Пластический хирург о самых трудных операциях: «Хочешь спать спокойно - не делай носы»

Источник материала:

Алексей Дужий — не типичный пластический хирург: вместе с часами носит на руках браслеты, предпочитает алкоголю зеленый чай, свободно говорит по-белорусски. За постами в его Инстаграме следит более 12 тысяч подписчиков. В сториз он выкладывает не светские выходы, а видео из операционной. До того, как начать собственную практику, Дужий пять лет проработал ассистентом пластического хирурга в Гомеле.

— Оглядываясь назад, я понимаю, что мой путь в пластическую хирургию был осилен во многом благодаря удачно сложившимся обстоятельствам и помощи старших коллег, которые в меня поверили. Казалось бы, кому нужен был молодой специалист из района?

(После окончания медицинского университета Дужий 2,5 года отработал по распределению в Петриковской ЦРБ общим хирургом и онкоответственным по району, — Прим. редакции).

Но заведующий отделением торакальной хирургии Гомельской областной клинической больницы, выдающийся хирург Александр Ануфриев в меня поверил и помог устроиться в отделение на полставки.

Затем я поступил в ординатуру по хирургии в Минск, где моим куратором стал доктор медицинских наук, профессор, председатель Общества пластических, реконструктивных и эстетических хирургов Беларуси Владимир Подгайский — человек с большой буквы, который научил меня бережному обращению с тканями, основам пластической, эстетичекой и реконструктивной хирургии. Благодаря этому случаю в меня поверил и принял на работу в клинику пластической хирургии Чеслав Кушелевич. Он был одним из первых в Беларуси, который начал проводить пластические операции ещё в 90-е годы.

Я проработал его ассистентом пять лет, он помог мне сформировать образ мышления пластического хирурга, научил этике и деонтологии, научил самостоятельно выполнять ряд пластических операций.

Спустя пять лет работы в Гомеле я почувствовал, что могу попробовать себя в качестве самостоятельного пластического хирурга, создать свой бренд. Единственное, был вопрос, как это сделать? На оклад особо не разбежишься, — в 2011—2016 годах зарплата ассистента пластического хирурга в частной клинике составляла 700 долларов, в то время как средняя цена книги по пластической хирургии — 500.

Участие в международных конференциях и мастер-классах платное, — 500−1000 долларов, а ведь надо еще на что-то жить, заправлять автомобиль, девушку куда-то сводить… Рассмотрев все возможные варианты, я решил переезжать в Минск.

С первой работой в столице помог друг — известный пластический хирург Олег Стасевич. Дело постепенно продвигалось, хоть в первый год-два пациентов было мало, так как в Минске как специалиста на тот момент меня никто не знал (а в нашей профессии важно «сарафанное радио»). Я начал выкладывать видео из операционной, делать посты в Инстаграме с моими работами, постепенно меня стали узнавать, у меня появились свои пациенты. Сейчас я оперирую в двух медицинских центрах, очередь на операции расписана на несколько месяцев вперед.

В планах — организовывать в Беларуси медицинские фестивали по типу тех, что проводятся в Украине, с участием светил мировой пластической хирургии. Мой девиз: #яганарусямедыцынайбеларусi.

Постоянно езжу в Европу, Японию, США на мастер-классы, стажировки и международные конференции. И сравнивая работу наших и зарубежных специалистов, могу сказать, что у нас есть очень одаренные, талантливые хирурги, которые ничем не уступают раскрученным именам и обладают достаточной квалификацией.

Это очень ошибочное мнение — для того, чтобы сделать хорошую пластическую операцию, нужно ехать за границу. Учиться и перенимать друг у друга опыт действительно надо, — пластическая хирургия развивается очень быстро, появляются новые техники, учения, инструменты.

— Какой последний инструмент вы себе приобрели и во сколько он вам обошелся?

— Набор инструментов для ринопластики (около 1000 долларов), инструменты для блефаропластики (около 500 долларов). Инструменты приходится обновлять, так как они приходят в негодность от частого использования и стерилизации — например пинцеты и ножницы.

