабушку в вагоны, потому что она постоянно кашляла, они боялись, что у нее туберкулез. Она в отчаянии плакала одна на перроне. Она могла бы остаться во Франции навсегда, но боялась оторваться от знакомых людей. Ее судьбу решила начальница отряда, которая приказала посадить ее в вагон.

Через несколько суток их привезли в лагерь около Штутгарта и разместили в бараках. Один торец барака упирался в землю. Однажды взрослые сделали подкоп в земле под колючей проволокой и послали ее, глупую, попробовать проползти по нему. Она была совершенно «бесхозная», даже если бы ее поймали, вряд ли бы об этом кто-нибудь пожалел. Другие дети были с родственниками. Бабушка Реня полезла в эту дырку и очутилась на свободе! Иди куда хочешь, бери что хочешь! Но куда пойдешь, ведь кругом чужая страна. Она залезла в огород, нарвала много лука и вернулась назад. В лагере с этим луком ее поймал охранник, избил, после чего она попала в санчасть. Ей поставили диагноз "туберкулез", который впоследствии не подтвердился. Ее знакомые приходили с ней прощаться. Этот диагноз принес ей много боли, она боялась, что ее отправят в специальный концлагерь.

Их еще раз перевезли, забыв про ее проблему, на этот раз в немецкий городок Секах, разместили в бараках, где рядом с ней опять никто не хотел спать. Их гоняли работать на шахту, где добывали гипс. Потом в их бараки перевели пленных итальянцев, а женщин перевезли в близлежащую деревню, поселив в бывшем танцзале. Их было около 50 человек, к ним добавили пленных женщин из Ленинграда, одна из которых взяла над ней опеку.

Бабушка рассказывала много эпизодов из этого военного детства. Она с благодарностью вспоминает одну немку, которая каждый день прятала для нее еду и молоко. Может быть, это и помогло ей справиться с болезнью. Она была соверешнно оборванная, ее одевали всем миром, в том числе и немцы. Она даже разрезала свое одеяло пополам и из одной половины сшила себе «брюки».

Дети не ходили на шахту, их посылали на подсобные работы. К концу их пребывания немцы поняли, что дети совсем ослабели. Может быть, поэтому иногда около кухни стали появляться открытые бочки с маринованными овощами, из которых они легко тащили еду. Они воровали все, что можно было. Однажды немецкий смотритель позвал ее и налил целый котелок остатков супа. Она ела этот суп с остервенением, а он стоял и смотрел на нее, качая головой.

Война подходила к концу. Их очень часто бомбили, они не раз попадали под минометный обстрел. Фактически их никто уже не охранял, они собрались в отряд и ушли из лагеря. Они были свободны! Потом вдруг увидели солдат в другой форме. Это были американцы, которые вначале смотрели на них как на дикарей, но относились к ним хорошо. Их стали лучше кормить, им дали полную свободу передвижения и приказали одной немецкой семье одеть ее.

Такие же подростки, как и моя бабушка, собрались в компанию и превратились в настоящих «разбойников». Ходили, где вздумается, воровали, искали еду, обследовали окрестности и пустующие дома.

Однажды бабушка зашла в заброшенный дом, забралась в спальню и впервые за несколько лет увидела себя в зеркале. Она сильно испугалась! В зеркале было совершенно незнакомое существо с испуганными глазами. В этом доме она нашла потрясающе красивую, как ей тогда казалось, белую скатерть, вышитую красным шелком, которую она спрятала на груди и привезла на родину. Она и сегодня хранит ее как вещественное доказательство о ее ужасном детстве.

Война закончилась, возвращение на Родину было очень тяжелым и длинным. Бабушка сообразила, что если не отстанет от людей, с которыми она была в Бобруйской тюрьме, то, возможно, ей удастся найти свою семью. В Польше она снова чуть не умерла после отравления испорченной едой. Взрослые, которые были рядом с ней, говорили, что она вряд ли доживет до утра. Кто-то раздобыл марганцовку и спас ее. В погожие дни она с другими ребятами ехала на крыше вагона, научилась ругаться матом, пела блатные песни. Сколько бы ее ни помотало по Европе, она, брошенный ребенок, все же вернулась домой в сентябре 1945!

Последние 25 километров они шли пешком и добрались до соседней деревни. Ее матери подсказали, что среди вернувшихся есть девочка, похожая на ее дочь. Та, не веря своему счастью, нашла коня и помчалась забирать ее. Их радости не было предела, мою бабушку Реню уже считали мертвой. За то время, пока ее не было дома, семья потеряла одну дочь, вторая стала инвалидом.

