Александр Шрамко: Православная церковь во многом держится на том, что у нее есть непрозрачные финансы

Митрополит Минский и Заславский Павел во вторник, 16 октября издал указ, которым отстранил от должности и вывел за штат Минской епархии священника Александра Шрамко “без права служения, ношения иерейского креста и преподавания благословения”. Глава Беларуской православной церкви (БПЦ) в обоснование указа среди прочего называет “систематические публикации в СМИ сообщений, которые порочат Православную церковь и сеют в сердцах людей вражду и ненависть”.

Речь идет о выложенных 13 октября в аккаунте Александра Шрамко фотографиях, где тот удивлялся, что патриарх Кирилл не стал общаться с ожидавшими его в беларуской столице мирянами. В интервью DW Шмарко, служивший клириком Свято-Михайловского православного прихода в Минске, объяснил свои действия, прокомментировал наложенное на него наказание и поделился планами.

Александр Шрамко: Я не ожидал, что из-за этих публикаций может быть такое – у меня были и более критические вещи, более острые посты, которые мне даже друзья предупреждали – будь осторожнее! Это просто попало так, что вся история с фотографиями дошла до самого патриарха. Видимо, если он не сам дал указание, то ждал, что какие-то санкции будут приняты против меня.

Но в принципе это моя тактика… Я ее называю расширением окна Овертона (расширение рамок допустимого спектра мнений в дискуссии. – Ред.). Я хотел бы, чтобы церковь была свободна, чтобы в церкви можно было высказываться и каждому говорить то, что он считает нужным; чтобы обсуждалось все, чтобы не было табу ни на какие темы. Надо реформировать церковь снизу, создавая как бы аналог гражданского общества, только в церковном варианте. И таким образом менять ситуацию на местах, чтобы постепенно церковь демократизировалась.

– Эти открытые, потому что не ожидал каких-то последствий – это же просто фотографии с места событий.

– Я видел ваш пост о том, что было нарушение правил при наложении на вас наказания. Что вы собираетесь с этим делать?

– Я с этим ничего не собираюсь делать.

– У нас в принципе есть механизм. Можно по формальным признакам, потому что неправильно оформлен указ, подать в общецерковный суд. Он рассмотрит, может вынести какое-то решение. Но я думаю, что (подавать в суд. – Ред.) бесперспективно, тем более, что вопрос касается того, что патриарх задет. Я не думаю, что кто-то будет меня оправдывать. Хотя бывали такие случаи, что оправдывали священников, но там дела не касались патриарха.

– Это не смирение, я не верю в результат.

– У меня статус мирянина. Я могу молиться, креститься, причащаться – все это можно. Соответственно я уволен со своего прихода, я уже не священник Михайловского храма. Меня правильно называть запрещенный священник Минской епархии.

– На пенсии уже. Священники получают пенсию на общих основаниях. Когда они работают, им приход отчисляет процент зарплаты в Фонд соцзащиты населения (ФЗСН). Но поскольку у нас в церкви у всех принята “черная касса”…

– Да. Православная церковь во многом держится на том, что у нее есть непрозрачные финансы, специально делают так, чтобы поменьше платить налогов. С официальной части зарплаты идут налоги и отчисления в ФЗСН, ну и соответствующая пенсия получается. Вот у меня пенсия 250 рублей (примерно 102 евро, средняя пенсия в Беларуси 375 рублей или 153 евро. – Ред.). На такую пенсию, конечно же, не проживешь.

– Такой поворот возможен, пожалуйста, пусть берут (показания. – Ред.). Я могу сказать, сколько я конкретно получал денег и сколько там числится. Но я думаю, что ничего этого не будет. Все об этом хорошо знают, с советских времен это идет.

Я считаю, что священник должен быть на одном уровне с паствой. Сейчас большинство священников все больше по уровню жизни сравниваются с другими людьми. Я еще помню, что в 90-х годах мне было стыдно сказать соседям, сколько я получаю, потому что они получали в разы меньше. Сейчас священник в городском храме получает от 1 до 2 тысяч рублей (от 406 до 813 евро. – Ред.), но это не официально.

– Конкретно не думал. Я говорю всем: предложите работу. Возможно, это будет какая-то публицистическая деятельность. Когда я был “в запрете” в прошлый раз в 2007 году (за участие без благословения митрополита в пресс-конференции организаторов кампании “За свободу совести”. – Ред.), тогда было сложнее в том плане, что дочь моя была еще маленькая, а пенсии не было никакой.

– Наоборот, у меня жена говорит: “Давно пора!”. Она еще более радикально настроена, чем я, отношение у нее еще более непримиримое к происходящему в церкви.