— Ходят слухи, что в Беларуси делают плохие носы…

— Судить о том, хорошо или плохо в Беларуси делают носы, должны не хирурги, а пациенты, прошедшие ринопластику. Да, действительно, после ринопластики больше всего недовольных клиентов. Не только в Беларуси, но и везде в мире. Среди пластических хирургов бытует выражение: «Хочешь спать спокойно — не делай носы».

Поэтому только треть из нас занимается ринопластикой. Лучшие носы (это не официальные данные, а мнение большинства коллег) делают в Турции. У турецких мужчин и женщин носы, так скажем, этнические, с горбинкой. Это генетическая особенность. Поэтому очень распространены операции по изменению формы носа, и хирурги выполняют ее мастерски. В Турции практикует один из лучших ринопластов в мире, к которому я ездил на мастер-классы.

— И на ком же вы учились?

— На трупном материале. Конкретно в Турции во время кадавер-курса (специальный мастер класс в морге) использовали головы американских бездомных из города Феникс, штат Аризона, завещавщих свое тело медицине. К ним бирки были прикреплены, поэтому я знаю. На моей странице в Инстаграме есть фото и видео с этого курса.

— Какие операции вам скучно делать, а какие — интересно, и почему?

— Мне нравятся интеллектуальные операции, требующие неординарного решения задач. Например, операция по коррекции размера груди. У всех женщин грудь разная, и нужно подобрать под эти уникальные формы определенные импланты, рассчитать их положение, решить математическую задачу, связанную с цифрами, геометрическими измерениями.

Грудь — это, по сути, 3D проекция. Нос — это тоже 3D модель, плюс этот орган выполняет важнейшую функцию в организме, поэтому здесь очень важно не навредить, произвести расчеты верно. Когда принимаются такие сложные решения, это интересно, — мозг работает, генерируются идеи, происходит развитие. А когда работа монотонная — пересадка волос, например, — то это не так интересно.

— Был ли соблазн исправить что-то в своей внешности? Пластические хирурги вообще делают это?

— У меня по линии дедушки алопеция. Когда клиенты приходят на консультацию по пересадке волос, спрашивают, — почему вы сами себе это не сделаете? Проблема пластических хирургов в том, что мы долгое время не решаемся что-то хирургически в себе изменить, потому что, будучи врачами, не доверяем никому так, как себе. Как освободится время, сделаю пересадку волос, предварительно ознакомившись с работами коллег, чтобы убедиться в том, что они соблюдают все те тонкости, которые соблюдаю я. Еще меня спрашивали, не хотел бы я подколоть мои довольно тонкие губы… Однако, я к такому преображению не готов.

— В чем проявляется профессиональная деформация пластических хирургов?

— В том, что автоматически сканируешь людей на предмет каких-то диспропорций, асимметрий. Лежишь на пляже, видишь, идет человек. Думаеш, какую часть сделал бы более тонкой и изящной, где бы убрал, где бы добавил, и как бы это технически осуществил…

— Это мешает пластическим хирургам строить личную жизнь?

— Как и всякий мужчина, я сначала смотрю на внешность женщины, потом уже на личные качества. Пластические хирурги по своей природе — эстеты. Мы во всем ищем гармонию, стремимся к ней. Однако, если к миловидному лицу и пропорциональному женскому телу не прилагается ум, — то для меня это такая же диспропорция. Очень ценю в девушках чувство юмора, харизму.

— Есть ли какой-то недостаток во внешности, который лично вам кажется милым, и вы не стали бы его исправлять?

— Оттопыренные ушки, на мой взгляд, придают образу задорности. Взять, к примеру, актрису Кейт Хадсон, — вот у кого, казалось бы, всегда была возможность исправить этот очень выраженный «дефект»! Когда пациентки приходят ко мне с просьбой исправить лопоухость, я пытаюсь убедить их, что ушки у них очень привлекательные. Но девушки все равно считают, что все их проблемы, связанные с личной жизнью, карьерным ростом, из-за оттопыренных ушей. Если очень сильно упираются, настаивают на своем, то, конечно, провожу операцию, так как человек все равно пойдет и сделает операцию, а в хорошем результате своей работы я уверен.