Потом был очень тяжелый послевоенный период, учеба в школе, решение оканчивать десятилетку, политехнический институт, целина, работа инженером на МЭЗ в Минске, создание семьи. Моя бабушка дала клятву своей матери никогда не рассказывать о том, что она была узником. Все боялись репрессий. Бабушка рассказала всем нам свою историю только через сорок пять лет после окончания войны, мне, ее внучке, тогда исполнился один год.

В 1995 г. она с единомышленниками создала Общественное объединение бывших узников фашизма Партизанского района г. Минска «ДОЛЯ», которое объединило около 600 человек с похожей судьбой. Бабушка руководила этой организацией 20 лет, отдавая ей душу, ум и сердце. Организация оказала помощь очень многим людям из числа бывших узников фашизма и сделала много других хороших дел, но это уже совсем другая история.

«В соседней хате немцы на постое. В соседнем сарае — пленные. Ночью — стук в двери. На пороге двое красноармейцев»

Война для нашей семьи началась в 1939-м. В августе родилась моя мама, а в октябре дедушку забрали на финскую войну. После той войны он вернулся живым и невредимым, и это было чудом. Жуткими (со слов бабушки) были рассказы о лютых морозах, о промерзших окопах, о дряхлых шинельках, которые совсем не грели.

В 1940-м дедушки тоже не было дома. Фотография, которую он прислал с очередных сборов, подписана не очень разборчиво. Нам кажется, город Грозный. Просто мы ума не приложим, что было делать белорусу из деревни под Минском в городе Грозном.

В июне 41-го дедушки снова не было дома. Войну он встретил где-то в Пуховичах. Потом, видимо, никому не нужный в суматохе первых месяцев войны, вернулся домой. В июле 1944-го при освобождении Беларуси от осколка советского снаряда погиб старший (14 лет) сын Витик. Дедушку призвали в армию, и он погиб в январе 1945-го, а точнее, скончался от ран во фронтовом лазарете.

А еще эпизод, который рассказывала бабушка. Думаю, это июнь 1941 года.

«…в соседней хате немцы на постое. В соседнем сарае — пленные. Ночью — стук в двери. На пороге двое красноармейцев, один из них — офицер. А в хате трое детей. Красноармейцы просят — накорми, приюти. Приютила, накормила. Утром до восхода вывела. Пошли через огороды в рожь. Господи, только бы ушли. Если будут выстрелы — значит, смерть, ведь сразу дознаются, откуда шли. Если тихо — жизнь. Стояла долго, долго, все слушала. Тихо. Господи, спасибо — значит, жизнь…»

После войны было очень страшно. Голод, волки, подходившие вплотную к домам. Ее, вдову, на несколько недель отправляли валить лес. Не щадили, а дома двое малых детей: Коле, старшему, — 11 лет, Рае — 5. Бабушка всегда удивлялась, как они выжили.

Моя бабушка умерла 8-го сентября 1994 года. Когда мы ее хоронили, люди в деревнях копали картошку, но несмотря на полевые работы, пришли проводить ее. Мне казалось, что поток людей, шедший за гробом, был нескончаем.

«Мама предложила спрятать Катю — зарыть в землю»

Наша бабушка, Екатерина Владимировна Гляк (Трамбицкая), прожила долгую и достойную жизнь, счасливую или нет — сейчас трудно сказать. Бабуля еще совсем подростком застала начало войны и немецкую оккупацию. Нам, своим внучкам, она рассказывала как-то историю о том, как в начале войны они с мамой и старшей сестрой убегали в лес от немцев. Однажды, когда немцы были в паре шагов от них, мама предложила спрятать Катю — зарыть в землю, что, как она (мама) считала, могло спасти ее (Катю) от немцев. Так в то время часто делали родители, чтобы хоть как-то уберечь детей, но бабушка не согласилась и решила идти вслед за мамой. Позже им рассказали, что те дети, которых спрятали в землю, погибли, их нашли собаки немцев. А наша бабушка спаслась.

Уже через очень короткое время наша бабушка не смогла остаться в стороне от борьбы против фашистов и стала связной партизанского отряда «Спартак», а потом бригад им. Жукова и «За Родину». Она доставляла листовки военнопленным, а обратно приносила ценные сведения о вражеских передвижениях, в чем так нуждались партизаны.

За время войны награждена медалями и орденом. Бережно хранила она, а теперь уже и мы, свою партизанскую книжку — удостоверение участника партизанского движения.

Те самые страшные годы бабушка редко вспоминала, слишком большими были раны войны, но вечерами, а особенно перед сном, бабушка и дедушка пели по нашим просьбам песни венных лет. После войны оказалось, что и судьбу свою, нашего дедушку, Николая Захаровича Гляка, она встретила в партизанском отряде, он был заместителем командира по разведке бригады «За Родину». После войны они поженились.

В послевоенные годы наши бабушка и дедушка жили в Миорах Витебской области.

Бабушка Катя была простым человеком, открытым, душой любой компании. В доме всегда отмечались даты, связанные с войной, и плакали по погибшим, и вспоминали, и радовались от всего сердца мирному дню. Однако мы с сестрой часто вспоминаем, что было у бабули одно необычное увлечение — она очень любила рыбалку! Уходила с рассветом на мостки на озеро и долго стояла там в тишине. Приходила снова веселая, будто обновленная.

Мы очень скучаем по бабушке Кате — для нас самой лучшей, самой домашней и уютной, самой любимой! И бережно храним воспоминания, награды, фотографии.

Рассказывали и снова расскажем в День Победы о бабушке Кате своим детям, ее правнукам. Чтобы помнили.

 

"Когда пришла домой, то рассказала папе, что случилась война, и мы долго плакали".

Я, Костюкевич Надежда Петровна, родилась в 1923 году в феврале 15 числа (праздник Громницы) в деревне Великое Село. На седьмом году пошла в школу, где окончила четырехлетнюю великосельскую школу. В семье было четверо детей: я была самая младшая, сестра Соня и 2 брата — Иван и Петр. После окончания четырех классов пошла в Тресковскую среднюю школу, где окончила 7 классов, после чего поехала работать пионервожатой в Шепелевскую неполную среднюю школу Заславльского района. Там работала два года. Мама сильно заболела, и мне пришлось вернуться поближе к дому.

Стала работать телефонисткой на почте в Тресковщине, потом перешла Тресковскую школу, где трудилась счетоводом. В 1941 году в январе умерла моя мама. Осталась жить вдвоем с папой в деревне Великое Село. Папа работал в колхозе, а я в школе.

В день начала войны я пришла на работу и в учительской комнате по радио услышала, что Гитлер пошел войной на Советский Союз. Было воскресенье. Мне надо было подготовить в этот день паспорт школьного имущества. Вот я со слезами позвонила в деревню, в контору колхоза, где работал счетоводом мой будущий муж Михаил Дударчик, телефона больше ни у кого не было. Когда пришла домой, то рассказала папе, что случилась война, и мы долго плакали.

Мобилизовали из деревни всех военнообязанных и поехали в Заславль на лошадях в военкомат. Поехала и я с ними, повезла паспорт школьного имущества Тресковской НСШ в районо. Там отдала паспорт, и самой пришлось пешком добираться домой. Лошади, повозки — это все осталось в распоряжении военкомата. Когда шла домой, то попала под бомбежку, а возле деревни Дички сбили самолет — в этом месте была военная часть. Домой было очень страшно идти, но к вечеру смогла добраться до папы.

В деревне было страшно, и люди собирались по нескольку семей и скрывались, особенно ночами. Когда пришли немцы, то разделили землю: кому почти надел, кому половина надела, а скот забрали. Нам дали половину надела. Не помню, сколько это гектаров. Сказали отдать «податки»: лен и другое.

Когда молодые хлопцы пошли в партизаны, то часто были облавы: приезжали в деревню то полицаи из Ракова, то легионеры из Заславля. Вот однажды поехал папа в небольшой лесок недалеко от деревни за дровами, а в это время полицаи и немцы делали облаву, потому что заметили недалеко от деревни человека на санях. Это был партизан из деревни, его подвезли с Нового Поля на лошади, проведать мать. Немцы заметили в кустах лошадь, стреляли и кричали «сдавайся», и ранили нашу жеребую кобылицу. Подбежали, посмотрели, что не партизан, и пристрелили ее. Жеребенок еще жил в животе, очень бился, жалко было его. Извозчика того партизана ранили. Он доехал до Нового Поля и умер, а сам партизан остался жив и здоров.

Когда нас освободили, мы с Михаилом поженились. Михаил стал председателем колхоза «Красный партизан», а я работала на полевых работах и телятницей, дояркой и растила четверых детей. 

«На глазах у маленькой девочки растреляли маму, брата и сестер»

Моя бабушка Людмила Алексеевна Пучкова родилась 29 августа 1939 года в Езерище, тот самый белорусский «северный полюс». Семья была большой: отец Алексей, мать Ольга, маленький брат и две сестры Лиля и Тоня.

С приходом немцев жизнь остановилась. На глазах у маленькой девочки расстреляли маму, брата и сестер, а ее саму (мою бабушку) с отцом отправили в концлагерь в Польше. К сожалению, я не знаю названия концлагеря, бабушка не хотела об этом вспоминать, а когда я ее спрашивала, то она плакала от боли.