— Когда вы в последний раз отказывали пациенту в операции?

— Последний раз отказал девушке восемнадцати лет в операции по исправлению формы носа. Многим в юности присуща дисморфофобия — неудовлетворенность своей внешностью. Это легкое психическое расстройство, которое обычно проходит с возрастом. Основные его симптомы — мысли человека о том, что он уродлив, ужасно выглядит, человек постоянно сравнивает свою внешность с внешностью других людей и чрезвычайно озабочен какой-то определенной частью своего тела. У этой девушки уже стоял имплант в подбородке, причем стоял криво. Плюс ее не устраивал нос, хотя нос — классный.

— Что мужчины на самом деле думают о женщинах с силиконовой грудью?

— Если грудь сделана классно, качественно, если она эффектная, то для меня разницы нет, силиконовая она или настоящая. Главное, чтобы выглядела естественно и пропорционально. А то, бывает, пациентки гонятся за размером, и в итоге выглядит все это гротескно, чрезмерно.

— А вы не знаете, как обычно пациенты добывают деньги на операцию? Усиленно копят, берут кредит, нанимаются на вторую работу? Может, делятся с вами…

— Белорусы, как правило, не берут кредиты на пластические операции. Пользуются системой рассрочки. Вообще меня удивляет, как легко наши люди тратят деньги на новую модель айфона, поездки, модную одежду, и какими они экономными становятся, когда речь заходит о стоимости пластической операции. Телефон они поменяют через 2−3 года, машину — через 7, а пластическая операция — это одноразовая инвестиция, результат которой длится всю жизнь.

— Позволяете себе выпить после тяжелой операции?

— После операции не пью никогда. Если где-то с друзьями собираемся, то могу позволить бокал легкого алкоголя. Тяжелый алкоголь не люблю. Я считаю, что алкоголь — это не способ расслабиться, а аперитив. Меня расслабляют прогулки на природе, горные лыжи, спортзал, бассейн.

— Ваша необычная фамилия — точно не псевдоним?

— Фамилия — настоящая. Сейчас я горжусь ею, а в детстве, конечно, стеснялся.

— Вы, помимо хорошо скроенных костюмов, носите вышиванки. Это потому, что модно, или историей увлекаетесь?

— Я горжусь тем, что белорус. В детстве слышал красивую белорусскую речь (не трасянку) от бабушки и дедушки. С отцом говорю только по-белорусски, как и с большинством своих друзей. Мои любимые наручные часы — «Луч» с белорусским орнаментом «Вытокi» на ремешке.

Мне нравится фотографировать белорусскую природу, — одна из моих фоторабот одержала победу в республиканском фотоконкурсе «Это твоя земля». Я также являюсь сябрам «Таварыства беларуская мовы», пишу стихи на белорусском языке.

Когда в Слониме к Дню белорусской письменности в центре города сделали мурал с изображением театра Михаила Огинского и надписью на русском языке, я лично добивался того, чтобы надпись заменили на белорусскую. Обратился в Слонимский райисполком. Вначале мне ответили, что надпись исправят на белорусскую до 1 июня, а потом прислали официальный отказ с формулировкой, что надпись решили сохранить на русском языке «для сохранения национально-языкового согласия в обществе».

Дело приняло общественный резонанс, поэтому все-таки надпись переписали по-белорусски, а внизу оставили более мелким шрифтом русскоязычный перевод «для согласия в обществе». В общем, я рад тому, что сейчас в Беларуси стало модно интересоваться историей, языком, что люди охотно носят одежду с белорусским орнаментом, национальными мотивами. Только я это делаю не по соображениям моды, а по убеждению.

— Чувствуете себя немного богом, исправляя «божью» работу?

— На эту тему есть хороший анекдот. Чем бог отличается от пластического хирурга? Тем, что бог не думает, что он — пластический хирург.

Теги: Гомель, Минск