Бабушка помнит, что находилась в лагере, где дети умирали один за другим почти каждый день. Их кормили очистками от картошки и поили водой. По окончании войны, когда пришли освободители, она была единственным выжившим ребенком в том лагере. Отец нес мою бабушку на руках, они добирались из Польши пешком домой. Там был холод, голод, беднота. Несмотря на все горе, боль, моя бабушка выдержала все испытания судьбы. Она уехала учиться в Витебск, стала первоклассным специалистом (получила медаль "Герой Труда"), вышла замуж, родила мою маму, путешествовала, стала самой лучшей бабушкой, которую можно только представить.

Ее не стало 6 сентября 2017 года. Для меня моя бабушка пример самого сильного, волевого человека, непоколебимого характера и безмерной любви. Она всегда будет в моем сердце.

«Мама бежала за поездом, белый платок слетал с ее головы, она падала на рельсы, поднималась и снова бежала»

Моя бабушка, София Константиновна Дайлида, жила в г/п Городея Несвижского района Минской области. В 1943 году, когда ей было 16 лет, под предлогом обмена документов всех парней и девушек созвали в канцелярию, которая находилась на вокзале, и заперли там. Затем всех их погрузили в вагоны и увезли в Германию. Вместе с ней там была бабушкина 18-летняя сестра Тоня. Моей бабушке на всю жизнь запомнился момент, когда ее мама бежала за поездом, белый платок слетал с ее головы, она падала на рельсы, поднималась и снова бежала, и все время плакала. Когда бабушка была в Германии, ей это снилось каждую ночь.

Когда молодых людей привезли в Германию (дорф Легсгеттен, крайс Вольдегут Баден), к ним подходили бауэры (хозяева) и выбирали того, кого хотели бы взять себе в работники. Бабушка с сестрой очутились в соседних хозяйствах. Бабушкиного хозяина звали Губэр Франц. 16-летняя девушка выполняла всю тяжелую домашнюю работу: ухаживала за домашними животными, готовила еду, убирала, присматривала за 4 детьми.

Несмотря на то, что она сама готовила, взять еду хозяев не смела, питались очень плохо, похудела. Однажды ее с детьми повезли в город фотографироваться. Заставляли всех улыбаться на фотографиях, чтобы создавалось впечатление, что живётся ей на чужбине прекрасно.

В конце апреля 1945 года их освободили союзные войска. Счастью их не было предела. Бабушке с сестрой предлагали уехать в любую страну, но у них была одна мечта — вернуться на Родину, где их с нетерпением ждали родители, 5 сестер и брат. Так они и сделали. Всю жизнь сестры прожили в одном поселке, были очень дружны и помогали друг другу во всем. Несмотря на то, что им пришлось пережить, они остались очень добрыми, чуткими, веселыми и щедрыми людьми.

«Поднялась во весь рост и произнесла: «Если я не пойду, то они вас в покое не оставят»

Высылаю довоенное фото и историю из личной жизни моей тети — Анны Михайловны Михайловой 1920 года рождения.

Лето 1942 года. Деревня Половки Ельского района Гомельской области. Дом моего деда Михаля Михайлова. В доме живут: дед Михаль, баба Лукерья и с ними семеро детей — пять дочек и два сына. Накануне для отправки на работы в Германию из семьи Михайлова немцы определили 22-летнюю Анну. В назначенный день люди заметили по клубам пыли на дороге приближение немцев и начали разбегаться. Дети Михайлова бросились в картошку и бороздами поползли от дома к кустам на лугу и далее к лесу. Вот-вот и они бы уже скрылись, но Анна вдруг поднялась во весь рост, произнесла: «Если я не пойду, то они вас в покое не оставят» — и медленно пошла обратно, навстречу неизвестности. Она сделала свой выбор ради жизни близких, и мы помним.

Домой Анна уже не вернулась. В 1990-х годах я встречался с жительницей деревни Санюки Ельского района, Серафимой Малыновой. Она тогда также была угнана в Германию. По ее рассказам, Анна попала на работы к очень плохим хозяевам-немцам в городке Ebermergen в Швабии. Работа от темна до темна, плохое питание и проживание сделали свое дело — вскоре она заболела туберкулезом и умерла. Серафима рассказывала, что похоронили ее на местном кладбище.

 

Предыдущий выпуск проекта — Я помню: "Все рыдали, но были уверены, что наши войска очень быстро остановят немцев"

Следующий — читайте завтра на LADY.TUT.BY

Теги: Витебск, Минск